моря. Прислали по моей просьбе и стандартную океаническую воду. Ил и вода содержали почти все химические элементы. Почти все.
На этот раз во время опытов присутствовала и Инна. Обычно я не разрешал никому следить за тем, что делаю вечерами в своей лаборатории, а тут согласился на ее участие при производстве опыта. Знал, что стою на грани удачи. Загрузив автоклав илом и водой, добавил кристаллы кальцита и еще ряд примесей, подключил контрольную измерительную аппаратуру и стал поднимать давление. Все шло как обычно. Заметил только одно отклонение: стрелка компаса как-то беспомощно вращалась. Это означало, что либо испортился компас, либо началась самая обычная магнитная буря.
И вдруг, — вы понимаете, вдруг, — мгновенно, как и при любой кристаллизации вещества, вся масса в автоклаве зашевелилась. В центре ее отчетливо стало видимым пятилучевое существо. Оно шевелилось. Оно жило. Оно возникло из первозданного ила. Это был первопент. Инна успела его сфотографировать. Смотрите.
Пантелеймон Сидорович достал из бумажника фотографию.
Наклонившись к костру, я увидел довольно отчетливое существо, по форме очень похожее на морскую звезду.
— А темп жизненных сил, — продолжал Иванов, — нарастал. Появилась вторая, третья формы… Через минуту их стало столько, что они заполнили весь автоклав… Все кончилось так же внезапно, как и началось. Раздался оглушительный взрыв, разорвался на части автоклав. Меня контузило, и я упал, оглушенный. Стеклом от рабочей части прибора мне рассекло бровь. Да вот, видите, появилась эта прядь, — и он показал на седую прядь волос, нависшую на лоб.
Несколько месяцев пролежал в больнице. Никто не навещал. Все избегали меня. Только много дней спустя мне сказали, что разорвавшийся прибор нанес смертельную рану моей сотруднице. Инна умерла на следующий день после этого трагически закончившегося испытания. Я остался один, но продолжал работать еще упорнее. Должен был оправдать себя перед ней, закончить то, что мы делали вместе.
Мне было ясно: первопент возник по законам дендритной кристаллизации. Но образовался ли при этом белок, или в первопенте шли процессы, характерные для минералов, не знал. Однако он шевелился, понимаете — шевелился. Значит, в нем происходили бурные процессы ассимиляции и диссимиляции, шел активный обмен со средой. А это одно из свойств живого.
Казалось, теперь все было просто. Надо воссоздать в автоклаве те условия, которые необходимы для дендритной кристаллизации, надо точно повторить удавшийся эксперимент. Но все последующие опыты были неудачными. Вот почему я не могу выйти к людям. Они мне не верят, говорят: «Если ты сумел получить своего первопента, так покажи его нам, повтори опыт».
Прошло уже два года как работаю один и все время ощущаю отсутствие своего мудрого советчика. Порой думаю: а может быть, прекратить все? Устал. Страшно устал от одиночества, от недоверия. Да и работать приходится вечерами. Но бросить не могу, не имею права. Только бы понять: что же упустил? Что же еще нужно дать в автоклав? Какие условия привели к успеху?
Здесь обрываются мои записи. Это все, что я сумел расшифровать. Остались неразобранными какие-то формулы, которые записал на память уже после того, как мы распрощались с Ивановым. Смысл их сейчас абсолютно непонятен.
И все-таки теперь, более чем через двадцать лет после нашего разговора, могу подвести некоторые итоги своих размышлений об исследованиях Иванова.
В проблеме зарождения жизни действительно важно учитывать законы кристаллографии и кристаллохимии, и в этом Иванов, бесспорно, прав. Конечно, вряд ли есть смысл сводить все только к этим законам, но и решать проблему в целом без них нельзя.
Может быть, действительно, есть смысл пересмотреть основы клеточной теории живого вещества в свете законов дендритной кристаллизации?
Ученый правильно сделал, что стал исследовать возможность эволюции многоклеточных организмов не из простейших, как это принято большинством ученых. Ведь то, что мы называем «простейшими», представляет собой сложный организм, управляемый саморегулируемыми биохимическими реакциями.
