– Вот как!
– Это что, полицейский фильм – ваша 'Смерть что-то там такое'? – спросил молодой человек.
– Вот как! – повторил тот.
– Не требуется ли вам технический советник? Ваши фильмы всегда грешат в одном направлении. Если вам нужен такой советник, то разрешите представить вам частного детектива, господина Нестора Бюрма.
– Вот как.
Нетвердый взгляд продюсера переместился с Рабастена на меня, пройдясь по Марку Ковету и еще нескольким другим посетителям. Видимо, он насчитал человек шесть, если не двенадцать.
– Все вы мне осточертели, – сказал Ломье, не обращаясь ни к кому конкретно.
Он сжал левый кулак и подтянул его под мышку.
– Месье, месье, прошу вас! – вмешался директор 'Камера-клуба'.
Слишком поздно! Ломье выбросил вперед свой кулак. Целился он в рыжего, но схлопотал я. Это мне не причинило особого вреда, но оставить без последствий этот жест я не мог. Присутствовало слишком много дам. Я ударил в ответ, попал по второму подбородку, если считать снизу, и Ломье мог бы основательно приземлиться, не схватись он за стойку и не будь позади него нескольких человек, которые послужили ему опорой. Его сигара разлетелась в разные стороны. Передо мной возник Жан, его холуй. Он ничего не сказал. Посмотрел на меня, пожал плечами и обернулся. Затем подхватил своего босса под руку и потащил к дверям, сопровождаемый восклицаниями и директором клуба, которому этот инцидент, по всей видимости, не понравился, и он хотел удостовериться, что на этом все и закончится.
– Этот Ломье не умеет пить, – заметил я.
– Он не такой, как мы, – ответил Марк Ковет сухо, хотя слово 'сухо' не очень подходило к его персоне. – Мы могли бы остаться в 'Камера-клубе' и опрокинуть еще пару-другую стаканчиков. Какого черта вы решили свалить оттуда?
– Из соображений корректности. Мы вели себя там довольно скандально. И потом я нахожу этого Рабастена слишком приставучим. Он остался там. Мы от него избавились. И потом, прогулка по воздуху пойдет нам на пользу.
– По воздуху? (мой приятель вытер пот) ...Какой воздух? Где вы видели воздух?
Неторопливым шагом, делая небольшие зигзаги, мы с журналистом шли по Елисейским полям, освещенным лучше, чем в эпоху Филиппа Лебона. Этот ученый-химик, изобретатель газового освещения, был убит здесь в темном месте, что внесло нотку черного юмора в это событие. Марк Ковет был прав. Ни малейшего дуновения воздуха, как говорится. Деревья, под которыми мы проходили, были неподвижны, как театральные декорации.
– Пошли к Сене, – предложил я. – Может быть, там попрохладнее.
Петляя между газонами, украшающими подходы к Большому дворцу, мы шли по направлению к мосту Александра III, типичному памятнику 1900 года, у входа на который стоят знаменитые позолоченные фигуры, трубящие в фанфары и одновременно, сдерживающие бег резвых коней. Этот мост, такой же величественный, как и царь, имя которого он носит, по моим сведениям, уникален тем, что под ним имеется надпись, строго-настрого запрещающая выбивать здесь ковры. Я не знаю, имеются ли здесь в виду ковры Большого и Малого дворцов.
Мы облокотились о парапет невдалеке от двух огромных центральных статуй с серо-зелеными спинами, исцарапанными надписями. Сена потихоньку с обманчивым журчаньем текла себе внизу, не принося никакой прохлады. Вдали, на мосту Инвалидов, зеленые и красные сигналы светофоров отражались зигзагообразно в черной ряби реки. Вращающийся маяк на Эйфелевой башне с правильными интервалами освещал небо Парижа.
Я первым нарушил затянувшееся молчание:
– Не пойму, что мне до всего этого тар-тарама?
– Я тоже, – ответил журналист. (Он встряхнулся, как бы стряхивая с себя оцепенение. Возможно, так оно и было.) – Э! А о чем, собственно, речь?
– Расскажите мне, если можно о Денизе Фалез? – сказал я вместо ответа.
– Дениза Фалез? Да, действительно! Быстро же вы забыли Граc Стендфорд!
– Не ваша забота. Расскажите мне о Денизе Фалез.
– Зачем? Это утомительно. Любой киношный еженедельник сообщит вам больше, чем я могу рассказать.
– Киоски закрыты. С этой Денизой недавно ничего не случалось?
– Нет, насколько мне известно.
– Никаких несчастных случаев между съемками последнего фильма, где она играла раздетой, и следующего, где она была одета?
– Несчастный случай?
Он бережно поместил это предположение между двумя полушариями своего мозга, потом помотал головой, чтобы посмотреть, что из этого получится. Ничего не получилось. Просто вызвало у него зевоту. Затем он сомкнул челюсти и тут же расцепил их:
– По-моему, нет... А не выпить ли нам? – И, указывая на речку: – Вся эта жидкость вызывает у меня жажду.
Он дважды икнул и начал напевать модную песенку.
– Бросим все это, – сказал я, отстранясь от парапета. – Пошли пропустим по одной в 'Бешеной
