к старшему брату, – не мог перенести, что Ермолай умеет что-то, чего не умеет он. В четыре года уже читал совершенно запойно. И по сей день без книги в кармане из дома не выходит. У каждого из троих сыновей были свои интересы. Ермолай влез в историю и политику. У Степы с литературой было сложно: он говорил, что это все выдумано, и увлекался всевозможными атласами и энциклопедиями гораздо больше, чем собственно литературой. Он мог без конца читать описания стран, народов и, лишь став старше, полюбил литературу, увлекся старой английской поэзией.
– Находят сыновья время для чтения сейчас, когда они определились в профессии?
– Они все и сейчас читают много. Но здесь уже берет верх профессиональное чтение. Да я сейчас за этим и не слежу. Что касается меня, то я всегда читала очень быстро и поэтому много успевала проглотить. У Александра Исаевича как раз сейчас времени для чтения больше, чем было во всей его жизни. Он читает и толстые журналы: выборочно, конечно, но выборочно – из всех разделов. Но все же в чтении современной литературы он предпочитает историю, философию, следит за современной политической мыслью. Конечно, когда случается, читает и литературную критику, но яркая литературная критика – это большая редкость. Александр Исаевич читает много, и под рукой у него всегда большая стопа книг.
– В какое время суток предпочитает читать Александр Исаевич?
– Во второй половине дня, в первой – он пишет.
Пристрастные страницы учеников «Нашего дома»
(и других школ Амурской области) в стихах и прозе
«А остальное – потом»
«Комок в горле»
Из 21 века я пишу письмо в век минувший и обращаюсь к тем, кому в героическом 45-м году было всего лишь шестнадцать лет. Мне хочется рассказать вам, мои сверстники, о сегодняшней жизни, о том, что мы знаем и всегда будем помнить о вашей боевой юности. Здравствуйте, мои одногодки!
Среди наших праздников есть один особенный, о котором знают лишь те из вас, кто дожил до победы. Праздник этот ни с каким другим не сравнимый. У него своя – та самая «загадочная русская душа», о которой с почтительным удивлением говорят иностранцы. И лицо у него свое – это лицо с обелисков, которые тысячами поднялись на нашей многострадальной земле после тех огненных лет, о которых вы знаете не понаслышке. Сурово сжатые скулы, закопченные пороховым дымом; глаза, наполненные болью и ненавистью к врагу… Эти бронзовые и гранитные лица требовательно глядят на нас через годы – не забудьте! Они, живые, кричат нам – помните! Не допустите этого снова! Мы помним вас, родные…
В этот долгожданный майский день я встаю пораньше, в моей душе просыпается что-то теплое и радостное. Включаю телевизор, оттуда наперебой несется: «…где же вы теперь, друзья-однополчане», «… бьется в тесной печурке огонь», «…эх, дороги, пыль да туман…». Все те песни, которые любят в нашей семье. Их знают и поют всегда. Раньше запевал наш дедушка, теперь его уже нет с нами, а ведь в войну он был еще мальчишкой. И я вдруг осознаю, как уже немолоды мои сверстники, уцелевшие в той легендарной Отечественной. Пожалуй, до 60-летия победы дожили только те из вас, кто ушел в окопы с выпускного вечера – дети, успевшие повзрослеть за одну ночь. Да и то не все.
