дружелюбные чувства. И причиной всему была политика. Именно политика вносила между ними раздор, способствовала успешной карьере Исы, ставила всевозможные препятствия на жизненном пути Хасана. В последнее время они почти не встречались, однако Хасан никогда не хотел полного разрыва со своим двоюродным братом. Более того, он даже желал, чтобы его сестра вышла замуж за Ису.
Но самым удивительным было то, что Хасан буквально через несколько дней после Исы просил у их общего родственника Али-бека Сулеймана руки его дочери Сальвы. Узнав об этом, Иса презрительно усмехнулся: «Хвала аллаху! Этот парень, кажется, знает себе цену».
И все же, несмотря на неприязнь, Иса втайне отдавал должное Хасану — цельности его натуры, уму.
— Я слышал, — сочувственно сказал Хасан, — что тебя переводят на работу в архив. Не расстраивайся… Ты ведь мужчина и должен быть готов к любым испытаниям.
— Да и причин-то нет особо печалиться, — горячо вмешалась в разговор мать Исы. — Я все время говорю об этом. Но люди… Почему они всегда оставляют в покое сильных мира сего и отыгрываются на мелкоте?
Сочувствие Хасана еще больше озлобило Ису. Он гордо ответил:
— Члены нашей партии никогда не сбрасывали со счетов возможность попасть в тюрьму и подвергнуться унизительным издевательствам…
Потягивая чай, Хасан с улыбкой заметил, как бы вызывая Ису на спор:
— Некоторые ваши деятели действительно сидят в тюрьмах и терпят лишения, а другие тем временем торгуют…
В этот момент мать вышла из комнаты: настало время молитвы.
Иса вспыхнул от негодования, он понял, кого имеет в виду Хасан, когда говорит «другие».
— Прошу полегче, — предостерегающе сказал он. — Тебе должно быть известно, какое место занимают эти «другие» в моем сердце.
Хасан улыбнулся.
— Все кругом разваливается, и неплохо бы нам всем помочь разрушить до основания этот старый мир!
— Э, куда хватил! А позвольте вас спросить, кто будет заниматься нашими национальными проблемами? — иронически спросил Иса.
— Неужели ты всерьез полагаешь, что все эти злобные, выжившие из ума сенаторы — именно те люди, которые разрешат наши проблемы?
— Ты не способен оценить их по достоинству.
— Я их вижу такими, какие они есть…
— Ты просто без конца повторяешь то, что пишут враждебные нашей партии газеты!
— Я верю фактам, — убежденно ответил Хасан, — только фактам. И считаю, что молодежь должна полагаться на свои собственные силы.
Иса с трудом сдерживал себя.
— Призыв к разрушению опасен. Не будь измены, мы поставили бы короля на место, заставив его считаться с конституцией, и добились бы независимости.
Хасан широко улыбнулся и, взяв стакан с чаем, мягко произнес:
— Ты человек преданный и верный. Но именно из-за этой слепой преданности ты сблизился с людьми, которые вовсе этого не заслуживают. Поверь мне, — продолжал он, — все в стране прогнило и поражено коррупцией. Обогатиться любым способом — вот что больше всего интересует тех, кто стоит сегодня у власти. Разве ты не чувствуешь, как отовсюду несет запахом гнили? Каким же образом ты рассчитываешь вытянуть нас из этого болота?
Со двора донесся голос матери: она молилась. Иса несколько смягчился. В конце концов Хасан был его гостем. Но никакая сила не могла заставить Ису согласиться с ним. Он никогда не сделал бы этого — хотя бы из упрямства. И все же… Глубокая печаль все больше и больше растравляла душу. Его представления о мире рушились, идолы, которым он до сих пор поклонялся, рассыпались в прах.
Хасан говорил сейчас об убытках, причиненных пожарами, о том, во что обойдется их возмещение, о позиции англичан, о продолжающихся арестах. Но вскоре он опять принялся за свое.
— Укажи мне у нас хотя бы одно место, не пораженное коррупцией!
До чего же Исе были ненавистны все эти наводящие тоску разговоры!
Неожиданно в голову пришла давно забытая история. Еще мальчишкой, будучи вместе с отцом в гостях у Али-бека Сулеймана, Иса, оставшись один в столовой, заметил в полуоткрытом ящике буфета плитку шоколада и стащил его!
Прошло почти четверть века, но Иса никак не мог вытравить из памяти это неприятное воспоминание.
Между тем Хасан (пропади он пропадом!) не прекращал своих нападок.
— Чего же вы хотите? — устало спросил Иса.
— Влить новую, свежую кровь в одряхлевшие вены…
— Где же ее раздобыть?
Хасан рассмеялся, сверкнув двумя рядами белоснежных зубов.
— Страна еще не вымерла окончательно, — сказал он.
— Может быть, ты назовешь силу, которая заслуживает большего доверия, чем наша партия? — раздраженно спросил Иса.
Хасан насмешливо посмотрел на него, но ничего не ответил. Во дворе слышался старческий голос матери, все еще читавшей молитвы.
— Так что же все-таки делать? — продолжал допытываться Иса.
— Оказать помощь самому черту, если он возьмется спасать тонущий корабль…
— Но ведь черт еще никогда ничего не спасал!
Не выдержав взгляда своего противника, Иса отвел глаза в сторону и о полнейшим безразличием стал смотреть в окно, за которым пламенел багряно-красный закат.
— Прежде всего необходимо, чтобы англичане, король и старые партии убрались вон, тогда мы скажем свое слово! — воскликнул Хасан.
Иса горько усмехнулся.
— Пожар Каира показал, что измена сильнее правительства и народа, вместе взятых.
В комнату вернулась мать. Ее щеки слегка порозовели от ветра.
— Неужели нет другой темы для разговора? — вздохнула она и, усевшись на свое место, спросила Хасана:
— Ну, а ты когда женишься?
Иса опять вспомнил историю со сватовством Хасана к Сальве. «Все прибедняется, а сам себе на уме, — с раздражением подумал он о брате. — Небось зарится, как и другие, на ее деньги, рассчитывая поправить свои дела».
Хасан между тем смеясь отвечал матери:
— Возникли всякие непредвиденные обстоятельства…
— А когда нас навестит твоя мать?
— Уж очень далеко вы живете… Но она непременно придет…
Перед самым уходом он спросил Ису:
— Куда ты собираешься сегодня вечером?
— В клуб… — несколько вызывающе, но спокойно ответил Иса.
— Ну что ж, всего наилучшего, до свидания, — распрощался Хасан и направился к двери.
4
Наступил долгожданный день помолвки.
Торжество происходило в особняке Али-бека Сулеймана в Гелиополисе
