Барон не боится споткнуться на следующем шаге, не чувствует жара и холода одновременно. Закусив губы, Алси смотрела на алтарь, который, казалось, грозил уничтожить весь ее мир. Во что она впуталась?
Она шла к алтарю рядом с незнакомым мужчиной, поражаясь, что дрожащие ноги держат ее. Ей нужно нарушить молчание, заставить барона заговорить с ней, иначе она потеряет самообладание. Алси никогда не была сильна в шутках и не знала, подобают ли они во время того, что можно назвать свадебным маршем, но она должна найти подходящие слова, чтобы сохранить хрупкое самообладание.
– Церковь прелестная, – нашлась наконец она.
– Да? – ответил барон.
Алси не поняла, говорит ли он всерьез, но, подняв глаза, увидела на его лице удовольствие. От этого барон показался ей молодым и проказливым, и у нее странно дрогнуло сердце.
– Совершенно восхитительная, – заставив голос звучать нейтрально, сказала она, не понимая, придал ли ей разговор уверенности или еще больше сбил с толку.
Когда Алси снова посмотрела вперед, то увидела, что священник уже ждет их, хотя, в первый раз взглянув на алтарь, его не заметила. Священник был с бородой и в высоком черном клобуке православной церкви.
Алси внимательно взглянула на барона.
– Я думала, вы католик.
– Банат[2] не слишком давно принадлежит Австрии, – мягко сказал он, – и, по давней традиции, ориентируется на Константинополь, а не на Рим. Или, скорее, на самого себя, хотя всегда придерживается восточных обрядов.
Снова Алси уловила на лице барона вспышку радости, а под ней странный проблеск сожаления. Раздраженно сжав губы, она не пыталась разгадать причины.
– Вам не приходило в голову, что я имею право знать, в какую религию должна перейти? – прошипела она.
– Какая разница?
На этот раз смешинкам в светло-голубых глазах барона сопутствовала властная снисходительность, раздражая и без того издерганные нервы Алси.
– Если религия ваших предков так мало значит для вас, что вы решили перейти в католичество в обмен на удачный брак, сомневаюсь, что вы будете сожалеть о ней больше, приняв православие, – добавил барон.
Возмущенная, Алси уже открыла рот, чтобы изречь едкий уничтожающий ответ, когда ей пришло в голову, что не прошло и десяти минут знакомства с нареченным, а она уже препирается с ним ни больше ни меньше во время свадебной церемонии. Действительно, с момента их встречи она только и делает, что пререкается. «Правду говорят, милые бранятся – только тешатся», – подумала она с внезапным отчаянием. Ее темперамент совсем не подходит для воспитанной леди, только глупый, отчаявшийся человек или чужестранец мог взять ее в жены.
Алси пыталась найти какие-то приличные слова, чтобы залатать брешь, которая, как она видела, начинает разверзаться между ней и бароном, но не могла.
Ее внутренний порыв остыл, а мозг вернулся к происходящему. Почему барон ввел ее в заблуждение относительно своего вероисповедания? В этом не было смысла. Учитывая враждебность последователей англиканской веры к католикам, ее жених мог бы догадаться, что все, за исключением ислама, будет принято более благосклонно, чем католицизм.
Священник торжественно кивнул Алси. У него был морщинистый лоб и крючковатый нос над густой бородой, но строгий вид смягчали теплые карие глаза, которые, казалось, почти подмигивали ей. Несмотря на обуревавшие ее сомнения, Алси немного расслабилась.
Священник заговорил на незнакомом языке, которому Алси не знала даже названия, обращая прочувствованные слова к барону, но вовлекая в разговор и невесту, периодически взглядывая на нее. Барон Бенедек с легкостью отвечал священнику на том же языке. Некоторые фразы смутно походили на латынь, большего Алси сказать не могла.
Но, даже не понимая слов, она могла разобрать интонации и язык телодвижений: священник перемежал торжественные слова с увещеваниями, барон занял миролюбивую позицию. Он одержал победу. Видимо, все проблемы разрешились, потому что священник с улыбкой повернулся к Алси и, запинаясь, с сильным акцентом сказал по-немецки: «Machen keme Sorgen. Wir sprechen Sie, was Sie sagen». «He волнуйтесь. Мы скажем вам, что говорить», – машинально перевела про себя Алси.
С этими словами священник отошел назад к алтарю, и барон подвел Алси к ступенькам амвона. Священник в последний раз отечески улыбнулся ей, потом, к ее испугу, три раз мягко дунул на нее, осенил крестом ее лоб и грудь, положил руку ей на голову и начал произносить долгую молитву. Его звучный голос взлетал к высоким сводам и доходил до всех собравшихся. Алси застыла на месте. Время от времени паства что-то хором пела, священник снова дул Алси в лицо. Она поворачивалась то к собравшимся, то к алтарю. Служка возглашал что-то из тени, барон шепотом подсказывал Алси слова, которые она должна повторить и которых не понимала.
