Москит

— Уж вроде где и быть свежей рыбе, — продолжал жаловаться Суджи, стараясь отвлечь Тео, — как не на этом острове. Так весь улов расхватали, пока я до города добрался. На берегу опять что-то стряслось. Может, в этом дело? Говорят, военные на своих машинах прямо по песку за людьми гонялись, пока всех не поубивали. Говорят, совсем мальчишки эти бедолаги были, сэр. И никто не знает, что они такого сделали. — Суджи беспомощно всплеснул руками. — Тела так на берегу и бросили. Местные убрали мертвых. Военные только убивают, а люди хоронят, и неважно, буддисты они или христиане. Армия всегда найдет, на кого грязную работу спихнуть.

Тео заерзал в кресле. Он переживал не меньше Суджи, но по иным причинам.

На пятый вечер отсутствия Нулани он снова решил прогуляться по берегу, и никакие мольбы слуги его не остановили.

— Ничего со мной не случится, Суджи. Такие, как я, их не интересуют. Я слишком известен. Меня не тронут.

И он отправился к океану. Полная луна щедро серебрила водную рябь. Торопливо простучал колесами экспресс на Коломбо. Берег был пуст, никаких следов девушки. Да что с ним такое! Тео раздраженно вздохнул. Неужели он сходит с ума? Наверняка она занята: помогает матери по дому, шьет и… чем там еще занимаются местные девчонки семнадцати лет? Да она и не говорила, когда снова придет, убеждал себя Тео, гадая, почему он сам не свой. Время не стоит на месте, в Англии скоро зима. Агент вечно ждать не будет, а книга почти не продвинулась.

Тео долго смотрел на флуоресцирующий под луной океан.

Дома Суджи встретил его возгласом:

— Посмотрите!

В руке он держал лист бумаги. Тяжелые благоухающие цветы светились в темноте белыми пятнами. Тео поднес листок к лампе и развернул. Нулани прислала портрет: мужчина сидит в бамбуковом кресле на веранде, рядом стол, накрытый расшитой скатертью, на столе чашка чая. Мужчина изображен в профиль, и все же выражение недовольства, злости, затаенной жестокости. И все это — на маленьком листке, местами бумага прорвалась под напором грифеля.

— Это ее дядя, сэр, — сказал Суджи, когда Тео показал ему рисунок. — Я его знаю. Дурной человек. Говорят, он и выдал мистера Мендиса, натравил на него тех тугов. Ему никогда не нравился муж сестры. В их семье семеро братьев, и все они не выносят, когда женщина идет против их воли.

Тео ощутил, как его кольцом стискивает ярость. Вместе с гневом проснулась и тревога за девушку.

— Думаю, я прогуляюсь до дома миссис Мендис, — сказал он.

Но Суджи готов был стоять насмерть, лишь бы не позволить Тео совершить страшную глупость.

— Вы в своем уме? О небеса, оставьте вы эту семью в покое, сэр! Здесь нельзя встревать в чужие дела. Умоляю, мистер Самараджива, это не Англия. Ничего с девочкой не будет. Это ее семья, и у Нулани есть голова на плечах. Завтра придет. Или через день. Вот увидите.

Казалось, умудренный опытом родитель увещевает своевольного ребенка, и Тео, забыв на миг про злость и тревогу, обрадовался. Не удивительно ли, как легко они сблизились с Суджи. Стали друзьями — несмотря на царящую вокруг опасность. А может, и благодаря ей.

— Суджи, — негромко произнес Тео в темноте. — Знаешь, я считаю тебя добрым другом. Кажется, мы с тобой всю жизнь знакомы.

Он запнулся. Хотелось бы сказать гораздо больше. Хотелось выразить, как греет его растущая близость с Суджи. Но Тео колебался, не находя нужных слов. И Суджи, похоже, боялся нарушить молчание, словно проникнув в его мысли. Так и не рискнув ничего добавить, Тео налил обоим пива. Но возникшая между ними теплота не исчезла, напротив, заняла место в груди, свернувшись клубком, точно сытая кошка. Тео снова поднес к глазам листок, лишь теперь заметив под рисунком два восклицательных знака. И что хотела этим сказать Нулани?

