у того, и у другого. – Я с большим сожалением узнал о вашем ранении, – продолжал Бомон так, словно его шурин не имел к этому происшествию никакого отношения. – Не лучше ли было вам отдохнуть, ваша светлость?
– Ах, этот отдых, – со скучающим выражением произнес Вильерс. – Не стоит преувеличивать его значение, особенно сейчас, когда появился шанс сыграть в шахматы. Видите ли, – добавил он, – я не люблю проигрывать.
– Но мы делаем не больше одного хода в день, – с наигранной серьезностью возразила Джемма, – и сегодня вы не сможете определить, проиграете вы или победите.
– Я приложу все силы, чтобы привести вас в трепет своим искусством шахматиста. Испуг лишит вас способности логически мыслить, и вы сами бросите игру.
– Такая перспектива меня действительно пугает. Я согласна с мужем, вам нужен отдых, но раз вы настаиваете… Если вы соблаговолите сопровождать меня в библиотеку, то мы можем начать игру.
– Окажите мне честь, – поклонился Вильерс.
Джемма взяла его под руку, и они двинулись сквозь толпу. Шушукавшиеся пэры расступились перед ними, словно перед всходившей на трон королевской четой.
– Признаться, мне гораздо больше пришлась по душе камерная обстановка, в которой прошла наша первая встреча, – сказал Вильерс.
– Если вы настаиваете на продолжении игры, когда в доме полно народа, то вас не должна смущать публичность. Я ни за что не приглашу вас в свою спальню во время приема.
Поприветствовав лорда Сосни кивком, Вильерс снова повернулся к Джемме.
– Я кое-что понял во время поединка с вашим братом, – сказал он.
– Что вам было бы неплохо взять несколько уроков фехтования? – предположила Джемма с самым невинным выражением лица. Заметив, что леди Рапсфеллоу с выпученными от напряжения глазами прислушивается к их разговору, герцогиня с улыбкой обратилась к ней: – Да, миледи, мы намерены начать вторую партию. Не хотите ли к нам присоединиться?
Издав восторженный возглас, почтенная дама засеменила за ними.
– Вы слышали старую легенду о дудочнике, который уводит крыс из города? – шепнул Вильерс, наклонившись к Джемме.
– Я рассчитываю, что леди Рапсфеллоу помешает вам сосредоточиться, – рассмеялась герцогиня. – Так что же вы поняли во время дуэли?
– Будучи человеком неглупым, – продолжал с улыбкой Вильерс, – я сразу сообразил, что моя жизнь в руках вашего брата. В голове наступила особая ясность, как бывает, когда вдруг оказываешься на краю пропасти…
– Деймон никогда бы не пошел на убийство, – попыталась успокоить герцога Джемма, одновременно кивая двум дамам, которых даже не знала по имени.
– Правда, я решил, что доброе имя невесты значит для Деймона меньше, чем моя грешная жизнь, но ведь я мог и ошибиться, не правда ли? Вы думаете, этот случай изменил меня? Увы, этого не произошло.
– Понимаю, – ответила Джемма. – Однажды в Париже я попала под карету, и когда пришла в себя, то первая мысль была не о том, что станет с моей душой, а цела ли моя пелерина.
У распахнутых дверей библиотеки стоял наготове лакей, ожидавший приказаний. Сопровождаемые примерно сорока гостями Джемма и Вильерс прошли внутрь и уселись за шахматный столик. За спиной картинно завернувшегося в свой великолепный плащ герцога маячил лорд Рэндалф.
– Кажется, недавнюю партию у Парсло вы начали с пешки на е-4, – напомнил лорд. – Сегодня вы атакуете с другого направления?
– Нет, – буркнул Вильерс, ставя пешку на е- 4.
– Новшества всегда рискованны, – улыбнувшись Рэндалфу, резюмировала герцогиня и сделала свой ход.
– И это все? – взвизгнула леди Рапсфеллоу. – Больше ничего не будет?
– Шахматная партия – довольно скучное зрелище, миледи, если игроки делают по одному ходу в день, – умиротворяющее заметил лорд Рэндалф, подхватывая ее под руку и направляя к двери.
– Не следует ли им еще подумать? – артачилась почтенная дама.
Джемма поймала взгляд Вильерса – его глаза под тяжелыми веками смеялись.
– Я как раз собираюсь последовать совету этой леди, – сказал герцог, – поэтому не считайте себя победительницей раньше времени.
– Недооценивать противников не в моих правилах, – ответила Джемма.
Нетерпеливые наблюдатели начали покидать библиотеку столь же стремительно, как и вошли.
– Вы недоговорили, ваша светлость, – напомнила Джемма герцогу. – Что же вы поняли во время дуэли с моим братом?
Оглядев опустевшую комнату, он откинулся на спинку стула и произнес:
– Что совершил ошибку.
– Только одну? – Герцогиня не смогла скрыть разочарования. – Я своим давно счет потеряла.
– Тогда у вас преимущество, потому что на моем счету не так уж много ошибок.
– Это вы так думаете, – уточнила Джемма.
