И что вы думаете? На другое же утро является Вавка на пункт в своем старом пальтишке перелицованном. Но меня это не успокоило: вот как, думаю, уловила, значит, мое неодобрение, решила поостеречься. Не стала я в лоб ее спрашивать, осторожненько говорю:
- Здравствуй, Вава. Холодновато сегодня, тебе не кажется?
Только хитрость моя была грубо пошита. Зыркнула на меня Вавка, усмехнулась - и подает мне открыточку.
'Вава, милая, - читаю. - С нетерпением жду Вас в Москве, на студии, в любое удобное для Вас время. Съемки в Пицунде, потом в Монреале, так что будьте готовы к длительному путешествию. Ваш Боборыкин'.
- Это кто такой? - спрашиваю. - Фотограф, что ли?
- Эх, глубинушка, - засмеялась надо мной Вавка. - Кинорежиссер самый лучший в Союзе. Фильм 'Весна во льдах' видела?
- Ну? - спрашиваю. - И зачем же ты ему так срочно понадобилась?
- Да не для того уж, конечно, чтобы твист танцевать. Фильм снимать будем, я в заглавной роли. Видишь, в Монреаль надо ехать. А Монреаль - это тебе не пансионат на Клязьме. Лазурный берег, сама понимаешь.
Прислонилась я к холодильнику, голова кругом идет, ничего не соображаю, как пьяная.
- Вот кого ты, значит, подцепила. Вот кто норками тебя одаривает...
- С ума ты сошла, - говорит мне Вавка. - Я в глаза его еще не видела.
- Ну а где же твоя шуба?
- Обменяла.
- На что?
- А вот на эту открыточку.
Тут в жар меня так и кинуло.
- Господи! - кричу я ей. - Да объясни ты мне все или пропади с моих глаз, пока я тебе челку не выдрала! Дашь ты мне покой или нет?
- А я от тебя, - говорит мне Вавка, - ничего скрывать не собираюсь. Как от лучшей и единственной подруги. Всю историю на прощанье выложу.
- Как на прощанье?
- А так. Ухожу я из этой конторы и в Москву уезжаю. Вернусь из Монреаля не стану же я чужие сервизы перетирать. Кино - это дело затяжное, один раз уцепишься - а там само повезет. Лет на двадцать хватит хлопот, пока внешность моя не истратится.
Помолчала я, глазами похлопала.
- А обмана тут нет?
- Все проверено, - отвечает мне Вавка. - Вот и адрес мой проставлен, и телефон киностудии. Я вчера уж в Москву звонила: ждут меня, не дождутся, съемки не начинают. До обеденного перерыва с тобой отсижу, а там, извини, поеду. Дело-то важное, понимаешь?
- Понимаю, конечно, - сказала я и слезами вся облилась. - Паспорт не забудь захватить. Без паспорта тебя не узнают.
И все плачу, все плачу, никакого удержу нет.
- Да чего ревешь-то? - рассердилась Вавка.
- Как-то сразу все, - говорю. - Постепенности нет, вот и страшно мне за тебя. Пропадешь без возврата.
- Ах, ты странная какая, - отвечает мне Вавка. - Как же нет постепенности? Говорю тебе: с рук взяла кофту плюшевую, кофту выменяла на шубу, а шубу - вот на эту открыточку.
- И все у одной бабы?
- Все у одной бабы.
- Врешь, - говорю. - Ой, Вавка, врешь. И через твое вранье я на слезы вся разойдусь. Очень уж ты девка беспутная.
- Ладно, Зина, - говорит мне Вавка. - Всем делилась с тобой, поделюсь и сейчас. Может, ты в жизни тоже устроишься.
Вытерла я быстренько слезы, вывесила на двери табличку 'Учет', сели мы с Вавкой на пол за прилавком, чтобы с улицы видно нас не было, смотрит Вавка мне в лицо и спрашивает:
- Скажи мне, Зинаида, чего ты в жизни больше всего желаешь?
- Чтобы Гриша мой вернулся, - говорю. - Больше мне от жизни ничего не требуется.
- Экая ты дура, - отвечает Вавка с досадой. - Ну, вернется, поживет с тобой месяц, а потом загуляет - и опять поминай как звали. Хочешь мужа солидного, терпеливого?
- Не трави ты мне душу. Конечно, хочу.
- Ну, так слушай меня. Сразу после работы отправляйся, голубка, в центр. Возле магазина 'Маруся' - на Суворова, знаешь? - подворотня есть. Войдешь во двор - там женщины толпятся, кто продает барахлишко импортное, кто покупает. Ты на эту приманку не клюй, проходи в дальний угол, за гаражи, и спрашивай Татьяну Петровну. Она тебе все, что надо, устроит. Подойдешь к ней - режь напрямик: так и так, мол, я от Вавы пришла, хочу замуж выйти, а человека поблизости нет. Да прикинь заранее, кого тебе надо: брюнета или седого, ученого или военного. Татьяна Петровна любит в таких делах определенность.
Не поверила я ни одному ее слову, однако для виду и для подначки спрашиваю:
- Как же она мне мужа устроит? Адрес даст, телефон или тоже открыточку?
- А это уж не твоя забота. Думаю, что и сама не заметишь, как знакомство завяжется. Где-нибудь в автобусе подсядет к тебе человек, глазки твои похвалит, улыбочку. Ну а дальше - как с Татьяной Петровной обговоришь, так и будет. Хочешь - на другое утро в загс, а не хочешь нахрапом - будет по ночам под окнами твоими дежурить, сигареты покуривать...