Через несколько минут барон прошептал ей на ухо:
– Теперь говорите: Pisteuo eis ena Theon, Patera[3]…
Алси с облегчением узнала греческий. Мозг перевел слова на английский, и она поняла, почему слова показались ей такими знакомыми, – это был «Символ веры». Алси послушно повторила фразу, четко и без запинки, совсем не так, как прежде давала ответы на незнакомом языке. Она почувствовала прилив благодарности к барону Бенедеку. Оказывается, причина проверки ее знаний отчасти состояла в том, чтобы найти подходящий язык, на котором ей легче произнести наставление обращающихся. Было бы мучительно механически повторять незнакомые звуки.
Алси подвели к маленькой купели. Ритуал крещения продолжался. Она стояла спокойно, когда священник помазал ее елеем, а когда он наклонился начертать крест на ее ногах, поняла, почему ее попросили снять чулки. Затем священник, погружая руки в купель и зачерпнув воды, трижды возложил их на склоненную голову Алси. Ледяная вода побежала по растрепанным волосам за воротник, оставляя мокрые пятна на лифе забрызганной грязью амазонки. После очередной долгой речи священник снова помазал Алси елеем и подвел к алтарю. У нее ноги тряслись от исходившего от каменных плит холода, ум затуманивала усталость. Страх, который Алси испытала, войдя в церковь, превратился в оцепенение задолго до окончания церемонии.
Через несколько минут прихожане с жаром запели молитву, а выступивший из толпы мужчина встал рядом с Алси и бароном. Значит, начинается церемония венчания? Алси бросила на барона нерешительный взгляд, а он посмотрел на нее с такой уверенностью и даже с триумфом, что ее тело дрогнуло в плотской реакции. Он не жалеет, что решил жениться на ней, во всяком случае, пока. Барон ни секунды не колебался, не выказал сомнений и неуверенности. «Но он не женщина», – предательски нашептывал Алси внутренний голос. Чем рискует мужчина в браке, даже в таком? Ее же единственной защитой была неприкосновенность личной доли в приданом.
Священник снова заговорил, и Алси опять вовлекли в круговерть чужих традиций. Она повторяла разные фразы, как на обычной английской свадьбе, но на языке, которого она не понимала, и явно произносила слова неправильно. Священник надел кольцо на безымянный палец ее правой руки и трижды поменял его с кольцом барона. Как необычно, подумала она, что мужчины тоже носят кольца.
Вдруг она услышала, что барон Бенедек произносит ее имя, – значит, это обмен клятвами. Когда пришла ее очередь, Алси повторила те же звуки, но, должно быть, не заметила, как в спешке пробормотала его имя, не разобрав его в потоке незнакомых слов.
Откуда-то извлекли пару венцов, соединенных лентой, и возложили им на головы, трижды снимая и надевая. Барон все время держал Алси за руку. Они трижды отпили вина из бокала, потом священник повел их вокруг аналоя. Паства тем временем опускалась на колени, поднималась, пела и нараспев отвечала на возгласы священника, дьяконы и служки исполняли свои скромные роли.
Венчание неожиданно закончилось, и новоиспеченный муж, крепко взяв Алси под руку, повел назад сквозь толпу. Некоторые прихожане зааплодировали новобрачным, но большинство оживленно болтали, обсуждая только что закончившуюся церемонию.
Через несколько мгновений Алси снова очутилась в коридоре, в котором барон поцеловал ее перед свадьбой. Теперь он остановился, захлопнул дверь церкви, словно закрыл дверь в личную гостиную, и снова посмотрел на Алси. Медленная улыбка расплывалась на его лице, и Алси снова обдало жаром.
– Теперь мы официально поженились. Все, что полагалось выполнить по закону, завершено, – сказал барон, и его светлые глаза блеснули.
Алси разинула рот, а ее муж расхохотался, как напроказивший мальчишка, и, быстро наклонившись к ее раскрытым губам, поцеловал, как опытный мужчина. Не успела Алси ахнуть, как барон выпрямился, и ее тело завибрировало от шока. У нее возникло ощущение, будто она до сего момента не понимала, что значит слово «чувствовать»; что ее нервы до сих пор спали, а теперь вдруг встрепенулись и запели противоречивую мелодию.
– Там ваша горничная, – отрывисто сказал барон, кивком головы указав в конец коридора, и свет, льющийся из дальней двери, блеснул на его волосах.
Алси услышала слабый стук каблуков по каменным плитам.
– Ей покажут, где мои покои, и она придет переодеть вас к обеду. – Барон умолк, позволяя новобрачной вникнуть в сказанное.
– Вы хотели сказать «наши» покои? – придя в себя, возразила Алси, не успев обуздать присущий ей дух противоречия.
Барон медленно оглядел ее, и она проглотила ком в горле от легкости в голове и тяжести в теле.
– После сегодняшней ночи они будут