– Вот именно. Но если уж я совершаю ошибки, то стараюсь это делать элегантно, – продолжал Вильерс. – Одной из моих ошибок стал Бенджамин, герцог Берроуз.
Джемма удивленно подняла на него глаза, но он предвосхитил ее вопрос:
– Я знаю, вы наслышаны о самоубийстве Бенджамина и о моей роли в этом деле. Мы с вами решили стать друзьями, но, боюсь, после смерти Бенджамина многие сомневаются, что я способен на искреннюю дружбу.
– Я с вами не согласна. Действительно, Бенджамин предпочел умереть…
– После того как проиграл мне в шахматы.
– …но его смерть не может бросить тень на вас. Бенджамин то и дело совершал необдуманные поступки, о которых после жалел.
– Вы правы…
Вильерс опустил взгляд, и его длинные ресницы скрыли от Джеммы выражение его глаз. Внезапно он снова взглянул на нее, и теперь в его глазах было нечто такое, что заставило ее слегка покраснеть.
– Я принял решение больше никогда не допускать ошибок в отношениях с друзьями, – проговорил герцог.
– Не бойтесь, я не убью себя в случае вашей победы, – ответила Джемма. – Можете даже меня критиковать. Во мне столь силен боевой дух, что я скорее убью вас, чем себя.
– Вот дрянь! – выругался Вильерс, впрочем, лицо его оставалось совершенно бесстрастным.
– Видите, мы действительно можем стать добрыми друзьями, – со смехом констатировала Джемма. – Я столь же страстная поклонница шахмат, как и Бенджамин, но когда проигрываю, то стремлюсь только к одному – отыграться.
– Шахматы – ваша единственная страсть?
Она замолчала, обдумывая ответ, но потом решила быть искренней до конца:
– Думаю, да. Я очень ценю своего мужа, друзей, обожаю брата, но мое сердце принадлежит шахматам. По моим наблюдениям, у таких, как я, других увлечений практически не бывает.
– Пожалуй, я – подтверждение вашей теории, – ответил Вильерс. – Но у меня нет семьи, которую я мог бы любить, поэтому мои чувства направлены на противоположный пол, хотя отношения с ним весьма непостоянны.
– Как и мои, – призналась герцогиня. – Это серьезный недостаток, который часто приводит к большим скандалам.
– И все же я бы не отрицал возможность любви столь категорично, как вы. Несколько недель назад, когда вы предложили мне свое расположение, я сказал, что никогда не пойду на связь с женой моего старого друга Бомона…
Джемма замерла – действительно, тогда, сердясь за что-то на мужа, она предложила Вильерсу себя, но он отказался.
– Так вот, я передумал, – продолжал герцог. – В те пять минут, когда моя жизнь висела на кончике клинка вашего брата, я вспомнил, что никогда по-настоящему не любил женщину. А ведь именно об этом я мечтал много лет! Не могу объяснить, почему столь опрометчиво пренебрег своей мечтой.
Лицо Джеммы напряглось.
– Надеюсь, вы не хотите сказать, что любите меня? – спросила она.
– Нет, конечно, – заверил герцог. – Но я могу вас полюбить. Уверен, из всех знакомых женщин вы единственная, кто может воспламенить мое сердце. Понимаете, для любви всегда нужна решимость. Обожая шахматы, я чувствую, что одной этой страсти мне недостаточно. Возможно, мы с вами найдем друг в друге то, чего нам не хватает.
– Если только мы способны на истинную любовь…
– Думаете, вы не способны? А вот у меня была любовь, правда, не в общепринятом, плотском смысле этого слова.
– Бенджамин?
– Да. И еще, – Вильерс снова поднял на Джемму глаза, и этот взгляд заставил ее вздрогнуть всем телом, – Элайджа Бомон, ваш муж.
– Вы же были друзьями детства…
– Он был прекрасен уже в ту пору.
– Мой муж?
– Он хотел переделать мир, строил различные планы и без устали делился ими с другими.
– Элайджа до сих пор полон планов, – с симпатией заметила Джемма. – Похоже, он уверен, что без него палата лордов не сможет работать.
– Он думал так и раньше, и, возможно, был прав. Элайджа не только умен, он честен, а это большая редкость среди политиков.
– Что же погубило вашу дружбу?
– Что обычно губит мужскую дружбу? – криво усмехнулся Вильерс.
– Женщина? – догадалась Джемма.
– Ее звали Бесс. Я хотел бы в красках описать ее красоту, но, на беду, слишком плохо помню ее лицо, хотя искренне любил ее или думал, что любил.
– И Бомон тоже? – не удержалась от смешка Джемма. – Представляю, как вы с ним соперничали друг с другом в борьбе за внимание этой Бесс. Судя по имени, она не принадлежала к нашему кругу и вы не могли на ней жениться, да?
– Имя ничего не значит: одну из моих высокородных кузин тоже звали Бесс – Вильерс встал и предложил собеседнице руку. – Но вы, разумеется, попали в точку, потому что наша Бесс занимала вполне достойное положение в обществе – она разливала пиво в деревенском трактире.
– Представляю, как вы с
