случиться между нами то, что случилось? Разве мне пришло бы в голову так холить и лелеять тебя, как сейчас? Став моей возлюбленной, ты поймала меня в сети, ты меня покорила навсегда. А теперь мы связаны… Ты должна чувствовать это, милая… Это так сильно, так правильно!
Ощущение его близости наполняло ее блаженством. Ей не требовалось доказательств: она знала, как дорога ему, как глубока его любовь и нежность. И еще она знала, что может исполнить все, лишь бы он был рядом.
Страх отступал, и больше всего на свете ей сейчас хотелось раствориться в полном слиянии их душ и тел. Они стремились друг к другу, как умирающий от жажды стремится к роднику. Нет, эта потребность была чем-то большим, чем голод и жажда. В их любви заключалась сила, с которой миру придется считаться.
Первые проблески рассвета застали ее перед зеркалом: она снова терзала свои великолепные медно-рыжие волосы, создавая из них уродливое подобие парика Елизаветы. Затем она расправила и разгладила наряд из пурпурного бархата и вынула из ларца с драгоценностями маленькую корону-венец. Теперь, когда она готовилась принять участие в этой безумной авантюре, она твердо решила — идти до конца. Она знала: чтобы успешно выполнить свою миссию, ей придется стать Елизаветой.
С бесконечной скрупулезностью она воспроизвела мельчайшие детали королевского грима. Она не пожалела ни белил, ни румян, ни пудры; губную помаду пришлось наложить таким образом, чтобы рот казался узенькой прямой полоской. Завершив этот кропотливый труд, Сабби повертела головой, чтобы оценить плоды своих усилий.
Когда Шейн зашел посмотреть, как продвигаются дела, его взгляд, полный восхищения и благодарности, сразу придал ей сил и отваги.
Каждый из них не слишком надеялся на себя, чтобы решиться заговорить, но каждый обретал уверенность в присутствии другого.
Сам Шейн выбрал из своего гардероба роскошный костюм из серого бархата с прорезями, сквозь которые виднелась подкладка из атласа аметистового цвета; на ноги он натянул высокие сапоги из серой замши. Все это идеально сочеталось с пурпурным одеянием Сабби. Они оба наряжались для исполнения своих ролей, словно готовились подняться на подмостки Театра Розы; вот только роли, которые им предстояло сыграть, были делом жизни и смерти.
Они проехали в закрытой карете вдоль Темзы до лондонской заводи, где стояли на якоре многочисленные хокхерстовские суда. Там — это даже позабавило Сабби — они пересели на барку, расцвеченную в цвета Тюдоров — белый и зеленый. Это не была барка королевы, но на вид могла сойти за таковую. Шейн каким-то образом ухитрился собрать «свиту» из трех фрейлин, юного пажа и двух дворян. Вся эта свита выглядела столь достоверно, что Сабби вполне могла бы попасться на удочку, если бы не знала наверняка, что все это — ряженые.
День выдался пасмурный, над Лондоном нависли свинцовые тучи, и, пока барка неторопливо совершала свой путь к речным воротам Тауэра, Сабби одолевали мрачные предчувствия. Шейн подал ей золотую маску на длинной ручке, и внезапно ей показалось, что ее внутренности превратились в какой-то пудинг, во рту пересохло, губы прилипли к зубам, а сердце забилось так громко, что барабанные перепонки должны были вот-вот лопнуть.
Путь закончился подозрительно быстро, и Шейн помог ей сойти на пристань. Перед Сабби стояла полдюжина солдат дворцовой стражи. Она споткнулась, но Шейн поддержал ее сильной, уверенной рукой, и в это мгновение начала подниматься решетка, открывая доступ к первому ряду тяжелых, окованных железом ворот.
— Именем королевы, откройте! — протрубил паж.
— Именем королевы, откройте! — повторили стражники своими низкими зычными голосами.
Шейн передал ей драгоценный флакон, и, когда она старательно спрятала его у себя под корсетом, на нее вдруг накатила волна ужаса: казалось, что голова у нее разрывается в клочья, а грудь сдавило так, что невозможно вздохнуть. И внезапно, словно спасительное озарение, словно отблеск детской веры в чудо, в памяти у нее вспыхнули слова молитвы, которой некогда научил ее отец:
«О святой Иуда, апостол и мученик, стойкий в добродетелях и щедрый на чудеса, ближний ученик Иисуса Христа, верный заступник всех, кто прибегает к твоему покровительству, к тебе взываю я из глубины своего сердца и смиренно молю тебя, кому Господь даровал столь великую силу, прийти ко мне на помощь.
Снизойди к моей горячей мольбе! А в ответ обещаю тебе, что буду прославлять твое имя и научу других уповать на тебя!»
Неожиданно для себя Сабби обнаружила, что охранники Тауэра пребывают в еще большей панике, чем она сама. Еще бы — вот так, нежданно-негаданно, оказаться перед августейшим лицом самой государыни! Сабби немедленно поспешила облегчить их участь.
