в народе великое возмущение и ропот, и говорили уже открыто: «Тот, кто царем себя называет, не есть законный наш государь Дмитрий Иванович, а есть вор и изменник расстрига Гришка Отрепьев».
Однако же многие из черных людей любили по-прежнему царя Димитрия за удаль и простоту, к тому же царствие его было веселое, не в пример прежним царям.
Тогда князь Василий Шуйский послал своих тайных людей к московским дворянам и детям боярским и служилым людям с такими словами: «Надобно нам избавится от самозванца. Еще бы можно было потерпеть, что он не подлинный Димитрий, когда бы был хороший человек. Но вы сами видите, каков он: все обычаи дедовские ногами попрал, хочет, нечестивец, Россию до конечного разорения довести. Восстанем, православные, побьем ложного царя и поляков его, и литву, долго ли еще им христианскую кровь пить?»
Так составился против самозванца заговор. В назначенный день тайные люди князя Василия стали мутить народ московский, говоря: «Поляки-де государя убивают». Москвитяне же на поляков давно зло держали. И поднялся московский люд, и пошли бить иноземцев по всем дворам, где стояли они.
Заговорщики же с князем Василием ворвались в Кремль, побили литовскую стражу, а Гришку самозванца схватили и стали суд над ним чинить. А поляки не могли ему помощи подать, потому что в это самое время животы свои спасали, обороняясь от возмущенного черного люда.
— Отвечай, — говорят ему. — Правду, собачий сын, кто ты таков есть?
А он им в ответ:
— Знаете сами. Я ваш законный государь Димитрий Иоаннович, сын царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси.
Был там дворянин Григорий Волуев. Услышал он эти самозванцевы слова и стрельнул из пищали Отрепьеву прямо в сердце. Тот на месте скончался.
Раздели его догола и положили в таком позорном виде у лобного места народу на смех.
А поляков и литвы в тот день в Москве побито было без счета: по всему городу их ловили, и многих безжалостно смерти предали, как виноватых, так и безвинных, не разбирая.
О воцарении Василия Шуйского и его присяге
Два дня миновало по смерти самозванца. Пришел тогда князь Василий Шуйский на торжище, в место народного собрания, и стал речь держать.
— Надо, мол, избрать царя.
Его же тайные люди повсюду в толпе стояли, и народу в уши нашептывали: дескать, пусть изберется на царство князь Василий, ведь его трудами и заботами мы от самозванца избавились, к тому ж и род его самый знатный, идет от святого и благоверного князя Александра Ярославича.
И стали все кричать:
— Пусть изберется князь Василий!
Вот так и стал царем Василий Иванович, он же и поныне царствует на Москве (хоть полцарства и захвачено иноземцами и русскими изменниками, и сам престольный град врагами обложен, народ же голодом и мечом истребляется, но о том впереди речь).
Возрадовался Василий превеликой радостию, и в божьем храме долго со слезами благодарил Пресвятую Богородицу, даровавшую ему царство, хоть и на старости лет.
А после совершил небывалое дело: перед всем народом целовал крест, и присягу принес, и поклялся власть во зло не употреблять, никого без боярского честного суда смерти не предавать, а имение казненных в казну не отбирать, но оставлять детям их и женам. А еще поклялся ложных наветов не слушать, с наветчиков же спрашивать улики верные, а клеветников казнить тою же казнью, какую хотели безвинному человеку учинить.
Боярам такие царевы речи не по нраву пришлись. Надобно, говорили, всем православным христианам на верность самодержцу присягать, царю же клятвы творить не подобает.
Я-то в царевой присяге дурного не вижу, а то худо, что не сдержал царь своего слова. Скоро начал и без суда казнить, и к лживым наветчикам слух преклонять.
О перенесении праха
Повелел царь Василий перенести прах Бориса Годунова, сына его царевича Федора и царицы Марьи из некого убогого монастыря, где их Расстрига велел похоронить как простых людей, в нашу преславную обитель, дом чудотворца Сергия. А царевну Ксению призвали из ссылки из Бела Озера, чтобы она сопровождала гробы единокровных своих. Так-то царевна у нас в Троице очутилась.
Не позабыл Василий и о другом покойнике, о царевиче Дмитрии Углическом. Будто не всю еще ложь излил на несчастного младенца, и не всю выгоду получил от давнего злодейства! Покаялся царь в том, что на безвинного грех возвел, в самоубийстве его обвинял, а после живым объявлял. И повелел, чтобы положить конец всем слухам, привезти прах царевича в Москву.
Раскопали могилку, и увидели Димитриево тело нетленным. Поистине, великое чудо, если правда. Показали народу нетленные мощи, и многие исцелялись от них. Так все могли удостовериться, что Димитрий рук на себя не налагал, и уж тем паче не жив, но был невинно убиен и за мученичество свое удостоен стать чудотворцем и божьим святым угодником.
Но не помог царю Василию и этот святой угодник Димитрий спасти царство от смут и остановить пролитие крови христианской; не помогли и нетленные мощи. Люди же говорили так: «Кто нам заистинствует, что подлинно те мощи Димитриевы? Уж не царь ли Василий Шубин, во всем государстве первый правдолюбец?». Шубиным же царя прозывают в насмешку, ведь в родовых его землях, в Шуе, народ издавна шубным промыслом промышляет.
О новых мятежниках
Приехал в Северскую землю, в верный самозванцевой памяти город Путивль, князь Григорий Шаховской, и сказал горожанам:
— Жив государь наш Димитрий, вместо него на Москве убили ляха, а царь спасся. Должны мы показать о нем радение и царя Шубина не признавать, тогда в скором времени государь вернется, чтобы снова занять отеческий престол.
Возликовал народ, и все от царя Василия тотчас отреклись. И отложился град Путивль от Москвы и государя, а следом и другие города Северской земли. Стали туда собираться мятежники со всей великой России. Из Астрахани пришел с войском самозванец, ложно принявший имя царевича Петра, сына царя Федора Ивановича, коего никогда и не бывало. А еще пришел некто Иван Болотников, из холопов, его турки в плен захватили, а немцы в Царьграде из плена выкупили и отвезли во град Венецию, он же оттуда через Литву добрался до Путивля. Этот Иван был великой храбрости муж, воинским духом обуян, очень разумен, страха не ведал. И стал он у мятежников воеводой, и пошел на Москву с большою ратью.
У царя же Василия казна пуста, воинским людям за ратный труд платить нечем, все ведь царские сокровища, что много лет московскими государями собирались, окаянный Расстрига пирами и буйными потехами за единое лето промотал. Да и воевод дельных нет у царя Василия, если правду сказать. Что Мстиславский князь, что Воротынский, что брат царев Дмитрий Шуйский, кроме знатного рода и спеси иных достоинств не имеют, ни ума, ни ратного духа, потому и не любимы воинскими людьми. А один есть юноша, истинно славный и доблестный, Михайло Васильевич Скопин-Шуйский, царев племянник, так его из зависти и презрения к его юным годам до великих дел поначалу вовсе не допускали.
Иван же Болотников подступал к царствующему граду, а по пути мятежники, казаки и холопы,
