Остановившись, она потянулась к нему:
— Пожалуйста, возьми меня на руки, — шепотом попросила она, и со вздохом удовлетворения он прижал ее к груди. Сразу же ощутил он у себя в жилах горячий и сильный ток крови и еще — мощную, сладостную боль, что заполняла его чресла. И в тот же миг развеялись все его благородные намерения насчет того, чтобы дать ей развод. К его груди прижималась ее грудь, его руки поддерживали ее стройные бедра, а ее восхитительные ягодицы касались напряженного вместилища его мужских желаний. Упоительная мука толкала его вперед, отгоняя всякую усталость. Если Сабби будет упорствовать и настаивать на том, чтобы сохранить барьер между ними, решил он в ту же секунду, придется этот барьер разрушить, и он сделает это с удовольствием.
Недолгий путь до реки оказался для обоих непостижимо возбуждающим, эротическим путешествием. Никогда еще не ощущала она столь остро близость его могучего мускулистого торса, а когда его щеки случайно касалась прядь ее волос, относимая ветром, он думал, что сойдет с ума от страсти. Когда отряд добрался до реки и все заняли свои места в шлюпках, Шейн не отпустил возлюбленную. Он усадил ее у себя между колен — здесь ей ничто не могло грозить, и здесь их ничто не разделяло. Хотя они находились в битком набитой шлюпке, весь мир как будто отступил, оставив их наедине. Она черпала силу в его силе, безмерное изнеможение последних дней растворилось, и все ее существо полнилось ожиданием блаженства, которое они подарят друг другу, когда наконец останутся одни в его каюте на «Дерзновенном».
Так уж случилось — она полюбила, до потери рассудка полюбила своего супруга, и ее томила ненасытная жажда пьянящих, дурманящих, страстных поцелуев, которую только он мог утолить.
Когда они подошли к «Дерзновенному», Шейн взобрался по веревочной лестнице на палубу, одной рукой прижимая к себе Сабби, а другой цепляясь за веревку. Когда руки возлюбленной обвились вокруг его шеи, а губы оказались в столь соблазнительной близости от его губ, он не смог устоять против искушения и прижался к ним жарким поцелуем, от которого у обоих закружилась голова.
Оказавшись у себя в каюте, он опустил свою бесценную ношу на широкую койку, зажег лампу и направился в угол, где находился сейф. Там он набрал чего-то в горсть и вернулся к койке.
— Сабби, — нежно прошептал он, — мы не могли бы начать все с самого начала? Клянусь, я буду ухаживать за тобой так, как ты этого заслуживаешь. Даю слово, я не буду ни к чему тебя принуждать или торопить тебя.
Все, о чем я прошу, — дай мне шанс добиться твоей любви.
Еще немного — и она тут же призналась бы, что уже любит его и что ему нет надобности этого добиваться… но придержала язык: уж очень заманчивым показалось ей обещание, что он станет за ней ухаживать по всем правилам. Он бережно обнял Сабби и коснулся ее губ легким ласковым поцелуем, а потом, глубоко вздохнув, выпрямился, поднес к губам и поцеловал ее руку. А затем вложил в раскрытую ладонь Сабби бриллиантовое ожерелье.
— Спи спокойно, любимая моя, — тихо сказал он и, с трудом преодолевая себя, поднялся с края койки.
— Куда ты?.. — встревожилась она.
— Я больше никогда не стану заставлять тебя делить со мной ложе, голубка моя. На время путешествия я переберусь к Мэтью.
Она даже зажмурилась, не в силах поверить, что он оставил ее ночевать в одиночестве, а еще поклялся, что так и будет до конца плавания! Потом взглянула на горстку алмазов — ценою в целое состояние, — которую он вложил ей в руку, и едва удержалась, чтобы не разрыдаться. Не нужны ей были никакие драгоценности! Ей был нужен он сам! Ее тело изнемогало от желания ощутить, как он наполняет ее собой… Так именно теперь — ну, не смешно ли? — именно теперь он решил разыграть джентльмена и осчастливить ее ухаживанием… с опозданием на год!
Глава 24
Не скоро смогла Сабби заснуть, но, когда это наконец удалось, ее сон в оставшиеся часы ночи и раннего утра заполонили столь необузданные фантазии, что воспоминания о них еще долго заставляли ее краснеть.
Лежа на двухъярусной койке, Шейн и Мэтт провели долгие часы в нескончаемых разговорах. Они вспоминали детство; они отдали дань сыновнего почтения Себастьяну Хокхерсту, которого любили всем сердцем. Оба сошлись на том, что Себастьян был несравненно выше и благороднее, чем их настоящий отец… И все же в глубине души каждый не мог отделаться от горделивого сознания, что в нем течет кровь ирландских королей.
— Мы ему верим? Насчет Испании? — спросил Мэтью.
— Правильнее будет, если поверим. Он Филиппу во всем подыгрывал, лишь бы узнать точный срок, когда Армада отплывет штурмовать Англию. Вот тут-то он и поднимет бунт в Ирландии — когда Бесс будет не до него.
Мэтью угрюмо заметил:
— Ну и мрачную же картинку ты нарисовал… Война с Испанией, а потом война с Ирландией.
