того, на острове нет подходящих дорог и автотранспорт вообще запрещен.
Вообще это была приятная деталь.
Может, этот остров Мен-Бар – счастливый уголок нашей земли.
На следующий день я ступил на берег Мен-Бара.
Как и следовало ожидать, пейзаж оказался менее притягательным, чем на фото из журнала «Объектив». Густой туман обволакивал остров, и знаменитые розовые скалы, о которых мне рассказывали как о чем-то совершенно восхитительном, были того же отвратительного грязно-серого цвета, что и море, бившееся о них с оглушающим грохотом.
Не знаю уж, йодистый ли воздух так действовал на меня или беспокойный сон, явившийся моим уделом из-за шума прибоя под моим окном, но я почувствовал себя странно возбужденным, едва ступив на маленький пирс, служивший причалом в укрытом от ветра порту, где морские волны, растеряв всю свою силу, лениво покачивали пару рыбацких баркасов, три лодки и катер с мотором.
Каменистая дорога, обсаженная с обеих сторон изгородью из остролиста, поднималась в глубь острова. Фасад гостиницы с закрытыми ставнями, открывающимися лишь на время летнего сезона, возвышался над бухтой. Называлась она «На свежем ветре» и была построена так, чтобы получать его в полную меру.
Парень с кирпичного цвета лицом, помогавший выгружать несколько чемоданов и тюков, привезенных катером вместе с немногочисленными пассажирами, показался мне вполне подходившим для роли служащего по выдаче справок.
Воспользовавшись коротким перерывом в его работе, я спросил его, не знает ли он доктора Мора и мадам Шамбо, а также, где находятся жилища этих двух лиц и которое из них ближе.
Парень был скуп на слова и ответил мне в телеграфном стиле, что врач живет не на острове, а в Пуэнт. Однако я смогу найти его в «Кактусах» – вилле мадам Шамбо. И объяснил, где это находится, по- прежнему не тратя лишних слов. Он мог бы дать более подробные разъяснения, но в силу своей профессии я знал, что не следует требовать слишком многого от свидетелей и прочих информаторов. Поэтому я удовлетворился сведениями, полученными от парня, и, зажав трубку в зубах, отправился на поиски.
Взобравшись по каменистому подъему, я тут же очутился в центре городка.
Вокруг крохотной площади, как бы переходящей в кладбище, сгрудились три низких дома. Они стояли напротив церкви, постоялого двора и лавки корабельных товаров.
Свернув направо к маяку, я встретил девчонку, похожую на пастушку, хотя коров на острове не было, и она помогла мне сориентироваться. Оказалось, что до «Кактусов» еще довольно далеко: вилла стояла на самом конце унылой песчаной косы, над которой завывал ветер, словно она отнеслась к нему с неуважением, и с разноголосыми криками кружились чайки.
Я не мог понять, что нашло на мамашу Шамбо, чтобы приехать проедать свою ренту посреди всего этого одиночества. Так как, если там вдали была вилла «Кактусы», которую я только что увидел – сейчас как раз рассеялся туман,– то ее владелице никогда не пришлось жаловаться на докучливых соседей. Их просто не существовало, этих соседей. Ближайшая вилла, также очень изолированная, находилась на расстоянии добрых пятисот метров.
Размышляя таким образом, я добрался до «Кактусов».
Ошибиться было невозможно. На прикрепленной к калитке эмалированной дощечке, вычурным ярко- зеленым шрифтом по белому фону значилось это слово, а толстые, покрытые колючками растения, имевшие весьма жалкий вид под облачнь:м небом, росли в маленьком палисаднике, отделявшем дом от ограды.
Я поискал глазами звонок, колокольчик либо какой-нибудь иной инструмент, чтобы предупредить о моем приходе. Ничего подобного не нашел. Прежде чем подать голос «О! Там, на катере!», я машинально оглядел дом.
Это было кокетливое двухэтажное сооружение, которое, наверно, неплохо смотрелось под солнцем. Но сейчас несколько клочьев тумана зацепились за флюгер и конек крыши, из серых камней строения сочилась какая-то непонятная тоска. С наглухо закрытыми ставнями дом казался брошенным.
Я встряхнулся, позвал и стал ждать.
Ничего.
Никто не откликнулся и на второй зов.
Третий раз я крикнул намного громче и как раз в тот момент, когда я закрывал рот, открылась дверь.
В дверном проеме неподвижно стояла пожилая женщина. Одной рукой с ампутированным большим пальцем она сделала мне знак производить поменьше шума, и весь ее вид как бы показывал, что она не глухая.
Слепой она тоже не была. Прежде, чем подойти поближе, женщина прощупала меня своим цепким взглядом. Пряди, очевидно, седых, но крашеных волос выбивались из-под шарфа, покрывавшего ее голову. Она обладала каким-то странным цветом кожи. Похожим не на пергамент, а на что-то другое, чего я не мог уловить. И мне казалось, что где-то я ее уже видел. Не кожу, а всю женщину. И сразу вспомнил: на фотографии в «Объективе» вместе с мадам Шамбо.
Между тем дама мелкими шажками, как бы стараясь ступать не слишком широко, приблизилась и уже стояла по ту сторону калитки. В ней не было абсолютно ничего крестьянского, кроме, пожалуй, телосложения. Горожанка, по всей видимости, бывшая директриса пансионата или чего-нибудь в этом роде, прямая, будто кол проглотила, несколько мужеподобная, что еще больше подчеркивалось твидовым костюмом английского покроя. Но в общем не антипатичная, хотя явно не годилась для сеанса стриптиза у «Бешеной лошади».
Она сказала шепотом:
– Вы желаете что-нибудь?
Я кивнул головой.
Закрытые ставнями окна…, этот шепот…, телеграмма врача…, «при смерти…». Понятно! С тобой, Нестор, так ведь случается не впервые, не так ли? Это особый дар.
Я спросил, тоже понижая голос:
– Мадам Шамбо умерла?
Глава третья
СМЕРТЬ СТАРОЙ ДАМЫ
Она ответила:
– Да. Она умерла вчера. Кто вы такой?
– Друг покойной. Меня зовут Нестор Бюрма. Доктор Мора тут?
Видимо, она была осторожной и мысленно обратилась к совету древних, чтобы изучить данный вопрос. Прежде чем она пришла к какому-либо заключению, из дома вышел молодой тип, всем своим видом похожий на эскулапа.
– Доктор! – сказал я, невольно повысив голос.
– Тише! – проворчал дракон в твидовом костюме, мелко рубя воздух рукой, лишенной большого пальца.
Тип подошел. Приветливая физиономия с несколько тяжелым подбородком. Он спросил:
– Вы, несомненно, Нестор Бюрма?
– Он самый.
И открыл мне калитку. Как оказалось, она не была заперта на ключ. Поклонился.
– Очень рад. Доктор Мора,– представился он и протянул мне руку. Я пожал ее. На его лице отражалось печальное выражение, эдакая грусть по заказу, похоронное выражение, подходящее к случаю.
