— Кажется, в желтую, — пожал плечами Ник. — Но точно не знаю. Пойду поищу. Тебе что лучше: эффералган или аспирин?
— Аспирин.
— Ладно. — Он снова исчез в соседней комнате, а Камилла предалась прежним размышлениям.
Она хотела быть в семье главной. Но за первые три дня совместной жизни поняла, что это вздор. Теперь она нуждалась в заботе. Хотя раньше она никому не позволяла за собой ухаживать и терпеть не могла, когда кто-то начинал приставать к ней с поучениями по поводу здоровья. Совершеннолетие — великое дело. Окружающие теряют право командовать тобой. Камилле это нравилось. Сейчас от подобных убеждений ей пришлось отказаться. Пусть Ник поучится ухаживать и нести ответственность не только за самого себя.
Почти сразу после свадьбы жизнерадостная, деятельная Камилла стала вести себя как безвольное, слабое существо, неспособное позаботиться не только о муже, но и о себе. Эти изменения сразу были замечены Аделин, которая не могла скрыть своего недовольства. Ник тоже удивился такой перемене, но потом принял ее как должное. Он стал более ответственным, охотно выполнял ее поручения. Камилла была в восторге. Муж на глазах становился все лучше и лучше. А теперь дошло до того, что он сам определил место для медового месяца. Пусть неудачно, зато сам. И Камилла, дабы не поселить в нем неуверенности, согласилась и даже изобразила радость.
Ник менялся. Довольно скоро он перестал слушать бесконечные наставления матери. Ему исполнилось двадцать шесть, а она продолжала советовать, в какую прачечную отдать белье, к какому стоматологу идти лечиться, в каком магазине что покупать. И вот наконец под влиянием Камиллы Ник, не дослушав мать, в один прекрасный вечер просто повесил трубку. А когда та перезвонила, вежливо объяснил, что идет с женой в ресторан и не может тратить столько времени на пустую болтовню.
В итоге Аделин обрушила весь свой гнев на невестку. Она и раньше ее не любила: сначала просто из ревности, потом за «пассивность». Теперь миссис Спенсер обвинила Камиллу в том, что та настраивает Ника против нее. Сцена получилась некрасивая. Ник оказался на высоте, выпроводив разгневанную матушку, посылающую всяческие проклятья в их адрес. Однако свекровь позвонила уже на следующий день и извинилась. Мир был восстановлен. Хотя Ник и Камилла отлично понимали, что Аделин ничего не простила и не забыла. Просто пошла на временную уступку, а при первом же удобном случае припомнит старую обиду. Молодожены со своей стороны сделали все возможное, чтобы не предоставлять ей подобного случая. И жить стало легче. Телефон звонил теперь реже, указания почти прекратились. А потом Камилла и Ник уехали отдыхать.
Внезапно раздался телефонный звонок. Камилла сняла трубку.
— Алло?
— Камилла? — Голос Аделин доносился откуда-то издалека, будто из колодца, но не узнать его было трудно. — Как вы доехали? Что Ник? Ему вредно много бывать на солнце, я смотрела прогноз погоды — у вас там жара. Проследи, чтобы он…
Камилла положила трубку на полочку рядом с телефоном и позвала мужа:
— Ник, иди, кажется, твоя мать хочет поделиться своими глубокими познаниями в области защиты от солнечных ударов. Успокой ее.
Ник снял трубку в другой комнате.
— Я взял.
— Хорошо. — Камилла снова подошла к окну.
Отель «Оазис», в котором они поселились, находился возле моря. Дома, дома, а дальше бескрайняя водная гладь, словно украшенная яркими треугольниками — парусами. Камилла предалась мечтам. Ник совсем недавно получил от отца — нефтяного магната — какие-то ценные бумаги. Число акций было незначительным, но они приносили огромный доход, по понятиям Камиллы. При этом ничего не делая. Не обязательно при таком мизерном пакете, точнее сказать пакетике, являться на заседания акционеров. Просто на счет в банке ежегодно отчисляется довольно крупная сумма. Отец, хотя и не уделял сыну внимания, но обеспечил его до конца дней. Известие о переводе акций пришло сразу после того, как Ник официально объявил о помолвке. Это был свадебный подарок.