— Я смотрю на вещи здраво, Мэтт. Если у нас есть голова на плечах и мы будем готовы сразиться с испанцами на море, мы завоюем победу для Англии, а потом, может быть, сумеем добиться прочного мира. С Ирландией все не так. Воевать придется на суше. Это дело долгое и кровавое. Ты же знаешь, как не хотят люди служить в тех частях английской армии, которые стоят в Ирландии. Англия может раз за разом силой подчинять эту страну своему владычеству, и все без толку: бунт будет вспыхивать снова и снова, потому что ирландцы — фанатики, одержимые забияки. Они скорей откажутся от пищи, чем от возможности подраться!
— Времени у нас в обрез… Ты отправишься с этими сведениями к королеве или к Берли?
— Я пойду на «Дерзновенном» домой, в Девон, потому что испанцы именно там постараются высадиться… если мы им позволим.
Тебя я заброшу в Ливерпуль и дам с собой депеши для королевы и Берли. Я предупрежу Дрейка и лорда-адмирала, Говарда. Королевский флот уже давно начал подготовку… Ни для кого не секрет, что Филипп собирается на нас напасть. Я хочу, чтобы ты приказал всем хокхерстовским кораблям подтягиваться к Девонпорту. Для капитанов дам тебе письменное распоряжение.
Мэтью чувствовал себя польщенным. Еще бы! Ему снова доверяют такие важные дела, и он понял, что наконец-то былое предательство ему прощено.
— Тебе останется мало времени для Сабби… — заметил он, оставив деловой тон.
Шейн улыбнулся в темноте:
— Времени достаточно… для свадьбы.
А Испания… и Англия… и весь этот чертов мир пусть обождут.
С первыми лучами рассвета «Дерзновенный» поднял якорь и направился по фьорду Карлингтон-Лок к Ирландскому морю. Хокхерст командовал кораблем, и Сабби нашла его на мостике.
— Голубка моя! — сердечно обрадовался он. — Эта сказочная земля принадлежит тебе.
Взяв маленькую, холодную руку жены, он согрел ее своими ладонями. Она обвела взглядом вершины гор, окутанные туманной дымкой.
— Может быть, нам следует отдать ее О'Нилу? — тихо спросила она.
— Сабби, учись у меня: что твое — не выпускай из рук.
Она отвела глаза от гор. Теперь она смотрела Шейну в лицо. Она вглядывалась в резко очерченный рот, в крепкий, надменно поднятый подбородок и выступающие скулы, немало добавляющие к общему впечатлению мощи и бьющей через край жизненной силы. Волна торжествующей любви нахлынула на Сабби, и она едва слышно согласилась:
— Да, я ., я не выпущу из рук то, что мое…
— Нам предстоит пересечь Ирландское море: возьмем курс на Ливерпуль. Если погода не переменится — будем там засветло. Ты не составишь мне компанию за обедом?
— Для меня будет великой честью пообедать в обществе капитана «Дерзновенного», — церемонно ответила она, лукаво покосившись на него.
«Господь всеблагой», — подумал он, — знает ли она сама, что может сделать со мной одна ее улыбка? Знает, наверняка знает: она женщина до мозга костей».
— Спущусь-ка я лучше в каюту… как только мы выйдем в открытое море, я, чего доброго, осрамлюсь у всех на виду.
Он поднял ее руку, прижал к своей щеке и, ограничившись этой мимолетной лаской, озабоченно спросил:
— Любовь моя, ты все еще страдаешь от морской болезни? Странно, ты уже давно должна была бы привыкнуть к качке. Отдыхай, пока можешь, а я через час приду тебя проведать.
— Попытайся не слишком раскачивать корабль, — со смехом попросила она и покинула палубу.
На сей раз морская болезнь мучила ее не слишком сильно, и, когда корабль пришвартовался в Ливерпуле, Сабби о ней и думать забыла.
Шейн заперся с братом на два часа, после чего Мэтью сошел с корабля с письмами для королевы и приказами для капитанов хокхерстовских кораблей.
Для Шейна и Сабби был доставлен изысканный обед, приготовленный лучшим поваром Ливерпуля исключительно из всевозможных даров моря. В серебряных супницах, источавших дразнящие ароматы, были поданы отварные раки, креветки, крабы и омары. Здесь было все — от искусно запеченных сигов до золотистых жареных устриц.
Сабби никак не могла решиться попробовать устриц, но Шейн искушал ее и так и этак, превознося их достоинства и упрашивая:
— Поверь мне, милая, устрицы — это настоящее наслаждение.
Сабби осторожно откусила кусочек и, к своему немалому удивлению, действительно сочла, что это вкусно.
— М-м-м, — ехидно изобразила она блаженство. — Кажется, это и вправду наслаждение… Даже большее, чем любовные игры!
Он сгреб ее в охапку, усадил к себе на колени и скормил ей еще полдюжины устриц.
Когда его сильные загорелые пальцы прикасались к ее губам, она невольно вздрагивала.
— Любовь моя, ты озябла! — воскликнул Шейн, неверно истолковав эту дрожь. — Этот чертов Ливерпуль — самый гнилой