Еще более ценно, что Пантелеймон Сидорович обратил внимание на электрохимические реакции, идущие в микромире. Нам известно, что своеобразная разрядка «электрохимических элементов» происходит на каждом шагу в нервной клетке. Разрядка возникает под влиянием ничтожных количеств ионов калия, имеющегося в нервном волокне. Мы еще не полностью познали все эти процессы, но нам сейчас ясно, что мы в свое время несправедливо забывали эти биохимические электрические цепи.
При зарождении жизни важно учитывать и скорость процесса, а не сводить все к длительной эволюции. По-видимому, имеет место и быстрая кристаллизация, и эволюционная растянутость процесса.
Вообще, можно ли говорить о молниеносности образования жизни? Это тоже вопрос философский: эволюция или катастрофизм?
Правда, с точки зрения опытов современных кристаллографов, взгляды Иванова соответствуют истине. Советский ученый Лемлейн снимал с помощью скоростной кинокамеры моменты кристаллизации вещества. Даже при скорости съемки 4,5 тысячи кадров в секунду (а сейчас есть установки, дающие скорость миллион и более кадров в секунду) удалось заметить как идет процесс кристаллизации. Оказывается, около мельчайших центров кристаллизации — часто небольших пылинок — наращиваются в какие-то доли секунды сложные кристаллические образования. Мгновенность здесь кажущаяся. Процесс этот уже разложен на составные части.
Удивляет только, почему Иванов не обратил внимания на поведение магнитной стрелки в момент ответственного опыта. Если опыт проводился во время магнитной бури, значит, Земля могла подвергаться космическому излучению. Космические частички при этом пронизывали и автоклав. Не были ли они теми биостимуляторами, которые содействовали реакции при возникновении первопентов? Конечно, в то время Иванов не мог их учесть.
В наши дни влияние радиации на ускорение хода химических реакций учтено во многих производствах. Так, при крекинге (расщеплении) тяжелых углеводородов всю массу перед переработкой облучают гамма-лучами. Это облегчает ход реакции и приводит к большому выходу легких углеводородов (бензина).
Гамма-лучи — прекрасный катализатор.
А прядь, поседевшая во время опыта? Не свидетельствует ли она, что и сам экспериментатор подвергся облучению. Седина возникает от многих причин, но в том числе и от радиации.
И еще. Недавно была опубликована фотография, снятая сотрудниками экспедиционного судна «Витязь» на дне одной из тихоокеанских впадин. На снимке отчетливо виден гигантский пентабиос — какой- то пятилучевой организм, живущий на дне океана, на глубине свыше десяти тысяч метров. Он очень похож на фотографию первопента, которую мне показывал Иванов.
Кажется, все хорошо, все сходится. И в то же время с сомнением перебираю свои записи. А что, если стал жертвой мистификации и никаких первопентов и пентабиосов не было? Что, если все это выдумал сам Иванов? История развития науки знает и мистификации, и ложные информации о якобы решенных проблемах. Вдруг и с Ивановым случилось то же?
Тысячи видов окаменелостей и современных форм подтверждают идею Иванова. Вот почему мне подумалось, что лучше всего опубликовать эти заметки. Возможно, они послужат отправной точкой в работе какого-нибудь исследовательского коллектива.
После того, как подготовил публикацию записей разговора с Пантелеймоном Сидоровичем, прошло несколько лет. Текущие дела не давали возможности вернуться к теме, начатой Ивановым, но чувство невыполненного долга не покидало. Я смотрел на маленькую плиточку камня: мне казалось, это не просто подарок, — завещание ученого, немой призыв продолжать его дело.
Все чаще и чаще приходила в голову мысль: надо организовать поиск родственников лаборантки Иванова — Инны. В секторе кадров учреждения, где работал Иванов, меня огорошили сообщением: почти все личные дела сотрудников института попали под бомбежку при эвакуации из Москвы в годы войны и полностью утрачены. Оставалось искать в Москве родственников девушки по имени Инна. Ни отчество, ни фамилия мне не были известны. А найти надо было. Вдруг у родственников остались какие-нибудь