- Мне курящего нельзя. Ребенок в доме, и отец человек больной.
- Ну, конфеты грызть 'Театральные'. Я с одной там встретилась, с клиенткой. У нее такая же ситуация: одинока и дитя на руках. В договоре это все обозначить придется.
- В каком таком договоре? - Сердце у меня так и замерло.
- А что ж ты думаешь, - отвечает мне Вава с усмешкой, - на одном честном слове это предприятие держится? Бланк заполнишь, бумагу подпишешь, в двух экземплярах, все чин по чину.
- Документы с собой, значит, брать?
Смеется Вавка.
- Никаких документов этой тетке не надо. Она человека насквозь видит. А соврешь - сама же и пострадаешь. Ты лицо подлежащее.
- Так-то так, - говорю. - И во сколько же мне обойдется эта услуга?
Рассердилась на меня Вавка.
- Бестолковая ты, Зинаида. Где это видано, чтоб мужей за деньги доставали? Ни копейки ты на этом деле не потеряешь, поверь мне на слово. В деньгах эта тетка не заинтересована.
- В чем же она заинтересована?
- А в том, чтобы ты, простофиля, счастье свое нашла.
Смотрю я на нее в упор и чувствую: хитрит моя подружка, скрывает.
- Вот что, Вава, - говорю я ей, - давай начистоту. В жизни мне никто ничего бесплатно не делал, кроме государства, а твоя Татьяна лицо, как я понимаю, частное. Говори всю правду, не бойся, я уже ко многому привыкшая. Но вслепую действовать не люблю.
- Все на месте узнаешь, Зинаида, - отвечает мне Вавка решительно. - Поезжай и не думай плохого: сделка вполне законная. Знай одно: все, что ты ни попросишь, она для тебя сделает.
- Так уж прямо! А если я немыслимое попрошу: красавицей захочу стать писаной?
- Воля твоя, - говорит Вавка. - Но не очень я тебе это советую. Ну устроит она тебя куда надо, щеки там тебе уберут, нос подправят, а дальше что? Для обыкновенной жизни ты и так хороша, а безумство не в твоем характере.
- Ну а если я мужа себе закажу, двухэтажный дом да еще в смысле внешности мелкие изменения?
- Ишь какая ты ловкая, - смеется Вавка. - Так и я бы хотела. Однако норку возвращать пришлось, хоть и жалко было до ужаса.
- Кто ж она такая, - спрашиваю, - эта Татьяна Петровна? Аферистка, сводня или похуже кто?
- А я и сама не знаю, - отвечает мне Вавка. - В договоре написано 'агент', а от какой организации - не разберешь: буквы на печати смазались.
Тут как раз мой сыночек из школы пришел, в дверь стучится. 'Мама, кричит, - мама!' Обрадовалась я без памяти, что дурной разговор наш придется кончать: совсем мне Вавка голову заморочила. Вскочила я, к двери бегу открывать, а Вавка мне из-за стойки:
- Так смотри не забудь: улица Суворова, магазин 'Маруся', дворик с правой стороны, спросить Татьяну Петровну.
- Ай отстань, - отмахнулась я от нее, - не пойду я никуда, и дела твои темные, неприятные.
Впустила я своего Толика: пальтишко у него нараспашку, личико румяное, портфель расстегнут.
- Мама, - кричит, - мама, я по пению пятерку получил!
И с разбегу головенкой в грудь мне тычется, руками своими мокрыми меня обнимает. Я сняла с него шапку, волосики его потрогала: влажные они, потные.
- Ах ты ласковый мой, - говорю, - соловеюшко, придется мне в кафе тебя отвести, мороженого покушаешь.
Тут Вавка моя поднимается, ни кровинки в лице у нее, глаза как стеклянные. Стоит смотрит на нас и губы свои полные покусывает.
- О себе не хочешь думать, - говорит она мне, - о сыне бы хоть подумала.
- А что о нем думать? - отвечаю. - Вон какой мужичок: добрый, веселый.
- Ну а толку что? - говорит мне Вавка. - В тебя пойдет - дурачком помрет, в отца пойдет - сопьется.
Я так прямо и обомлела - никогда мне Вавка таких слов не говорила: все, бывало, похваливала. 'Такую мать, как ты, - говорит, - днем с огнем не отыщешь'. Да и то: у меня все разговоры о нем. Как мой Толенька ест, как мой Толенька спит, как учителя на него не нахвалятся. Что ни вечер - я Толеньке своему новое баловство придумываю: то в кафе его отведу, то игрушку куплю, то мы с ним на лодках кататься наладимся. Все хотелось мне, чтоб ни дня у сыночка моего не было без радости. Чтоб из школы домой, как на праздник, шел, чтобы я у него была лучше любой подружки. Марки Толенька стал собирать - так я втайне журнал специальный почитываю. Нет-нет да и удивлю сыночка познанием своим, чтоб он не терял ко мне доверия. Вавка все сердилась сперва ('Личной жизни не ведешь, распустеха!'), но потом прониклась, одобрять стала мое поведение.
И вот тебе подарочек на прощанье: '...дурачком помрет...' Да еще со злостью, с усмешечкой. Рот я раскрыла, губами шевелю, а сказать ничего не умею. Даже Толик мой - и тот испугался.
- Мамка, ты чего? - бормочет. - Мамка, я пойду лучше.
- Да ты что, сынок, - наклонилась я к нему. - Это ж тетя Вава, или обознался?