— Так я и знала, что забуду самое главное! Я же хотела на день рождения подарить Ли амазонку!
— День рождения? — поднял брови Тони. — Да, ведь вчера у Ли был день рождения. — Он подмигнул маме и шагнул ко мне. — Я знал, что не зря положил в карман вот это.
Тони достал из куртки маленькую коробочку в золотистой обертке с черной бархатной ленточкой.
— Что это?
— Разве непонятно, что это подарок тебе, Ли? — едко сказала мама. — Возьми и поблагодари.
— Но…
Я медленно взяла коробочку.
— Что это? Что там? — заволновался Трой.
Я развязала ленточку, сняла бумагу. В изящном футляре была золотая цепочка с кулоном в форме океанского лайнера. Кулон и замочек украшала бриллиантовая крошка.
— Ой, смотрите…
Мама с улыбкой покачала головой.
— Красота какая.
— Мне, мне покажите, — пищал Трой.
Я протянула ему футляр. Он был явно разочарован.
— Не плавает…
— Он и не должен плавать, Трой. Это носят на шее. Вот так.
— Посмотри, что с обратной стороны, — сказал Тони.
Я перевернула кулон и прочитала мельчайшие буковки: «Принцесса Ли».
— Какая прелесть! — уже без раздражения сказала мама. — Вот бы отец дарил ей такие вещи, вместо того чтобы заваливать девочку действующими моделями своих кораблей, — добавила она.
— Отцы всегда последними замечают, что их дочери вырастают.
Я подняла глаза и снова натолкнулась на пристальный взгляд Тони. И сразу почувствовала себя взрослой. От этого екнуло сердце, заалели щеки. Я быстро отвернулась.
— Смею надеяться, что тебе понравилось это, Ли, — почти шепотом промолвил Тони.
— О да, конечно! Спасибо! Спасибо огромное.
Посмотрев на маму, я поняла: она хочет, чтобы я поцеловала его. Мне казалось это диким. Хоть я и получила от Тони Таттертона дорогой подарок, мы были едва знакомы. Мама кивнула, поторапливая меня. Я знала, что должна вести себя правильно, если не ради себя, то ради нее.
А Тони уже ждал от меня проявления благодарности. Он наклонился и подставил щеку. Я закрыла глаза и быстро поцеловала его, снова вдохнув запах дорогого одеколона. После папы это был первый мужчина, которого я целовала. Сердце отчего-то дико колотилось. У меня даже голова закружилась. Только бы он не заметил.
— Спасибо, — еще раз пробормотала я.
— Ну а теперь давай наденем его, — сказал Тони, забирая у меня кулон. Как же дрожали мои пальцы. Он начал застегивать на шее цепочку, и я чувствовала жар его дыхания. — Эти замочки такие хрупкие. Ага, получилось.
Он отошел и со стороны посмотрел на свою работу. Кулон покоился меж холмиков груди.
Мама почему-то казалась рассеянной, чуть ли не печальной, будто вдруг ощутила укол зависти. Или ревности.
— Прекрасно! — Тони бесшумно хлопнул в ладоши. — А теперь идем посмотрим лошадей, чтобы, когда у тебя будет амазонка, ты знала, куда в ней идти.
В конюшне Тони сразу позвал Керли, коренастого крепкого шотландца. Волосы у него действительно были кудрявые[2]. И рыжие. На вид — около пятидесяти лет. На его обветренном лице алел такой румянец, что возникали мысли о клоунском гриме.
— Небось, хотите взглянуть на Снифлз, — прогудел он, открыл одно стойло, и я увидела черно-белого пони. Он был такой милый, что я сразу в него влюбилась. Трой дал ему пучок сена, и Снифлз начал жевать, поглядывая на меня из-под пушистой челочки.
— Можете приласкать его, мисс, если хотите.
— Можно, да? Спасибо.
Я гладила маленькую лошадку и думала, какое же чудное место — Фартинггейл. Тут и сады, и цветники, и бассейн, и купальня, и конюшни… Теперь я понимала, почему мама так восхищалась усадьбой. Может, ей удастся уговорить папу продать городской дом и поселиться в каком-нибудь поместье…
— Ты приедешь завтра? Будем кататься на ней! Приедешь? — волновался Трой.
— Завтра вряд ли, Трой, но скоро приеду.
Малыш расстроился, загрустил. Ох, как же ему нужна была мама, нежная, любящая, веселая. Тони, наверное, прекрасный брат, но нельзя требовать от него материнской ласки. Мне вдруг захотелось увезти этого мальчишечку. Пусть бы жил у нас. Я всегда мечтала иметь младшего брата.
После осмотра конюшни мама и Тони вдруг исчезли. Я уже решила разыскивать их, но не понадобилось. Они «нашлись» сами, и Тони сразу заявил, что пора подумать о ленче. Мама сказала, что после еды намерена поработать пару часов в музыкальном салоне, поэтому на берег договорились идти без нее. Я, правда, расстроилась, хотела понаблюдать: как она работает. Тони заметил мое огорчение и стал утешать.
— Я покажу тебе свои самые любимые уголки побережья, — пообещал он. — Я люблю океан. — Его лицо вдруг потемнело. — Океан — это стихия, полная тайн и чар. Это вечное движение.
— Мой папа тоже любит океан, — сказала я.
— Еще бы. Однако я рад, что материально независим от океана, — заметил Тони. — Он может быть таким вздорным и упрямым… как женщина…
Меня удивило, что мама звонко рассмеялась в ответ на эти слова. Скажи их папа, она, скорее всего, поморщилась бы. Но, похоже, все, что говорил и делал Тони Таттертон, казалось ей замечательным.
— …которая и красива, и коварна, — продолжал он, улыбаясь только губами. — Но нет в мире ничего более прекрасного, чем океан. Кроме, разумеется, твоей мамы, — добавил Тони, глядя на нее.
Я жадно следила за ее реакцией. Она не только не смутилась, но и расцвела от гордости. Значит, замужним женщинам можно принимать от других мужчин такие щедрые, даже вызывающие комплименты, недоумевала я…
Да, быть несмышленым ребенком проще. Я даже захотела вернуться в раннее детство, но знала, что Время и Судьба никого не пускают обратно.
Глава 3
Уединенный уголок
Ленч был изумительный. Райс Уильямс оправдал доверие. Тони Таттертон превратил обычную трапезу в Целое мероприятие. Столовая заполнилась слугами, которые вырастали будто из-под земли. Я ощутила атмосферу дорогого и изысканного ресторана.
Стол был сервирован уникальным фарфором, который, как пояснил Тони, достался в наследство от деда. Мы заняли только один угол стола: я и Трой сидели слева от хозяина, мама справа. У каждого прибора стоял бокал, даже у Троя. Тони подмигнул мне, наливая ему символическую каплю вина. Мальчик между тем держался по-взрослому. Видно было, что он привык к такому порядку. Брат был для него примером во всем. Так же, как он, Трой брал салфетку, небрежно бросал ее на колени, поднимал бокал и непринужденно откидывался на спинку стула.
Всю середину стола занимала хрустальная ваза для фруктов, где каждый плод был изукрашен причудливой «резьбой». Подавали вкуснейший салат из неведомых мне ингредиентов, некоторые даже напоминали лепестки свежих роз; королевские креветки на «подушке» из пряного риса, а на десерт Райс Уильямс приготовил персики в сиропе. Каждое блюдо было шедевром. Я объелась. Спасти меня могла только прогулка по берегу.