Деньги сняли последние сомнения Камиллы. Она закончила в Лондоне академию искусств и стала дизайнером. Мечта ее жизни — открыть собственную студию — теперь получила твердое материальное основание. Больше она не сомневалась в правильности сделанного выбора. И только в ту последнюю ночь накопившаяся тревога, которую она так тщательно подавляла в себе и скрывала от окружающих, вылилась в слезах. Однако уже к утру Камилла была вновь уверена в себе и непоколебима. Она отдавала себе отчет в том, что любит Ника Спенсера не очень уж сильно, что у него куча недостатков, один из которых, особо неприятный, мать, и что с ним придется поработать. И все же лучше так, чем одной. Глядишь, может, Ник и вправду станет мужчиной, будет за что полюбить по-настоящему.
— Да, все нормально. Хорошо. Нет, не поедем. С часу до трех останемся в номере. Хорошо. — Ник уже начинал раздражаться. Очки сползли на нос, взлохмаченные волосы, казалось, вот-вот поднимутся дыбом.
Камилла подошла к мужу и поцеловала его в щеку.
— Тише, иначе она не усидит дома и прилетит проверить, как мы устроились.
— Хорошо! — выпалил Ник и, повесив трубку, принялся растирать ухо. — Нет, я думал, у меня что-то отвалится. Удивительно, но она умеет отравить любое, даже самое хорошее настроение. И как только я раньше этого не замечал…
Камилла улыбнулась: все шло по плану. Ник преображался на глазах. И… Она любила его. Однажды даже вычитала в каком-то русском романе определение подобного чувства: «любить маленькой любовью в ожидании большой». Да, точнее, пожалуй, не выразишься. Она чувствовала в своем сердце огонь, но какой-то робкий, вялый, что ли. Ему словно чего-то не хватало. Казалось, подуй ветер — и тлеющие угли вспыхнут ярким пламенем. Камилла надеялась, что таким ветром станут изменения, которые происходят в Нике. И огонь уже начал разгораться. Камилла внимательно посмотрела на мужа. Правильные строгие черты лица, голубовато-серые глаза, аккуратные скулы, будто вытесанные из камня. Каштановые волосы. Мягкие, волнистые, они были послушны любым воздействиям, кроме парикмахерских. Никакие гели не могли внушить им покорность. Ник однажды очень долго готовился к важной деловой встрече. Парикмахеры целый час провозились с его непослушными кудрями, но стоило ему выйти на улицу — от укладки не осталось и следа. Ник так разозлился, что забросил расчески и телефоны парикмахерских подальше.
— Ты не представляешь, — продолжал возмущаться Ник, — но мама знает о Дубае вдвое больше, чем местное население. Она сообщила невероятные подробности о необходимых мерах предосторожности.
— Она просто беспокоится, — улыбнулась Камилла. — Это нормально. Ты ведь никогда не уезжал от нее, только когда учился.
— Да, совсем забыл. Я нашел тебе таблетки. Как раз шел отдать, когда раздался телефонный звонок.
И снова заерзала на телефоне в старинном стиле трубка с мраморной ручкой.
— Твоя очередь, — съехидничал Ник, жестом приглашая Камиллу к разговору. Оба поняли, что на этот раз, вероятно, звонит встревоженная мать Камиллы Валери Мэтьюз.
— Алло!
— Дорогая, как вы доехали? Все ли в порядке? — Мягкий ласковый голос приятно ласкал слух.
— Все отлично, мама, устраиваемся, — улыбнулась Камилла. — Погода замечательная, номер восхитительный.
— Ну и хорошо, — заключила Валери. — А то мне звонила мать Ника. Говорит, будто он встревожен и не захотел с ней говорить.
Камилла рассмеялась от души.
— Мама, ты же ее знаешь. Она целых пятнадцать минут разговаривала с Ником, проводила инструктаж по технике безопасности. Он под конец уже был готов убить ее прямо по телефону.
— Боже! Дочка, какие ты слова говоришь! Убить!
— Я же шучу. Мама, у меня правда все отлично. И у Ника. Лучше не бывает. Сейчас разложим вещи и идем осматривать город. Все восхитительно. Правда.