— Ты что там, оглох, что ли? Открывай!
«Еще чего, — думает Фридер, — ни за что не открою».
И сидит тихо, как мышка.
Бабушка стучит сильнее:
— Ты что, с ума сошел? Открывай немедленно! Я уже все ноги себе отстояла.
Фридер чуть не прыскает со смеху, но вовремя сдерживается и сидит тихо.
Он ведь решил, что его нет дома. Вот и пусть бабушка подождет. И пусть отстоит себе все ноги.
Но бабушка ничего об этом не знает, она изо всех сил колотит в дверь и жалобно зовет:
— Внук, внучек, открой! Или с тобой что-то случилось? Скажи, что ничего не случилось!
Фридеру немного жаль бабушку. Потому что она говорит таким несчастным голосом и так переживает из-за него.
Чтобы она не переживала, Фридер очень громко кричит:
— Нет, ба, ничего не случилось. Просто меня нет дома!
Некоторое время за дверью совсем тихо, потом бабушка вскрикивает:
— Тебя — что?
— Меня нет дома! — вопит Фридер в ответ. — Потому что я всегда должен тебя ждать, да!
— Только не ори так, я же не глухая, — отвечает бабушка, потом бормочет еще что-то, а потом больше ничего не слышно.
Фридер внимательно слушает. Ничего. Абсолютно ничего.
Фридер ждет некоторое время, прислушивается… опять ничего. Почему бабушка больше ничего не говорит? Может быть, она ушла и оставила его сидеть тут совсем одного?
Фридер еще раз зовет бабушку.
— Бабушка, бабушка, ты еще здесь?
Молчание.
— Бабушка, — зовет Фридер погромче, — ба, скажи что-нибудь!
Снова никакого ответа.
— Пожалуйста, бабушка, милая! — орет Фридер совсем громко и при этом чуть не плачет.
Н и ч е г о.
Фридеру все становится ясно.
Бабушка ушла. Навсегда.
Он вскакивает, распахивает дверь и собирается громко-громко зареветь…
Перед ним на лестнице сидит бабушка, а по ее фартуку разгуливают четыре бельевые прищепки.
— Ой, да ты что, бабушка! — Фридер глубоко вздыхает, — Как же ты меня напугала!
— Так надо же думать, что ты делаешь, — говорит бабушка, но смотрит не на Фридера, а на прищепки на своем фартуке.
— Что это ты делаешь, ба? — спрашивает Фридер.
— Я играю, — говорит бабушка, — в «Волка и овец»! Но у меня опять овцы волка съели.
— Да ты что, бабушка! — повторяет Фридер, улыбаясь, и широко открывает дверь, — Иди домой. И поиграем по-настоящему. Я ведь снова дома, знаешь!
— Ну, слава богу, — говорит бабушка. Она встает кряхтя и берет корзину для белья и прищепки.
— Тут на лестнице сквозит. И я все время проигрываю.
С этими словами она марширует мимо Фридера на кухню. Фридер улыбается и вприпрыжку бежит за ней. А потом они приносят доску и шашки, садятся на кухне и играют. Бабушка все время выигрывает.
Потому что Фридер позволяет ей выигрывать.
Или потому что она так усердно тренировалась на лестнице?
Меняемся ролями
— Бабушка! — кричит Фридер и дергает бабушку за юбку. — Я не хочу все время быть Фридером, хочу побыть разочек бабушкой!
— Да отстань от меня ради бога! — ворчит бабушка. — Радуйся, что ты мальчик. Детям живется лучше!
— Вовсе нет, — говорит Фридер и берет бабушкину шляпу — серую, и бабушкину сумку — черную. — Лучше живется бабушкам, это же ясно!
— Ты что, с ума сошел? — вскрикивает бабушка и хочет отнять шляпу. Тут Фридер шлепает бабушку по пальцам, нахлобучивает шляпу на голову и приказывает:
— Марш в детскую. Теперь я буду бабушка, и всё тут!
— Да как ты со мной разговариваешь? — удивляется бабушка и хочет схватить свою сумку. Но Фридер быстро отдергивает ее и низким голосом повторяет:
— Марш в детскую, я сказал! Там и играй. Но аккуратно, ты меня поняла? А я пойду на кухню!
И Фридер с достоинством удаляется, оставляя бабушку в полной растерянности.
Она смотрит ему вслед, потом качает головой и бормочет:
— Ну, озорник окаянный! Ну, погоди!
И исчезает в детской, плотно закрыв за собой дверь.
Фридер стоит на кухне, на голове шляпа, в руке сумка. Он смотрит вокруг. Потом кладет на кухонный стол сначала шляпу, а рядом с ней — сумку.
Вот так.
Теперь он, значит, на кухне. И теперь он — как будто бабушка. Что делает бабушка на кухне? Она моет посуду. Но мыть посуду скучно, и вообще, бабушка ее давно уже помыла. Все на своих местах. Кухня сверкает чистотой.
Что же еще бабушка делает на кухне? А, ясно, она готовит еду.
Значит, надо что-нибудь приготовить. Лучше всего — рисовую кашу. Фридер ее очень любит. Для рисовой каши нужен рис, и молоко, и корица, и сахар. Это Фридер давно уже знает. Рис стоит в кухонном шкафу. Фридер приносит табуретку, залезает на нее, открывает дверцу шкафа — и так сильно дергает за пакет с рисом, что тот рвется, и рис сыплется на пол. Но это пустяки. Можно ведь все подмести.
Теперь нужен сахар. Банка с сахаром тоже стоит в шкафу. Фридер осторожно вынимает ее, осторожно слезает с табуретки и хочет поставить банку на стол. Но тут банка опрокидывается — можно сказать, сама — и сахар сыплется в бабушкину шляпу и сумку. Вот ведь незадача…
Ну ничего, теперь, можно заняться корицей. Но Фридер не может ее найти. Он вытаскивает из шкафа все миски, тарелки и кастрюли, но корица исчезла. Ладно, ничего страшного, это может подождать. Теперь нужно молоко.
Фридер достает из холодильника молоко и наливает его в кастрюлю. Только… почти половина молока разлилась. Но это пустяки, все можно вытереть.
Теперь молоко нужно подогреть. Фридер ставит кастрюлю с молоком на плиту.
Теперь нужно зажечь под ней огонь. Фридер ищет спички, ищет, ищет — и не находит. Но спички ему совершенно необходимы. Без них не будет никакого огня. А без огня молоко не подогреешь, это ясно.
— Бабушка! — кричит Фридер и распахивает дверь. — Принеси мне спички, ба, и побыстрее!
— Разве я твоя служанка? — кричит бабушка в ответ. — Я в детской, играю в интересную игру, если хочешь знать!
Фридер прислушивается. Что там бабушка делает? Играет в интересную игру? Надо посмотреть.
Фридер мчится из кухни в детскую. Там сидит бабушка. Игрушки она разбросала по всей комнате.