следы укусов. И вот, посмотрите, еще одна рваная рана на остатках тканей шеи. Вот здесь, видите, – сказал он, указывая на глубокую рану на обгоревшей коже трупа.
Волна тошноты захлестнула Мелани, но ярость помогла ей устоять.
– Мелани, – позвал ее Буч, – мы нашли гильзу. Девять миллиметров.
– Логично предположить, что сначала кусала собака, верно? – спросила Мелани. – Потом выстрел в голову, в упор, чтобы прикончить. А пожар устроили, чтобы замести следы.
– Похоже на то, – согласился Бреннан. Крамер кивнул.
– Ладно, теперь давайте искать мотив, – продолжила Мелани. – Зачем на него натравили собаку?
– Он весь искусан, – сказал Буч. – Как будто его пытали.
– Я тоже так подумала. Лейтенант Рамирес сказал, что дочь Бенсона изуродовали. Что с ней сделали?
– Отрезали несколько пальцев. Вот ведь мразь, – с горечью ответил Буч.
– В нее стреляли? – спросила Мелани.
– Слава Богу, нет. Она в тяжелом состоянии, но угрозы для жизни нет.
– Итак, Бенсона пытали. – Мелани стала думать вслух. – Его дочь пытали. Зачем? Кому-то на мозоль наступил? Убийца так ненавидел Бенсона, что пытал дочь у него на глазах, потом истязал его самого, перед тем как застрелить?
– Жестокость нападения вполне согласуется с такой версией, – кивнул Крамер.
– А может быть, убийца что-то искал? – продолжала Мелани. – Деньги, информацию – кто его знает? А Бенсон не хотел говорить.
– А ты бы смогла молчать, если бы с тобой такое вытворяли? – спросил Буч.
– Ну, может, в конце концов Бенсон раскололся. Когда Кастро закончит искать отпечатки, пусть посмотрит, нет ли свидетельств ограбления. Открытые сейфы, футляры с драгоценностями, обычно запертые ящики и так далее.
– Ты в самом деле думаешь, что мотивом могло быть ограбление? – удивился Буч.
– Вполне возможно. Иногда такую резню устраивают при типичном вторжении, когда преступники вламываются в дом, чтобы украсть нечто ценное. Наркотики, деньги или драгоценности. Хотя, с другой стороны, трудно себе представить, как такое могло случиться в столь фешенебельном районе.
– Прежде всего трудно себе представить, что сделавший это подонок может разгуливать в столь фешенебельном районе, – в недоумении покачал головой Буч.
– Да уж, точно. Я сама здесь живу. – Мелани обомлела от мысли, что всего в нескольких кварталах от этой бойни спит ее малышка. – Но он здесь был. А главное, он все еще где-то здесь.
4
Семь кварталов от особняка Бенсонов до квартиры Мелани показались Софи бесконечно долгими. Сгорбившись, она вцепилась в ручки коляски и едва плелась, стараясь не думать о Бенсонах. Нужно думать о малышке. Она всегда чувствовала огромную ответственность за Майю.
Чувство вины и тревога нередко накатывали на Софи, но никогда еще не захлестывали ее с головой. Она была первым поколением на новой родине, приходилось преодолевать ограничения старой культуры и одновременно приспосабливаться к новой. В жизни хватало проблем, но Софи всегда боролась с ними изо всех сил. Укладывая по утрам прическу, она не стыдилась посмотреть в глаза своему отражению в зеркале. До сих пор Софи никогда не чувствовала, что сделала что-то плохое – такое, о чем придется пожалеть.
Она помедлила возле дома Мелани. Гектор стоял под длинным зеленым навесом, ведущим к дороге, и обмахивался фуражкой, изнывая от жары. Софи показалось, что швейцар ее заметил, но отвернулся посмотреть на двух тявкающих собачонок, которых пытались растащить хозяева. Гектор нравился Софи своим добродушным смехом, толстеньким животиком и тем, что всегда предлагал познакомить ее с сыном- бухгалтером.
Поймет ли Гектор по ее лицу, что она виновата? Не отвернется ли в негодовании?
– Эй, мисс Чо! Где ты взять маленькая? – позвал Гектор, когда заметил ее с коляской.