— Джентльмены, джентльмены, прошу, никаких церемоний. Я здесь потому, что мне так захотелось. Я услышала, что у вас под замком содержится Черный Призрак, и это пробудило мое любопытство. Поэтому я уговорила моего драгоценного Бога Морей сопровождать меня сюда… я желаю убедиться собственными глазами!
Она проследовала по переходам Тауэра, милостиво отвечая величественными жестами на поклоны каждого встречного стражника.
Когда был вызван старший тюремщик, которому надлежало сопровождать ее величество к узнику, Сабби пришлось сделать глубокий вздох, чтобы совладать с волнением.
Он поспешно явился на зов, но ему совсем не хотелось показывать ей узника, которого пытали этой ночью. Вместо этого он пригласил ее в уютную приемную, где она могла бы подкрепиться с дороги и подождать, пока вызовут коменданта Тауэра.
— Если бы мне вздумалось попить чаю, сударь, я посетила бы другое место! Запрещаю вам беспокоить коменданта, он сейчас у меня в немилости, и видеть его мне не угодно! — Она опустила маску и в упор взглянула в глаза пожилому тюремщику, а затем строго осведомилась:
— Вы состояли в охране крепости, когда я была здесь заключена, сударь?
— Нет, нет, ваше величество, — поспешил он заверить ее в своей полнейшей непричастности к прискорбным событиям давно минувших лет[14].
— Что ж, тем лучше, — холодно бросила она и приказала:
— Ведите!
Всей компании пришлось дожидаться перед входом в камеру, пока тюремщики доставали ключи и отпирали дверь.
— Я думаю, что вашего гнусного узника посетим только мы с лордом Девонпортом.
Мои слуги плохо переносят подобные зрелища.
Оказавшись внутри камеры, Сабби взглянула на Шейна и обомлела. Челюсти у него были стиснуты с такой силой, что она испугалась, как бы ему не изменила выдержка при виде Барона.
— Этого узника пытали! — с трудом выдавил он.
— Да, милорд, и все еще не добились от него ни единого слова.
Сабби заставила себя взглянуть на Барона.
Он был в сознании, и ей было ясно, что он их узнал.
— Вот как? Ни слова? — переспросила она, чтобы скрыть свой ужас.
Тюремщик злобно пнул узника:
— На колени перед государыней, собака!
Она подошла вплотную к Барону, пощупала его шею и всунула флакон в скованные кандалами руки.
— Глупцы! — гневно бросила она. — Этот человек не может говорить… у него перерезаны голосовые связки! Вы что, не заметили эти два маленьких бугорка у него на шее?
Хотя на самом деле никаких бугорков и в помине не было, тюремщик кивнул, едва коснувшись шеи узника.
— Лорд Девонпорт, ваше мнение? — повелительно обратилась она к Шейну.
— Вы совершенно правы, ваше величество.
Пытать этого человека — пустая трата времени и сил. Он ничего не скажет.
Она повернулась на каблуках и быстро вышла из камеры; мужчины поспешили за ней.
— Хотите знать, что я думаю, сударь? — Она бросила на тюремщика холодный взгляд. — Вас одурачили! Это не Черный Призрак. Это какой-то жалкий козел отпущения, которого специально для того и подослали, чтобы он попался в вашу хитроумную ловушку.
— Мы все только выставили себя на посмешище! — с отвращением подтвердил Девонпорт догадку ее величества.
— Ах нет, друг мой: мой преданный старший тюремщик и его верные стражники никому ни слова не скажут про наше посещение.
Он был выбран для этой должности именно потому, что был известен как человек, умеющий держать язык за зубами. — Она помахала всемогущей дланью. — Это свойство заслуживает награды.
Лорд Девонпорт опустил тяжелый мешочек в верноподданную руку, и они поспешно удалились.
Когда Шейн убедился, что Сабби уже ничто не угрожает после того испытания, через которое она прошла, он отослал ее домой, а сам отправился туда, где для завершения трудной миссии требовалось его присутствие.
Роль Сабби была сыграна, но его роль, конечно, на этом не кончилась. Требовалось подкупить гробовщика, который забирал трупы из Тауэра.
Благополучно возвратившись в Темз-Вью, Сабби пыталась успокоиться и отдохнуть, но она была слишком взвинчена, чтобы долго пребывать в праздности. Она не ожидала увидеть Шейна до рассвета следующего дня, когда он сможет доставить домой Барона… в гробу.
Ближе к вечеру во двор Темз-Вью въехала карета: вернулись Мэйсон и Мег. Сабби чувствовала себя виноватой перед ними за то, что из-за нее им пришлось срываться с места, тащиться в какую-то девонширскую глушь — и все только для того, чтобы тут же поворотить оглобли и проделать обратно весь утомительный путь.
— Это была очень приятная перемена обстановки, леди Девонпорт, но, должен признаться, я рад, что вернулся в Лондон.
Сначала ее удивило, что он обратился к ней как к «леди Девонпорт», но потом она
