уголками губ.
– Вам кого? – Голос у обитательницы квартиры был низкий и чуть надломленный.
– Марина Иннокентьевна, если не ошибаюсь? Откройте, пожалуйста. Мы по поводу вашего сегодняшнего заявления.
При последних словах Гурова женщина уже щелкнула замком и приоткрыла дверь. Но только на то расстояние, которое было возможным при наброшенной металлической цепочке.
– Документы у вас есть?
Свет из окна подъезда падал на лицо Гордеевой, и полковник легко мог разглядеть полные губы, маленький нос, светлые миндалевидные глаза. Кажется, серые. Марина Иннокентьевна была женщиной невысокого роста, сухощавой, с неестественно короткой шеей.
– Да, конечно.
Гуров выудил из внутреннего кармана пиджака свое служебное удостоверение, раскрыл его и выставил перед образовавшимся дверным зазором, чтобы подозрительная хозяйка имела возможность лицезреть его документ во всей красе. Понять Марину Иннокентьевну было несложно. Сейчас, в связи с нестабильной криминогенной обстановкой, многие опасались гостеприимно открывать двери своего жилища незнакомым людям. Тем более двум крепким высоким мужчинам. Мало ли что?..
Однако удостоверение Гурова, видимо, не вызвало недоверия со стороны Гордеевой.
– Проходите, – сказала она, открывая дверь.
Оба полковника по очереди переступили порог и оказались в тесной, душной прихожей, пространство которой в значительной степени ограничивал высокий, уходящий под потолок двустворчатый шкаф. Для чего двум обитательницам однокомнатной квартирки могла понадобиться такая махина, Гуров понять не мог. Вполне можно было бы обойтись демократичной вешалкой. И свободного места осталось бы куда больше.
– Вы не будете против, если я приглашу вас на кухню? – смущенно произнесла Марина Иннокентьевна. – В комнате у меня не прибрано. Так уж получилось. Сейчас все буквально валится из рук, не могу толком сосредоточиться. Да там нам и удобнее будет беседовать. Хотите чаю?
– Нет, спасибо, – тактично отказался Гуров и покорно двинулся на кухню вслед за Гордеевой.
За ним потянулся и Крячко.
Женщина усадила гостей за стол и сама примостилась с краешку, спиной к холодильнику. Сейчас, при более близком рассмотрении, Гуров обратил внимание на то, что Марина Иннокентьевна не так уж и стара, как это показалось ему на первый взгляд. Ей было никак не больше пятидесяти лет. Однако обозначившиеся под глазами мешки от проведенных бессонных ночей, прорезавшие лоб лучики морщин, красные то ли от недавних слез, то ли от повысившегося кровяного давления белки глаз – все это сказало Гурову о том, что исчезновение дочери сильно подкосило женщину. Надломило ее не только внешне, но и внутренне.
– Марина Иннокентьевна. – Полковник откашлялся и положил руки на стол, сцепив пальцы в замок. – Если вам несложно, расскажите нам, что произошло. Начните с того, что предшествовало исчезновению Ирины.
Крячко маялся от духоты, и носовой платок в его правой руке находился в непрерывном движении. Он то скользил по мощной, блестящей от пота шее, то устремлялся к высокому покатому лбу и слегка посеребренным сединой вискам, то осторожно промокал выступающую влагу над верхней губой.
Опустив взор, Гордеева молчала больше минуты, прежде чем оперативники вновь смогли услышать ее низкий, совсем неженственный голос.
– А что тут можно рассказать?.. Ирочка пропала в понедельник. Днем она была в училище…
– Где она учится? – прервал Гордееву Гуров.
– В училище финансов. Ирочка готовится стать бухгалтером. – Женщина демонстративно дернула подбородком и на какое-то мгновение отрешилась от насущных проблем. – Сейчас ведь это вполне престижная профессия… Хороший бухгалтер на вес золота. Вон в любую газету загляни, и везде требуются…
Гуров продолжал пристально разглядывать хозяйку квартиры. Марина Иннокентьевна, как уже знал полковник из ее же собственного заявления, по профессии была обычным вахтером в каком-то полурасформированном Доме культуры. Неудивительно, что она во многом сохраняла старые совдеповские взгляды на жизнь и на то, что сейчас является приоритетным.
– Да, это верно. – У него не было ни малейшего желания дискутировать на эту тему. – На каком курсе сейчас Ирина?
– Перешла на четвертый. В следующем году уже должна окончить. Сессию сдала на «отлично». Знаете что говорил мне о ней педагог по бухучету?
Невольно складывалось такое впечатление, что женщина готова была говорить о чем угодно, за исключением того, что действительно интересовало пришедших к ней людей. Возможно, это была форма защиты от свалившейся на нее неприятности, но Гуров решил проявить жесткость.
– Марина Иннокентьевна, – твердо произнес он, – это все понятно. И я обещаю вам, мы непременно потолкуем на эти темы, когда выясним основное. А сейчас вернемся все-таки к самому факту исчезновения вашей дочери. Вы сказали, в понедельник днем она, как обычно, была в училище. А что потом?
– Потом… – Гордеева чуть вздрогнула. – Потом она пришла домой, поужинала… Хотя не то чтобы поужинала. – Женщина смущенно и вроде как виновато пожала плечами, – перекусила, можно сказать, на ходу. Один или два бутерброда… Она торопилась на свидание и сказала, что поужинать у нее сегодня наверняка представится возможность. Я не стала настаивать…
– Стоп! – Полковник выставил вперед широкую ладонь с плотно прилегающими друг к другу пальцами. Словесный поток Гордеевой мгновенно оборвался, и она как-то испуганно покосилась на Гурова. – Ира собиралась на свидание?
– Да. В половине восьмого. С него-то она и не вернулась. – На глаза Марины Иннокентьевны навернулись слезы. В очередной раз она переживала в своем материнском сознании события того вечера и