Я мысленно протягиваю вам руку, девчонки и мальчишки сороковых. Держитесь, вы еще не знаете, что вам предстоит…
От этой простенькой песенки по коже бегут мурашки. Всеобщее потрясение, потом оцепенение и затем – порыв – встать, защитить, закрыть собой свою землю и то, что свято на ней – дом, семью, любимых. Они прощаются, вчерашние одноклассники, тревога и страх где-то глубоко, они почти счастливы, что им разрешили, что им доверили, как отцам и братьям. Пожалуй, я бы ощущала то же самое, если бы была на их месте. Они неловко обнимают плачущих матерей: «Я вернусь, мама». Они действительно верят, что все закончится быстро, они так воспитаны: «От тайги до британских морей Красная Армия всех сильней». И Сережка с Малой Бронной, а может, Витька с Моховой в последний раз вприпрыжку спускаются по лестнице, где с детства знакома каждая ступенька, бегут по родному Арбату – быстрей, опоздать нельзя, ведь ты уже почти солдат. Переполненные перроны. Здесь, среди всеобщей толчеи, поют и плачут, пляшут и смеются, обнимаются и просят ждать. Но предчувствие долгой беды витает над человеческим морем. Девчонки в простеньких платьях, еще с косичками. Сегодня они провожают своих мальчиков и вместе с ними – несбывшиеся чудо первой любви, невстреченные рассветы над Москвой – рекой, первый поцелуй и первое несмелое признание. Многие из них потом проживут в одиночестве, бережно храня дорогие воспоминания. Некоторые уже осенью заплачут над похоронками, пришедшими из подмосковных окопов.
Это страшное горе переплавит страх в решимость, и девочка, чье земное назначение любить и оберегать, обует грубые солдатские сапоги и пойдет убивать своих врагов. Их тысячи и тысячи – зенитчиц, медсестер, связисток, летчиц в грубых шинелях не по росту, моих сверстниц, так рано повзрослевших. Некоторые только и успели, «что встать под огнем и упасть под огнем», а те, кто выжил и дошел до Берлина, сумели совершить невозможное – не загрубели раненной душой, остались любящими и милосердными.
Всегда буду любить «А зори здесь тихие…» На этом фильме я выросла, и это кино неизменно потрясает мою современную прагматичную душу. Помню, мне было лет 10, когда мама позвала меня к экрану, хотя было уже довольно поздно: «Посмотри, дочка, обязательно, не пожалеешь». С тех пор я откладываю все дела. Сравниться с «Зорями» по силе воздействия может только «Баллада о солдате» да еще, наверное, «Судьба человека». Эти фильмы объединяют одно: здесь нет грандиозных батальных сцен, полков и эскадрилий, идущих в атаку, танковых боев, взрывов, сметающих с земли деревни и города. В этих повестях другая, более глубокая и сложная тема: война проходит по человеческой жизни, коверкает судьбу, душу. Это самое страшное назначение любой войны, и помнить об этом обязаны грядущие поколения. И в наши дни война то и дело являет свой ужасный лик, стучится в наши дома, гибнут ребята, молодые, сильные, цвет народа. А девочки ждут и надеются:
Мы такие же, как вы, дети «роковых пороховых». Нам бывает страшно, как было с вами, наверное. Общая беда делает мой народ особенным, он поднимается плечом к плечу перед великой опасностью, и тогда его уже не сломить. А как же иначе? Ведь мы – ваши наследники. Еще живы ветераны, чьи рассказы – драгоценная живая реликвия, есть у нас замечательные книги и фильмы, написанные и снятые о войне, все это не даст умереть священной памяти, не даст нам превратиться в «Иванов, не помнящих родства». Спите спокойно, павшие, мы не забудем вас никогда. Живите спокойно, дошедшие до победы, мы уважаем ваши седины.
В этом году 9 мая я встану пораньше и куплю шестьдесят тюльпанов, ровно столько, сколько минуло лет с той ужасной войны. Как бы ни хмурились погода, поспешу к Вечному огню. Буду всматриваться в добрые лица ветеранов, так много видевших в войну, и представлять их молодыми, пробую угадать, где застала их война и где они встретили победу. Обязательно подарю цветы и помолчу у Вечного огня. Это традиция, я не буду ее нарушать. Думаю, – не ветеранам это нужно, а мне самой, чтобы поступать по-человечески, чтобы правильно воспитывать своих детей. Мне нужен этот очищающий живой огонь, эти слезы, которые невозможно сдержать… Великая Победа – это та святыня, которая есть у нашего народа, и которую мы
