Потом один из прорабов (или бригадиров — я не знаю) увидел «форд». И что-то сказал Костику. Разумеется, он знал этот «форд». Костик обернулся. Спокойно так обернулся, солидно. Как и подобает бизнесмену. Как и подобает квалифицированному бетонщику. И даже сделал морду лица, которая должна означать: удивлен… приятно удивлен, Верочка… нет ли каких известий от Владика?
Есть у нас, господин бетонщик, известия от Владика. Есть.
Первой из машины вышла Вера, и Костик двинулся ей навстречу. А потом вышли мы с Князем. И Костик остановился. А в глазенках метнулось что-то… Страх? Наверно, страх.
А потом из машины выбралась Кэт. И страх превратился в ужас. И респектабельное мурло закаменело.
Я подошел в упор и спросил:
— Где?
Он молчал… Интересно, скулила такса, когда они убили партнера? Нужно будет спросить у Кэт.
— Где блок «Б», господин бетонщик?
— Там, — сказал он, но никакого направления не показал. Так и стоял столбом, опустив руки.
— А Казбек где? — спросил я.
— Не знаю… уехал.
— Понятно… Ну, веди, хоть блок «Б» посмотрим.
И мы пошли смотреть могилу Владика — блок «Б». Вера не пошла, осталась у машины. Зураба я попросил остаться тоже — присмотреть за Кэт. За славной радисткой Кэт. Конечно, она не тянула на «17. Блондинка. 90 — 60 — 90». Но Зураб кивнул молча и остался.
А мы с бетонщиком пошли смотреть блок «Б». Он шел впереди, я сзади. Он плелся как студень, шел, не разбирая дороги. По грязи, по лужам… Дорогущие ботинки шлепали, полоскались обшлага брюк.
Блок «Б» оказался низким и гулким бетонным помещением. Совершенно пустым, безликим. Если бы я не знал, что этот «блок» стал могилой для человека, я бы просто заглянул внутрь — и вышел. Но теперь все в этой бетонной коробке носило иной смысл… Жалко ли мне моего одноклассника Владика Завьялова? Нет. Нет, мне нисколько не жалко моего одноклассника Владика. Я всего лишь бывший мент. Черствый, бездушный мент. Стебок.
Мы вошли. Шаги гулко отдавались под низким бетонным сводом. В углу по стенке сочилась вода. Что будет в этом «блоке»? Гараж? Ремзона? Склад запчастей?.. Я не знаю. Я знаю, что пока здесь могила садиста.
— Вот, — сказал Константин, остановившись в углу.
На бетонном полу выделялась «заплатка» размером полметра на полтора.
…Элитный дом… Наверное, это означает, что дом населяет элита нашего высококультурного города: ученые, архитекторы, писатели, мыслители.
— Элитный дом, — сказала Вера.
Я не стал уточнять, какого рода элита живет в доме. Элита как элита… Бляди как бляди, сказала Антонина, когда получила полета рэ на похмелку…
Мы вошли в подъезд с телекамерой над входом. Внутри, в застекленной будке, сидел охранник. Меня он изучил тщательно. Я подмигнул… Охранника звали Витя. В 1993 Витя служил в ОМОНе. Ему вменяли 148-ю — вымогательство, но за недоказанностью Витек был оправдан. Брал его я и покойный нынче капитан Р. Я подмигнул, но Витек не ответил… А форма у него красивая, черная, с надписью «SECURITY» красным шрифтом в желтом круге.
Чистый, не изгаженный лифт с большим зеркалом плавно, быстро и бесшумно поднял нас на восьмой этаж. Вера открыла стальную дверь квартиры: входи. Я замешкался на секунду… Двадцать с лишним лет назад самая красивая девочка с дерзкими глазами открыла простеньким ключом картонную дверь двухкомнатной хрущевки и сказала: «Входи… мать на дежурстве, придет часа через два».
Я замешкался на секунду и вошел. Вспыхнул свет, освещая просторный холл с зеркалом во всю стену, с изящными бра, с подвесным потолком, с… Зеркало отражало красивую с бледным лицом женщину в кожаном плаще стоимостью в новые «жигули». ' — Вот… здесь я живу.
Кухня тоже была просторной. Пожалуй, он вместила бы четыре кухни, вроде той, где мы пили чай с вареньем двадцать с лишним лет назад… нормальная элитная кухня.
— Выпить хочешь? — спросила Вера.
«Я тебя хочу», — хотел сказать я. Но не сказал. А сказал другое:
— Да, выпью.
Она открыла бар. Там много разных бутылок стояло. Они искрились, сверкали, разбрасывали разноцветные лучики… Во, сказал Владик, виски!.. Ну, ты ва-а-ще стебок…
— Ты что предпочитаешь? Водку, виски, коньяк?
— Водку, — ответил я.
— Какую? — спросила она, не оборачиваясь.
— Все равно.
Она брякнула бутылками. Я подошел сзади… я подошел сзади и ощутил запах ее волос. Вера замерла… а я уже начал терять контроль над собой. Я хотел эту женщину двадцать с лишним лет… И хочу сейчас.
— Сергей, — сказала она тихо.
— Что?
— Нельзя… Нельзя, Сережа… не надо.
Она обернулась ко мне. Глаза оказались совсем близко. В них.не было ничего от той девочки из десятого «а». Порыв ветра обрушился на окно кухни. Крупные капли зазмеились по стеклу… Этого я, разумеется, не видел — я ощущал спиной. И ветер, и холодный дождь, и тяжелое шевеление Финского залива.
Губы… вкус губной помады. Кажется, той же самой, что и двадцать лет назад… Снова рванул западный ветер с Финского залива… Это бред! Жена небедного питерского бизнесмена из 2000-го года никогда не станет пользоваться помадой, которая годится для шестнадцатилетней школьницы из 79-го.
Губы… губы, губы! Вкус помады. И ветер с залива. Не слишком ли много для бывшего мента?
…Нельзя, Сережа… не надо…
Эти слова звучали в моей голове семь с половиной тысяч суток. А может быть, семь с половиной тысяч лет… Какая разница?
Я поднял ее на руки и понес в спальню. Рука с шорохом скользнула по капрону колготок… И этот звук тоже был ОТТУДА, из моей юношеской катастрофы. Из беды с запахом чужого виски…
Я стал смел и опытен. Я легко справился с застежкой лифчика. Я пренебрег шепотом: не надо… нельзя… О, как я стал опытен! Как легко я сделал покорной тридцатисемилетнюю вдову с пустыми глазами. И захватил плацдарм на сексодроме мертвеца. Ты победил, бывший мент! Кого? Ты победил мертвеца! Вот такой уж я стебок!
…Ветер моей грандиозной победы летел над Финским заливом. Ветер стучал в окно кухни. Мы пили водку, закусывали сардинами и орешками. Моя победа была огромна!
— Почему ты не сделал этого тогда?
— Потому что ты сказала «нет».
— А разве я могла сказать «да»?
— Не знаю… наверно, могла.
— Ты не понимаешь…
— Не понимаю… Налить тебе?
— Налей… но все-таки ты ничего не понял. Мне было шестнадцать. Это совсем другое ощущение жизни.
— Выпьем?
— За что?
— За другое ощущение жизни.
Мы выпили. Мертвый голый бизнесмен Завьялов лежал в морге на Екатерининском проспекте. В пятнадцати минутах ходьбы от мест рябиновых. Интересно, стал бы он пить за другое ощущение жизни?.. О, он был большой стебок, наш комсомольский вожак Владик.
— А что ты понимаешь под «другим ощущением жизни»?
