для введения в действие нового устава о воинской повинности. Зимой 1874–1875 гг. в его жизни произошло событие, которое рано или поздно случается у большинства нормальных людей, — женитьба. В литературе это событие описывается очень скупо, о жене Скобелева почти ничего не говорится. Это следует объяснить, по-видимому, тем, что, пока она была жива (умерла в 1906 г. в Баден-Бадене), писать о ней считалось неудобным, да у исследователей, далеких от личного общения со Скобелевым и родней его жены, не было и материала. Только М.И.Полянский, близкий к некоторым людям этого круга, сообщает нечто связное. Кое- что добавляет Н.Н.Кнорринг на основании материалов, оказавшихся после 1917 г. за границей.
Молодой полковник, Георгиевский кавалер с флигель-адъютантскими вензелями, связанный родственными узами с высшей петербургской аристократией, к тому же красавец мужчина, Скобелев был завидным женихом. Если к этому добавить богатство семьи, то станет понятно, что от невест не было отбоя, хотя потенциальный жених к браку не стремился. Невестой мать ему выбрала княжну Марию Николаевну Гагарину, племянницу князя Меншикова (очень родовитая связь). Она не была красавицей, но в ней было много привлекательного и она, в отличие от многих великосветских невест, вовсе не охотилась за Скобелевым. За жениха и невесту дело решили родители. Венчание состоялось в январе 1875 г. Вопреки обычаю, молодые супруги не поехали ни в заграничное путешествие, ни в великолепный лифляндский замок жены Обер-Пален с его богатейшим арсеналом средневекового оружия, библиотекой редких книг и другими сокровищами (Скобелев ни разу не посетил этот замок). Время до мая 1875 г. они безвыездно провели в Петербурге, в роскошно отделанной для них квартире на Большой Морской, в аристократическом районе города. Читатель, наверное, ждет описания идиллической жизни молодых супругов, семейного счастья. К сожалению, этого не произошло. Неудача, постигшая Скобелева в создании семейного очага (хотя сам он, как сейчас увидим, смотрел на этот исход без всякого сожаления), в конечном счете очень отрицательно отразилась на его жизни. Но не будем забегать вперед.
Несмотря на окружавшие его блага, Скобелев, как всегда, мечтал о войне и внимательно следил за всем происходившим на границах России. Когда в предвидении новых событий в Туркестане он отправился на эту отдаленную окраину, Мария Николаевна, безгранично любившая мужа, поехала с ним. По достижении Нижнего Новгорода она, не обладавшая крепким здоровьем, следовать дальше без передышки отказалась, настаивая хотя бы на трехдневном отдыхе. Скобелев же требовал немедленного продолжения пути. Размолвка обратилась в ссору. Супруги расстались и больше не встретились. Из Ташкента Скобелев телеграфировал жене с просьбой о приезде, угрожая в противном случае разводом. Мария Николаевна, ссылаясь на расстояние и трудные дороги, ехать отказалась, и развод был осуществлен в 1876 г. Но, судя по всему, это было не формальное расторжение брака, а лишь разъезд. Об этом говорит, например, приводимое Н.Н.Кноррингом письмо Марии Николаевны (из находящегося в Лондоне архива Белосель-ских- Белозерских) с просьбой о разводе, посланное ею Скобелеву в ноябре 1877 г., во время осады Плевны. «Какой смысл теперь в этих разговорах, — писал Скобелев сестре Надежде 29 ноября «Devant Plevna», — когда смерть над нами витает ежеминутно… Я, право, не думаю ни о чем другом, как умереть за веру и отечество и, конечно, нашел бы в себе силу отвернуться в настоящую боевую минуту
Такова история недолгой семейной жизни Скобелева. Нельзя умолчать, что, вступая в брак, 31-летний полковник далеко еще не созрел для семейной жизни, до понимания святости брачных уз. Даже в день свадьбы поведение его было анекдотическим. После венчания молодых ждали на Английской набережной в доме князя Меншикова, дяди молодой жены. Собрались родственники, приехала Мария Николаевна. Скобелев же исчез. Гости разъехались, так его и не дождавшись. Как смотрел Скобелев в это время на брак, можно представить по воспоминаниям того же Врангеля. «Скобелев, крайне предусмотрительный в делах службы, в частной своей жизни был легкомыслен как ребенок, на все смотрел шутя… я узнал о его женитьбе. На следующий день мы встретились в вагоне по пути в Царское. Я его не видел два года и не узнал. Он удивительно похорошел. Разговорились.