— Помните, я говорил, сэр, что девочка знает и понимает свою семью лучше, чем вы. Наверняка от души смеется над своим дядюшкой. Не надо так волноваться, она за себя постоит. Завтра придет, вот увидите, — повторил Суджи, довольный, что Тео передумал идти к Мендисам. — А я приготовлю свежий сок лайма и рыбное карри. Завтра.

— Я бы хотел иметь детей, Суджи, — признался Тео чуть позже, откинув свои страхи. Уже много дней ему не было так спокойно, как сейчас.

Суджи серьезно кивнул:

— Дети приносят счастье, сэр. Вместе с вечными неприятностями. А наши дети, похоже, рождаются, чтоб было кому страдать после нас. Боль и страдания, страдания и боль. И так до бесконечности. Ужасное проклятие, сэр. Кара за нашу жадность.

Тео, прищурившись, смотрел на него. Он совсем отвык от неспешной философии неотвратимости своих соплеменников. Едва он открыл рот, как Суджи остановил его взмахом руки. Луна уплыла за облако; морской ветерок шелестел в листве. Сколько таких же нежных ночей они с Анной проводили в рыбацких деревушках на юге Франции. Что-то зашуршало в траве, Суджи неслышно метнулся за угол дома. Решив, что его помощник услышал скрип ворот, Тео поднялся, но миг спустя до него донеслись звуки борьбы, сдавленный вскрик, — и Суджи появился из кустов, выпихнув перед собой парнишку лет четырнадцати. Одной рукой он накрепко сцепил руки парня за спиной. Желтый шар луны высветил лезвие ножа в другой руке Суджи.

— Хотел в дом залезть, сэр. Вот с этим, — мрачно сообщил Суджи, вскинув нож. С силой толкнул незваного гостя в сторону Тео и добавил на сингальском: — Говорит, ему приказали.

— Что ж ты собирался украсть? — также на сингальском спросил Тео.

Мальчишка и не подумал ответить. В следующий момент, вырвавшись из рук Суджи, он ринулся через сад, взлетел на стену и исчез. Тео и Суджи выбежали на улицу, но незадачливый вор уже растворился в ночи. Убедившись, что парня и след простыл, Суджи запер все ставни и с лампой обошел дом — приглядывался ко всем подозрительным теням в саду, шурудил в густой высокой траве.

— Завтра скошу, — пробормотал он, беспокойно качая головой.

А заодно завтра же и освещение в саду наладит — другим неповадно будет лазить. Парень вряд ли из убийц, скорее мелкий воришка, таскает что плохо лежит, сбывает и достает наркотики. Однако осторожность никогда не помешает. Завтра надо порасспросить в городе, а сейчас сэр пусть идет спать.

Тео зажег противомоскитную спираль, плотно закрепил сетчатый полог вокруг кровати и, уже засыпая, вспомнил, что не спросил у Суджи, кто принес послание от девочки. И напоследок подумал, что Суджи, пожалуй, прав: завтра Нулани обязательно придет.

Утром она сидела на своем привычном месте на веранде и рисовала бамбуковый шезлонг- качалку.

— Так-так. — Тео улыбался, опускаясь в шезлонг. — С возвращением!

Он мог поклясться, что услышал едва различимый трепет крылышек. Желто-зеленые попугайчики неутомимо порхали в кронах деревьев; из дома текла музыка; воздух нашептывал обещания. Минувшая ночь стерлась из памяти.

Нулани сообщила, что дядя с рассветом уехал. В субботу уроков нет, так что ей удалось сбежать. Очень хочется рисовать, столько времени зря пропало из-за дяди. Он приезжал поговорить о Джиме, целыми днями рычал, а мама то ругалась, то плакала. А дядя свое гнул — чтобы Джим к нему пошел работать. Или служить?

— Что-то там военное, — фыркнула Нулани. — По-моему, они шпионят за людьми и в армию доносят. Дядя сказал, что Джим уже большой. Пора, говорит, школу бросить. Нечего за партой торчать, когда в стране война и Шри-Ланка ждет таких парней, как Джим.

— Что? Ты серьезно?

— Да. Только Амма не согласна. Она о другом для Джима мечтает. Папы нет, она боится еще и сына потерять. «Рано или поздно, — заявил дядя, — рано или поздно счастье улизнет от Счастливчика Джима. И что тогда? Пусть-ка берется за дело. Пусть покажет, на чьей он стороне, пока его к ответу не призвали».

— Иными словами, дядя угрожал твоему брату? — спросил Тео.