Другой своеобразный шедевр — это монстрик, которого Яльга достает из-за межмировой стены на испытании некромантов в КОВЕНе. Даже не сам монстрик (крокозябр полиморфный обыкновенный, что с него возьмешь), а его описание с наглядной демонстрацией, проведенное усердной студенткой Ясицей. Перечисление достоинств хрюкальца, хавальца и хапальца, даже с пропущенным мявальцем, производит неизгладимое впечатление не только на профессорскую коллегию, но и на читателей. Кстати, это очень кинематографичный эпизод.

Помимо нормального живого юмора в трилогии встречаются фразы, которые рано или поздно обязательно пойдут в народ. Это не только бытующие в студенческой среде вроде «режим, тако же рекомый распорядком дня, есмь дело, зело необходимое для каждого студента, а особливо для женского полу, ибо женщины суть существа нежные и ранимые…», но и вневозрастные перлы, например, «у некроманта и лекаря методы в принципе одни и те же и цель одна: поднять клиента на ноги». Благодаря им книга вполне может рассчитывать на приз зрительских / читательских симпатий, сходный с тем, который Яльга завоевала на риторическом турнире.

О серьезном. Текст хорошо проработан как по сюжетной линии, так и по основным эпизодам. Нет ощущения жесткости, но вместе с тем нет и расплывчатости или бессвязности, когда автор явно задумывается над тем, чего бы еще написать. Конечно, главная героиня не ставит перед собой и остальными философских вопросов и не рассуждает о природе магии или о тайнах бытия, но чего вы хотите от первокурсницы — вспомните себя в этом возрасте, если имеется такой опыт.

Тем не менее в трилогии имеется хорошо угадываемый второй план, который проступает наружу в заключительных главах, где над милыми студенческими шалостями начинает преобладать нечто более весомое. Прелюдией к этому служит большой эпизод с «вынужденной практикой на природе», где герои попадают в магический вариант Бермудского треугольника и сталкиваются с неведомыми силами, а повествование приобретает форму квеста с прохождением различных ловушек и преодолением препятствий. По возвращении оказывается, что дело это секретное и непростое, можно сказать, государственного значения, но даже пережитые злоключения бледнеют на фоне новой тайны, открывшейся студентке Ясице. Теперь уже в лучших традициях мистического фэнтези она понимает, что ее связь с магистром Эгмонтом Рихтером, окутанная легким романтическим флером, была совсем неслучайной. Надо полагать, что, вызволив вместе с ним оборотня Сигурда из тюрьмы КОВЕНа, она поставила крест на своей дальнейшей учебе и открыла новый жизненный горизонт — но для чего? Для того, чтобы разобраться в загадке Слепого Треугольника? Для борьбы с пробуждающимися силами разрушения? Или для того, чтобы утратить свою индивидуальность в новой триединой сущности? Впрочем, это вряд ли. Такие вопросы лучше переадресовать авторам и констатировать, что неизбежное случается, причем довольно часто.

Естественно, многое осталось за кадром, но у меня складывается впечатление, что в российском фэнтези появился новый жизнеспособный персонаж, имеющий все шансы побороться за благосклонность читателей. Хотелось бы, чтобы эти усилия увенчались успехом и мы получили бы яркий многогранный образ, не похожий ни на что другое. Известно, что некоторые фантасты занимаются «прокачкой» своих героев от одного романа к следующему в полном соответствии с правилами компьютерных игр. Так вот, настоящие герои нуждаются не в «прокачке», а в постепенном обретении мудрости и человечности, как это происходит у людей, достойных называться людьми. Пока у Яльги Ясицы с этим все в порядке; посмотрим, что будет, когда она немного повзрослеет. Шопенгауэр придумал, Артур Мейчен развил, а Пол Андерсон с коллегами по цеху неоднократно воплотил идею о том, что сила богов и героев угасает и пропадает, по мере того как люди отвращают внимание от них. Думаю, намек понятен: коллективное намерение читателей может вознести героя к сияющим высотам или низвергнуть его в прах. Выбирайте сами.

Остается лишь пожелать авторам дальнейших успехов и завершить этот набросок к их творчеству строками великого поэта древности Гум-ил-Лева (другие его стихи они цитируют в своем произведении):

Я помню древнюю молитву мастеров: Храни нас, Господи, от тех учеников, Которые хотят, чтоб наш убогий гений Кощунственно искал все новых откровений.

***

Упреки льстивые и гул мольбы хвалебной Равно для творческой святыни непотребны. Вам стыдно мастера дурманить беленой, Как карфагенского слона перед войной.

Полный вариант см. в магическом сборнике «Огненный столп» (1921, доступен в разных изданиях). Дерзайте!

Кирилл САВЕЛЬЕВ
,

Примечания

1

Представитель восточного народа, житель пустыни.

2

Стихи Рудаки.

3

Черная ромская собачка!

4

Разрази меня солнце!

Вы читаете Жребий брошен
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

2

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×