Софи удалось выдавить скромную улыбку: несмотря ни на что, она должна вести себя почтительно.
– Мелани нужно поработать. Она попросила меня посидеть с Майей.
– Так поздно? Мама много работать. Нехорошо.
В другое время Софи вежливо поспорила бы с ним, доказывая важность работы для женщины, однако сегодня любой нормальный разговор казался наигранным. У нее не осталось сил на светские беседы. Задыхаясь от влажной духоты, Софи не знала, что сказать. По спине ползли струйки пота. Молчание затягивалось.
– Я с ключами, – вдруг выпалила Софи непривычно резким тоном.
Гектор глянул на нее с любопытством:
– Да-да. Уже поздно. Ты устать. Заходить.
Софи поднялась на лифте и подошла к двери. Ключ легко повернулся в замке. Ну еще бы, ведь она сама выбирала замок. Она втиснулась в ярко освещенную прихожую, придержав дверь плечом и с трудом затащив коляску через порог. Софи вошла в квартиру и, несмотря на все неприятности, не могла удержаться от улыбки. Мелани оставила все светильники включенными, чего помешанная на порядке Софи никогда бы не сделала. Но как же здорово, что у нее есть такая подруга, эта малышка и квартира, которую она отделала и в которой провела столько счастливых часов!
Когда Софи занялась частной практикой, отделка квартиры Мелани стала одним из ее первых заказов. Он принес ей уверенность в себе и гонорар, который помог встать на ноги. Софи оглядела прихожую, и в глазах защипало от слез. Ей вспомнилось, как весело они работали втроем, как гордились сделанным. Капелька вкуса вполне способна заменить толстый кошелек: квартира выглядела изящно, но без претензий. Жить в ней было приятно и уютно.
«Господи, – взмолилась про себя Софи, – лишь бы ничего не изменилось, лишь бы Мелани никогда не узнала, что я наделала, лишь бы двери этого дома по-прежнему оставались открытыми для меня».
Напрасные молитвы. Все уже изменилось. Не могло не измениться после того, что она сегодня видела.
Софи поперхнулась на всхлипе, грозившем перейти в рыдания. Бросила ключи на деревянный столик рядом с пачкой нераспечатанных писем на имя Стива. Взяла со столика фотографию в серебряной рамке: Мелани, Стив и Майя. Снимок сделали месяцев шесть назад. Тогда у Майи было красное сморщенное личико новорожденного младенца, а теперь она вся такая сладенькая и пухленькая. Софи подняла верх коляски и посмотрела на спящую Майю, на черные реснички и круглые щечки. Черноволосая девчушка так похожа на кореяночку, что могла бы быть родной дочкой Софи.
Отнюдь не многочисленные племянники и племянницы, а именно эта малышка пробудила в ней безумный материнский инстинкт, о котором Софи раньше только читала в журналах. И в то же время шансы завести собственного ребенка становились все более призрачными. С детства Софи приходилось совмещать несовместимое: быть в школе обычной американской девочкой, а дома – настоящей кореянкой. Встречи с мальчиками полностью исключались до тех пор, пока родители не подыщут жениха среди сыновей знакомых корейцев. Когда пришла пора думать о замужестве, Софи училась на архитектора. Те немногие молодые корейцы, которых не отпугнуло ее резюме, послушно приходили на чай и тут же уходили, увидев, что Софи не интересуют ни они сами, ни перспектива стать матерью их детей и трудиться в их лавках и косметических салонах. Теперь они обзавелись более подходящими супругами, а Софи давно вышла из возраста невесты. Что касается американских парней… она никогда не могла найти с ними общий язык. Кроме того, они не проявляли к ней такого интереса, как к некоторым ее знакомым девушкам-кореянкам. Софи тайно подозревала, что американских парней привлекает экзотика миниатюрных фигурок, тогда как округлость ее собственной фигуры грозила с возрастом перейти в чрезмерную полноту.
Майя пошевелилась во сне и срыгнула. Сердце Софи сжалось от прилива неистовой нежности. Она осторожно вкатила коляску из коридора в детскую, залитую золотистым светом ночника. Поставила коляску
