один из найденных в ее сумке пистолетов. С пеной на губах отреклась от пейджера. Во время очной ставки с пожилой женщиной, у которой снимала комнату, отреклась от знакомства с нею. А также – от знакомства с ее внуком, которого соседи Гамбарян очень часто видели вместе с нею. Она потребовала адвоката и надолго замолчала. Ее беспокойный, пустой, бегающий взгляд ни на секунду ни фиксировался на каком- нибудь предмете. На вторые сутки после задержания ей потребовался врач. Гамбарян выглядела одновременно подавленной и возбужденной. Отказалась общаться с врачом, который ее осматривал, заявив, что вызывала «совсем не того». Психолог Максим Шустов, проходящий по делу свидетелем, подробно изложил историю своего знакомства с подсудимой в письменном виде. Последняя страница его показаний заканчивалась, пожалуй, излишне эмоционально. «Я прошу следствие отнестись к Гамбарян по возможности снисходительно. Насколько разрушена ее личность, несомненно, покажет экспертиза. Но я хочу высказать свое личное мнение на этот счет. Опыт моей работы убедил меня, что зерно преступника…»
– …Заложено в каждом человеке, – продолжал он, ставя в сторону опустевшую чашку из-под кофе. – Вот я, например, никогда не решусь заявить, что никого не убью, ничего не украду, не дам ложных показаний. Преступное начало есть в каждом. Но в ком-то оно еще дремлет, и его просто не видно. Меняются обстоятельства жизни, происходит толчок – иногда небольшой – и зерно дает первые всходы. Чем больше оно прорастает, тем больше разрушается личность, в которой оно пустило корни. Мне было страшно смотреть на Таню там, на веранде. Я понял, что она почти разрушена…
– Еще кофе? – Рыжеволосая женщина поднялась из-за стола и, не дожидаясь ответа, пошла к плите. Макс замолчал и поднял брови, глядя на Андрея. Тот прочел по его губам: «Я сказал что-то лишнее?»
– Вполне возможно, – громко ответил Андрей. – Лена, не надо возиться. Посиди с нами.
Извините, я устала. – Лена излишне тщательно сложила полотенце и вышла из кухни. Мужчины переглянулись. Макс был слегка смущен, Андрей выглядел спокойным. Этот психолог, с которым он познакомился при таких странных обстоятельствах, тем не менее внушал ему доверие. И первым, о ком он вспомнил, когда встретился с Леной, был Макс. У Лены были настолько расстроены нервы, что она вздрагивала от малейшего прикосновения. По состоянию здоровья она была выпущена из-под стражи до суда, и адвокат утверждал, что легко добьется условного осуждения за хранение оружия. Но Лена была подавлена и очень стеснялась того, что оба запястья у нее заклеены пластырем. Сам Андрей тоже жил в постоянном напряжении. Гамбарян в любую минуту могла заявить, кто именно стрелял из пистолета, из которого был убит ее сообщник. Правда, это заявление было бы голословным. Родственница убитого твердо заявляла, что внука убила именно эта девица, и больше никого в квартире не было. И по-своему она была, конечно, права. Но Андрей устал засыпать и просыпаться с одной и той же мыслью – что убил все-таки он.
– Как ты думаешь, – спросил Андрей, доставая сигареты. – Лена скоро оправится?
– Загадывать нельзя, – Макс тоже закурил. – Тюрьма, попытка суицида… Но у нее есть ребенок. Она привязана к тебе. Хоть какие-то социальные связи – уже хорошо. Но пока меня кое-что беспокоит. Она не желает говорить о своем муже. Боится этой темы. Он что – был садист?
– Не больше, чем мы с тобой, – уклончиво ответил Андрей. – Знаешь, в твоей теории что-то есть. Потому она сейчас и убежала. Ей неприятно это слышать, потому что она хотела убить своего мужа. А я…
Он встал и, глядя на часы, добавил:
– Я, пожалуй, тоже пойду.
