увеличению десятникова стыда.
— Чай — это пить хорошо, — машинально и заботливо поправил иностранца Дружина Егорович. — А еще, батеньки мои, настоечка рябиновая — пить хорошо. И наливочка клюквенная — пить хорошо… А водочка яблочная — пить еще лучше…
Красная душа-девица Серафима-царевна под ручку с супругом ее разлюбезным Иваном-царевичем, младшим сыном старого царя Симеона, улыбаясь так, что губы сводило и раскланиваясь так, что голова отваливалась, с послом, посланником, подпосланником, предпосланником и посланцем Тарабарской страны с супругами, боком-боком утащила мужа в сторону к окошку и тяжко перевела дух.
— Ф-ф-фу, Вань… Сил моих дамских больше нет… Когда это уже кончится? Одни и те же комплименты сколько раз без видимых приступов тошноты повторять можно? На кой пень их столько наприглашали? Ну, позвали бы из стран двадцати-тридцати, и за глаза хватило бы! Некоторые названия, вон, не только ты — даже Дионисий-библиотечный не знал!
Иванушка, судя по мельком проскочившей на его честной физиономии мучительной гримасе, чувствовал то же самое. Но то из-за принадлежности к полу сильному, то ли потому, что имел больше практики, лишь мужественно насупился и сурово проговорил:
— В свете новых реалий глобальной политики Белого Света никогда не знаешь, какая страна и в какой момент попадется в сеть наших международных интересов. Или мы — в ее. Поэтому, на всякий случай, надо поддерживать добрососедские отношения со всеми. Чтобы не было потом мучительно больно.
— Добрососедские! — заранее признавая свое поражение, но не желая сдаваться без боя, саркастически фыркнула царевна. Два часа повторяющихся каждые три минуты разговоров об охоте, рыбалке и погоде доведут до состояния тихого озверения кого угодно. — Соседи — это Лесогорье, Вондерланд, отряги, сабрумаи, ну, пусть даже Вамаяси, хоть до них от Лукоморска — как до луны пешком… Ну, друзей-союзников бы пригласили — Кевина, Олафа, Конначту с семействами, остальную шайку-лейку, пельменей налепили бы все вместе, упились бы до поросячьего визгу, какой Новый Год без этого, вроде и праздника не было… А остальные-то нам кто? Живи они там у себя на лешачьих выселках, как хоти!..
— Ноблесс оближ, — хитро прибег к последнему неубиваемому аргументу Иван. — Одних пригласишь, других нет — обидятся.
— Которых пригласили? — кисло буркнула Серафима, и тоскливо затянула, глядя на кишащий прислугой двор: — Ой, ноблесс, ноблесс — не оближь меня…
— Сеня, люди слышат, — с укором пробормотал на ушко супруге Иванушка.
— А что я — в ноты не попадаю? — вяло изобразила обиженного гения царевна, покорно вздохнула и жалобно глянула на мужа. — Когда они уже все за столы рассядутся, а?..
Супруг нахмурился озабоченно.
— Когда Василий с караканским, улюмским, уч-арамским и шахрайским послами поговорит. Ты же помнишь, что они… вычудили…
— Помню, — поморщилась и прикусила губу царевна, собрала в кулак всю свою гражданскую позицию, и обреченно вопросила Ивана: — Ну, так что? Кто у нас там следующий?..
— Его превосходительство посол Нени Чупецкой Кардак Бармак Шабрак Забрак Бешбермак Эскатон Осилли с супругой, посланником второй степени, атташе третьего ранга и переводчиком четвертого сорта! — распахнулись входные двери Большого зала приемов.
— Кто?..
— Где?..
— Кого?..
Фуршет, не донесенный до рта, застыл на полпути в наманикюренных ручках гостей.
Шампуньское втуне пузырилось и стреляло углекислым газом в забытых бокалах.
Выдыхалась клюквенная наливка.
Засыхали яблоки и груши, превращаясь в сухофрукты.
Остывало какао.
Согревалось мороженое.
Разочарованно опадали взбитые сливки.
А глаза дипломатической братии, с весьма обоснованным риском выскочить из орбит и оказаться на тарелках с канапе, были прикованы к перемещениям умопомрачительной делегации.
Походя кивнув вамаяссьскому послу, подмигнув бхайпурскому консулу и игриво помахав опахалом всем девяти супругам дар-эс-салямского посланника, экзотическая, но очень целеустремленная группа мастерским маневром, достойным самого генерала Блицкригера, оттерла от столика с холодными мясными закусками вечно голодную кучку узамбарских атташе (что не удавалось до них сделать ни одному гостю вот уже на протяжении десяти лет) и за обе щеки принялась оценивать лукоморскую кухню.
Судя по энергии и аппетиту жюри, ниже пятерки с плюсом в их шкале не было отродясь.
Поверхность столика быстро опустела.
Хищные взоры и захватнические планы удивительной делегации простирались теперь на запад — в область, оккупированную подносами с рыбной нарезкой.
— Э-э-э… добрый вечер… — раздалось несмелое покашливание за пестрыми, сомкнутыми вокруг обреченного рыбного столика в плотную стену, спинами.
— Наливки. Клюквенной, — высунулась из-за спин рука и нетерпеливо помахала пустым бокалом из- под шампуньского. — Промто, промто. Шаляй-валяй.
— Сейчас.
Иванушка послушно схватил с подноса проходящего мимо официанта глиняную бутыль и наполнил предложенную тару.
Каковая моментально исчезла в тесном кругу, но через несколько секунд явилась снова.
— Повторить.
— Мы очень рады, что наше угощение…
— Произвело на вас такое впечатление. Но перед тем, как кушать, как насчет поговорить про погоду и охоту? Не то, чтобы мне этого очень хотелось, но Ваньшин братан, местный царь, будет на меня пять минут дуться, если я этого не сделаю.
— Кхм…
— Э-э-э…
— Ёк-к-к-к…
Рыбное ассорти крупными недожеванными кусками ушло в нень-чупецкие желудки, и на чету лукоморских наследников престола устремились с оранжевых с благородным серебристым отливом физиономий пять пар виноватых глаз.
— А, может, лучше про рыбалку? — выдавил первым самый разряженный из делегации. — Я в детстве по сей части на Мокрой…
— Ой…
— ОЙ.
По лицу великолепной пятерки Сенька с удивлением поняла, что только что стала свидетелем какого-то конфуза.
Какого именно — соображать пришлось недолго даже Ивану.
Облако озарения — но иного, более глубокого — пробежало и по лицу Серафимы.
— И частенько вы в наших краях рыбку ловить изволили, — сладенько улыбаясь, проговорила она, — господа артисты?
— Наша не есть артисты, — мужественно попытался спасти положение засланец в самом ощипанном тюрбане. — Наша есть посола великий страна!
— И как он на вкус? — рассеянно полюбопытствовала царевна глядя в потолок, и тут же устремила насмешливый взгляд на окончательно сконфузившуюся труппу[3], тоже вспомнившую парня и девушку, подбадривавших их в самом начале их сегодняшнего бенефиса с глашатым.
— Вешайте, всех не перевешаете! — мрачно, но неустрашимо прогудел сквозь рыбу и крошки
