телка? – Он оттолкнул Давида. – Или ты не знаешь, что ее никому, кроме меня, лапать не позволено? – Давид словно язык проглотил. Они вместе учились в начальной школе, и Рохелио уже тогда был порядочной скотиной.
– Перестань, ничего не было! – вмешалась Карлота.
– Тебя не спрашивают! – отрезал Рохелио; от него разило перегаром и марихуаной, и девушка отошла в сторону – а что ей оставалось делать? Она понимала, что совершила ошибку; как бы ни хотелось, ей запрещено танцевать даже с деревенским дурачком. Давид словно окаменел, изо всех сил сдерживая внезапные позывы испражниться. Рохелио, наоборот, постепенно успокаивался.
– Всем известно, что эта девчонка принадлежит мне со всеми потрохами, я ее упаковал и опечатал! – В глубине души ему даже стало немного жаль Давида: придурок убогий, ну что он мог ей сделать!
Не тусклые качимбы, а предательница луна осветила давидовские штаны цвета хаки, на которых красноречиво выделялось темное пятно. Рохелио опустил взгляд, и тут словно бес в него вселился.
– Ах ты, ублюдок! – воскликнул он, вынимая из-за пояса револьвер. – Не хватало еще, чтобы дурак из дураков во всей деревне мозги мне пудрил! – Рохелио мог убить Давида сразу, без лишних слов, но ему хотелось прежде хорошенько унизить его. Он обернулся к своей невесте: – А тебе, значит, потрахаться приспичило, сучка недоношенная? Так я тебе мигом устрою, увидишь небо в алмазах! – Потом опять закричал на Давида: – Мужика из себя строишь, каброн? – и выстрелил ему под ноги, отчего тот подпрыгнул на месте. – Ишь, какой мачо вылупился! – Он снова выстрелил, и Давид упал рядом с качимбой; резь в животе стала невыносимой. Рохелио пнул его, метя в половые органы, но не попал. Воспользовавшись тем, что он опустил пистолет, Давид вскочил и бросился прочь со двора. – Ты куда, мать твою! – Рохелио догнал его, загородил дорогу и стал бить ногами. Охваченный ужасом, Давид искал спасения и не находил.
– Мне надо в уборную! – выкрикнул он.
Рохелио выстрелил в воздух.
– Стой, пендехо безмозглый!
– Я хочу домой! – Хоть и дурачок, Давид понимал, что наступил его смертный час; в здешних краях, если спор из-за женщины решается посредством пистолета, пиши пропало! Тем более что пистолет находился в руке Рохелио Кастро; его семья славилась по всей округе богатством, нажитым на выращивании марихуаны, и звериной жестокостью. Из семи братьев Рохелио был самым кровожадным.
– Я тебя заставлю оттрахать собственную мать, каброн слабоумный!
Краем глаза Давид увидел, как Карлота Амалия в окружении подруг повернулась к ним спиной, чтоб не смотреть на издевательство. Остальные испуганно замерли на месте; насилие порождает всеобщую трусость. Тогда Давид перевел взгляд на своего врага; Рохелио, прежде чем убить его, картинно поднял к небу пистолет, затем начал медленно опускать. Давид кончиками пальцев нащупал крупный камень и, не раздумывая, движимый инстинктом самосохранения, неожиданно и сильно метнул его. «Пок!» – стукнулся камень о голову Рохелио.
Тот упал замертво. Все произошло так внезапно, что время будто остановилось на мгновение, качимбы на какой-то миг засияли лунным светом, а их тусклые огоньки улетучились неведомо куда. Давид в изумлении посмотрел на окружающих:
– Это я бросил в него камнем? – В ответ на него молча уставились физиономии, вытянутые, как циферблаты часов на картине Дали. – Я попал ему в голову? – Давиду вдруг померещилось,
Внезапно в голове Давида словно кто-то проснулся, и он услышал внутренний голос: «Какие испытания меня ожидают? Хоть бы они продлились не слишком долго! В чем дело?» – спросил самого себя Давид, глядя, как люди молча толпятся вокруг трупа Рохелио Кастро, чья рука все еще сжимала пистолет… Потом все разом зашевелились и начали говорить, говорить…
– Кто известит дона Педро Кастро?
– Надо куда-то спрятать дурака, прежде чем сюда явятся братья!
– Позовите его отца!
– Да, не хотел бы я оказаться на его месте!
– Бедняга, что они теперь с ним сделают?
Карлота с ужасом взирала на страшную картину. Давид оставался в растерянности. «Я убил его камнем?» Рохелио относился к нему не так уж плохо, а Давид убил его с одного броска камнем по голове, как оленя, однажды встреченного им в горах. «В малой деревне грехи велики!» – заверил его внутренний голос. «Я должен отделаться от этого чертова наваждения!» И уже весь двор заволокло туманом.
– Это все Карлота виновата, – говорили те, кто пил мескаль-чакаленьо. – С какой стати она принялась танцевать, если знает, что помолвлена?
«Надеюсь, он не будет слишком пугаться, ощущая мое присутствие, – прошептал в голове Давида внутренний голос с каким-то механическим отзвуком. – Привыкать всегда трудно».
– Надо вызвать команданте Насарио, – предложил кто-то, и Давид опять почувствовал, как кишечник сжался от позыва опорожниться. Он вспомнил, что несколько дней назад, когда охотился на броненосцев в горном ущелье, у него на глазах команданте Насарио со своими подчиненными расстрелял трех человек, приняв их за партизан. Тюрьма в Чакале была грязной до омерзения, в ней невыносимо смердело дерьмом, которое никто не убирал.
– Команданте Насарио арестует меня? – задал Давид вопрос самому себе, и все тот же голос ответил: «Давид, ты слышишь меня?» – Голос походил на женский, только грубоватый, словно простуженный, либо на высокий мужской, и заполнял голову до отказа, просто распирал ее; Давид теперь слышал только его и ничего не понимал. – «Вижу, это тот случай, когда на правосудие полагаться нельзя!» – Давид в испуге разинул рот.
– Что это, кто говорит?
«Как хорошо, что ты слышишь меня», – заметил голос, а Давида сковал страх. Он стал вглядываться в туман, но не увидел никого, кто хотя бы смотрел на него, все были заняты покойником.
«Не ищи меня, все равно не увидишь, я нахожусь у тебя внутри».
– Внутри?
«Ты только что отправил этого несчастного на тот свет».
– Где ты, кто ты есть?
«Сказано тебе, я внутри, перестань спрашивать одно и то же!»
– Не может быть, чтобы ты находился у меня в голове!
«Еще как может! Успокойся, я тебе все объясню!»
– Ты дьявол?
«Нет, я твоя бессмертная часть».
– Что?
«Я карма – то, что возродится к жизни, когда ты умрешь».
– Когда я… Не понимаю.
«Ничего, придет время, поймешь!»
– Я не хочу умирать!
«Да не бойся ты, я не причиню тебе ала!»
– Не хочу слышать тебя, ты нечистая сила, оставь меня в покое!
Привлеченные криками, Давида окружили люди.
«Не затевай скандала, – наставительно произнес голос. – Со мной не обязательно разговаривать вслух, я прекрасно слышу твои мысли».
Давид затряс головой:
– Изыди, анафема, я не хочу отправляться в ад! – Он тяжело и часто дышал, затыкал пальцами уши и кричал: – Уходи! Уходи!
Давид даже не замечал, что все остальные столпились вокруг него с выпученными глазами.
– Позвольте пройти! – сказал кто-то, и Давид узнал отцовский голос.
– Папа, я не хочу в тюрьму!
