это самое подходящее место.
— Смейся, смейся! — улыбнулся Джонни. — А я правда взял несколько уроков... ну, просто потому, что жалко забывать то, что умеешь. Ну а когда я завожусь, я просто знаю, что мною держится весь мир.
И он хлопнул в ладоши, глядя не столько на нее, сколько на Софи, которая пыталась выудить еще одно печенье из пачки.
— Знаешь, Джонни, — сказала Бонни, — я должна тебе это сказать. Ты человек замечательный, по- своему.
— Да, правда, — неожиданно согласилась Софи и надкусила печенье.
— Ты решил сегодня здесь переночевать? — спросила Бонни, посмотрев на его сумку.
— Да, я тут захватил кое-что, — ответил Джонни. — А зубная щетка здесь у меня уже есть.
— Тогда я пойду, — сказала Бонни. — Мне надо позаниматься, а позже ко мне кое-кто зайдет... Не инженер.
— Я и не спрашивал. Знаешь, сегодня пятница. Это вечер 'Выжженной земли'.
— Чего? — спросила Бонни недоверчиво.
— 'Выжженной земли'. Так ансамбль называется. Понимаешь, я иногда по пятницам заменяю их барабанщика. И всегда хожу к ним на репетиции. Это отсюда недалеко. Я мог бы даже взять с собой Софи, если она захочет.
Провожая Бонни до двери, он пытался себе представить, как Софи с печеньем в руках слушает музыку, которую обычно называют 'андерграунд'.
— Твои родители, верно, считают, что я навязал тебе лишнюю ответственность, — сказал он. — Женщину с двумя парами челюстей во рту! Помнишь, какой это был ужас?
Бонни обернулась.
— Они считают, я поступаю как настоящая маори, — ответила она. — Помогаю ухаживать за старой женщиной. Уважение к старшим и внимание к старикам в традициях маори. Полагают, я наконец возвращаюсь к своим истокам. Но я им говорю, что, может, это во мне китайская кровь сказывается.
— Моя мать очень хорошо заботится о бабушке, — сказал Джонни. — Правда, у бабушки голова работает как надо. Без единого сбоя!
Бонни ушла. Джонни постоял за закрывшейся дверью, прислушиваясь к ее шагам. Дверь ее дома открылась и закрылась.
— Бонни Бенедикта, — пробормотал он, — насколько я понимаю, у твоего инженера шансов никаких.
Впрочем, он знал, что думать об этом не нужно.
Стоя внизу у лестницы и вслушиваясь в рев машин, Джонни ощущал свою силу. Ему казалось, будто он умер, а затем возродился и смерть растворилась в его крови; сердце билось спокойно — семьдесят ударов в минуту, — уверенно; сейчас он полностью держал себя в руках.
Поднимаясь по лестнице, он размышлял о том, что, хотя и не возражает против общения с людьми, все же, так же как и Бонни, всегда стоит несколько в стороне. Он чувствовал себя одиноким танцором в мире, который то бросается на него, норовя зубами вырвать глотку, а то стонет и жалуется: 'Ах Боже мой, Боже мой, вот напасть-то!' — не зная, как разрешить собственные проблемы. Судя по всему, он вряд ли долго здесь проживет, но Софи подтверждала то, что он уже знал: по существу, люди рождаются, живут и умирают в одиночестве; и хотя эта мысль не веселила, Джонни сейчас находился в том настроении, когда способность называть вещи своими именами означала овладение истиной и таила в себе утешение. Он ворвался в гостиную, чем весьма напугал Софи, которая вскочила, рассыпав по полу печенье.
— Ты как сюда попал? — спросила она.
— Ты меня впустила, — сказал ей Джонни, подбирая печенье. — Ты меня пригласила. А теперь я у тебя поживу. Видишь, как осторожно надо себя вести.
— Это хорошо, — с недоумением произнесла Софи. — А я тебя знаю?
— Я для тебя свой, — ответил Джонни. — я бы, пожалуй, сейчас вышел прогуляться. Но ты, если хочешь, можешь пойти со мной.
Софи просияла.
— Это было бы чудесно, — сказала она. — Если мы пойдем мимо почты, можно забежать туда на минутку и снять со счета денег, потому что нужно, чтобы в доме всегда было немножко, на всякий случай...
— Почта сейчас закрыта, — возразил Джонни, кладя печенье на тарелку. Одно или два из них выглядели немного запылившимися. — Я думал, сядем на автобус и поедем послушать один оркестр.
— Давай, — радостно согласилась Софи. — Эррол любил оркестры. Он любил слушать, когда оркестр железнодорожного депо играл песню 'Земля надежд и славы'.
— С тех пор кое-что изменилось, — заметил Джонни. — Тебя ожидает сюрприз. Сходи накинь жакет, Софи, и пойдем посмотрим, что нам предложат.
В ожидании Софи он не спеша сполоснул чашки. 'Убежим и посмотрим, что сумеем, — думал он. — Больше все равно увидеть не удастся'.
За спиной у него послышалось какое-то шарканье. Он обернулся. Рядом с ним стояла Софи: она надела шляпку и взяла в руки сумочку, но вместо пальто натянула на себя ночную кофту. Одну руку она продела в рукав, а вторую — в горловину так что шея у нее была туго перетянута, а кофта болталась мешком под мышкой.
— Возможно, нам придется кое-что изменить, — заметил Джонни, помолчав. — Надо надеть жакет.
И принялся снимать с нее ночную кофту.
Софи подняла на него глаза — вид у нее был довольный, но в то же время и неуверенный.
— Как, это ты? — вдруг спросила она, словно не веря собственным глазам.
Джонни остановился. Он вспомнил, как услышал этот вопрос в первый раз. Сейчас это было уже совсем другое дело.
— Софи, — сказал он наконец, — я думаю, это правда я. Честное слово, я так думаю.
И в этот миг, хотя он и не мог бы этого объяснить, он ясно понял, что принадлежит к тем, кому в жизни повезло.
Примечания
1
Русский перевод, выполненный И. Бернштейн, до сего дня не вышел в свет.
2
Договор, подписанный в 1840 г в Вайтанги между европейцами и маори, гарантировал аборигенам права на землю. (Здесь и далее - прим. перев.)