— Что ты делаешь вечером? — спросил он…
— Ничего.
— Поедем к Излеру, потом поужинаем с француженками.
— Да ведь ты, кажется, на днях женился, — вспомнил я.
— Вздор. Это уже ликвидировано. Мы разошлись. Знаешь, что я тебе скажу. Женитьба — ужасная глупость. Человек, который хочет делать дело, жениться не должен.
— Зачем же ты женился?
— А черт его знает, зачем. Впрочем, ведь это ни к чему не обязывает».
Читателю, наверное, хочется знать: а что собой представляла эта княжна как личность?
В том-то и дело, что М.Н.Гагарина была бы для Скобелева вполне подходящей подругой жизни. Она была умна, ровна и уживчива. Скобелев за ее кроткий нрав называл ее чудным ребенком. Ее портрет (насколько мне известно, единственный в литературе) помещен в работе М.И.Полянского. На нас смотрит строго одетая молодая женщина, не красавица, но не лишенная привлекательности, лицо серьезное, взгляд умный, без тени кокетства. К слову, хорошо ездила верхом. После свадьбы молодые супруги совершили верховую прогулку из Петербурга в Царское Село. Исход этого брака объясняется, возможно, еще и тем, что, как ни странно (ниже мы рассмотрим эту его черту), при всех великосветских связях Скобелева его не притягивало аристократическое общество. Княжна Гагарина не покорила его сердце. А позже он серьезно увлекся бедной девушкой, на которой едва не женился.
Весной 1875 г. Скобелев прибыл в Ташкент, в распоряжение штаба Туркестанского военного округа. Это третье, самое продолжительное пребывание в Туркестане принесло Скобелеву боевые успехи, славу и головокружительную карьеру.
Затишье в Туркестане было обманчивым. Опасность взрыва назревала в Коканде, где в 1873–1874 гг. народ уже поднимал восстание. Местный Худояр-хан, жестокий и подлый, задавил население налогами и притеснениями. Предостережения Кауфмана хан игнорировал. Не было ничего удивительного, что против него поднялось новое народное восстание. Начал мятеж его племянник Абдул-Керим, но был разбит и бежал к русским. После консультации с Петербургом Кауфман решил его выдать. Для разрешения этого и некоторых других дипломатических вопросов, а также чтобы убедить хана изменить отношение к народу, Кауфман направил к нему миссию в составе Скобелева, чиновника дипломатического ведомства Вейнберга, говорившего на местных языках, и свиты из 22 казаков и 6 джигитов. После выполнения этой задачи Скобелеву поручалось предлагавшееся им еще раньше щекотливое дело — посещение Кашгарии, находившейся под влиянием враждебной Англии, и демаркация границы. Одновременно он должен был, насколько позволят условия, провести политическую, военную и топографическую разведку страны. То, что Кауфман доверил столь ответственные задания Скобелеву, показывает, насколько высокого мнения он был не только о военных качествах, но и об уме и дипломатических способностях молодого полковника.
Однако выполнение порученной миссии шло далеко не так мирно, как предполагалось. Прибыв 13 июля в Коканд, посланцы Кауфмана 15-го были приняты Худояр-ханом. Вейнберг передал письмо и устно просил хана от имени Кауфмана простить Абдул-Керима. Хан удовлетворил просьбу Ярым-падишаха (полцаря). Скобелеву он разрешил поездку по ханству (для съемок), но предупредил, что это опасно, так как его противники поднимают на восстание кочевников.
Восстание возглавлял мулла, принявший имя Пулат-бека. Высланный против него отряд под командованием видного кокандского сановника Абдурахмана Автобачи изменил хану и примкнул к восставшим. Старший сын Худояра Наср-эд-дин провозгласил себя ханом и успешно завоевывал страну. Брат, правитель Маргелана, также присоединился к восстанию. Напуганный Худояр обратился за помощью к Кауфману, но джигита с письмом перехватили повстанцы, которые уже шли на столицу. Трудность положения Скобелева заключалась в том, что хотя судьба Худояра как правителя была уже решена, он был признан русским царем, и послы также обязаны были его признавать и не входить в сношения с восставшими. А Скобелев, если не сочувствовал, то понимал возмущение и гнев измученного народа.
Накануне отъезда, назначенного на 22 июля, Худояра покинули его джигиты и больше половины 4- тысячной охраны со вторым сыном Мухамед-Амином. К миссии присоединились девять русских торговцев с
