складывалось впечатление, что никто не знал даже и о существовании этой самой запертой комнаты.
Когда Саманта заполучила свой чемодан и тащила его за собой на тележке, а увесистая дорожная сумка свисала с плеча, ее уже колотило от усталости и она была доведена до отчаяния.
Теперь ей оставалось лишь поймать такси — первое такси в ее жизни — и добраться до города.
Спустя полчаса она сидела в автомобиле — самом грязном, который когда-либо видела. Он так сильно провонял сигаретным дымом, что Саманте стало дурно, но когда она решила открыть окно, то обнаружила, что с внутренней стороны дверцы отсутствовали ручки. Она бы обратилась к водителю, но его имя на документе у таксометра содержало в основном не свойственные английскому языку буквы, и было очевидно, что по-английски он особо не понимает.
Саманта глядела в замызганное окно такси, пытаясь делать невозможное — не дышат», а главное — ни о чем не думать. Не думать, где она, почему, и сколько времени ей здесь придется пробыть.
Такси проехало под мостом, который выглядел так, будто был обсечен, далее по улицам, казалось, сплошь состоящим из малюсеньких магазинчиков и лавчонок с грязными витринами. Когда водитель в третий раз переспросил адрес, Саманта, пытаясь не выплеснуть на него свое отчаяние, вновь объяснила ему, куда ехать. В бумагах, которые адвокат отца передал ей, указывалось, что квартира находилась в аристократическом районе, где-то на Шестидесятых улицах восточного Нью-Йорка, между Парк-авеню и Лексингтон-авеню.
Наконец они оказались на улице, которая была почище и потише тех, которые они проезжали раньше. Водитель притормозил, разыскивая нужный дом. Когда такси остановилось, Саманта заплатила, быстро соображая, сколько нужно дать чаевых. Затем без помощи водителя вытащила багаж из машины.
Перед ней был пятиэтажный дом, по фасаду которого имелись всего два окна на каждом этаже. Это было очень красивое здание с высокой лестницей, ведущей к двери с веерообразным окном над ней. Вьющиеся розы по всей левой стороне дома до самой крыши были покрыты нежными бутонами, готовыми вот-вот распуститься.
Саманта нажала на звонок у входной двери и стала ждать; никто не открывал. Никто не открыл я после третьего звонка и пятнадцати минут ожидания.
— Ну конечно, — сказала она и села на чемодан. Чего же она еще могла ожидать? Будет хозяин дожидаться ее приезда, чтобы вручить ей ключи от входной двери, только потому, что она написала ему письмо и информировала о времени ее прибытия! Очень ему нужно бросать все дела и немедленно мчаться сюда только затем, чтобы впустить незнакомую женщину в дом… Какое ему дело до того, что она мечтает принять душ и сесть на что-то такое, что бы не двигалось.
Итак, сидя на чемодане в ожидании человека, который вполне мог не появиться вообще, она пыталась представить себе, что будет делать в таком громадном городе, как Нью-Йорк, если останется без крыши над головой, стоит ли ей снова взять такси и отправиться в гостиницу переночевать, или позвонить отцовскому адвокату и попросить перевести ей по почте деньга, пока она не сможет открыть счет в Нью- Йоркском банке?
Прошло еще несколько минут, но никто не пришел. Никто из прохожих даже не замечал ее. Несколько мужчин, правда, улыбнулись ей, но она отвернулась.
Неожиданно Саманта обратила внимание на еще одну дверь, ведущую в дом на уровне земли. Может, это и есть входная дверь, и ей следует постучаться в нее?
Немного поколебавшись, она все-таки решила оставить озон вещи здесь, на лестнице. Молясь про себя, чтобы их не украли, спустилась вниз, обогнула дом, прошла вдоль красивой ограды, сваренной из железных прутьев с острыми наконечниками, и подошла к двери. Постучала несколько раз, но никто не открыл.
Тяжело вздохнув, она обернулась, чтобы взглянуть на свои вещи — они были целы. Близ нижней двери росла в корзине красная герань, и вид цветов заставил Саманту улыбнуться. По крайней мере, хоть цветы, кажется, были счастливы. Они были хорошо ухожены, на них не было ни одного засохшего листика, земля была влажной, но не мокрой.
Все еще улыбаясь, она направилась обратно к парадному крыльцу. Но едва она зашла за угол, как над ее головой просвистел мяч, да так близко, что ей пришлось пригнуться. Но это было только начало. За мячом последовало нечто мужского рода весом килограммов в сто, в спортивных шортах и майке, разорванной по швам под мышками до самого пояса.
Саманта сделала попытку убраться с пути этого человека, прижавшись к боковой стенке лестницы, но не успела. В ловком прыжке он поймал мяч, пролетавший прямо над ней, а самое Саманту заметил лишь тогда, когда уже падал на нее. Реакция его была мгновенной. Он успел одновременно выпустить из рук мяч и схватить Саманту в тот самый момент, когда она уже начала падать.
Крепко обхватив руками, он рефлекторным движением защиты прижал ее к себе. Она успела лишь судорожно глотнуть воздух.
На какой-то миг она оказалась в его объятиях. Он был выше ее ростом — возможно, где-то за метр восемьдесят. Но так как он импульсивно склонился к ней, их глаза оказались на одном уровне. Два незнакомых человека, почти оторванные от окружающего мира… Сзади — высокая лестница, перед ними — лестница соседнего дома, сбоку — ограда и корзина с цветами… Саманта хотела было поблагодарить этого молодого мужчину, но, едва взглянув на него, она позабыла все слова.
Он был чрезвычайно красив собой. Черные вьющиеся волосы, тяжелые черные брови, темные глаза с такими ресницами, за которые любая женщина отдаст полжизни. Рот с пухлыми губами, будто созданный самим великим Микеланджело. Но при всей своей красоте он выглядел отнюдь не женственно. И дело было даже не в его переломанном в нескольких местах носе, не в трехдневной черной щетине на подбородке и не в мощных мускулах. Мужское начало просто окружало его, как ореол. И это сразу заставило Саманту почувствовать себя слабой и беззащитной, будто она была девушкой в пышных бледно-розовых кружевах. От этого человека исходил не искусственный химический запах всяких снадобий, которые можно приобрести в лавке. От него пахло настоящим мужским потом, немного — пивом и еще — горячей от солнца и физических упражнений бронзовой кожей.
Но все-таки именно рот этого мужчины покорил и очаровал Саманту. Это был самый красивый мужской рот, какой она только видела. Он выглядел одновременно твердым и нежным, и она не могла оторвать от него взгляда. И когда заметила, что эти губы приближаются к ней, она не стала сопротивляться. Поначалу они прижались к ее губам нежно, будто спрашивая разрешения. Поддавшись инстинкту и желанию, Саманта чуть приоткрыла рот под их натиском, и они прижались сильнее. Она не смогла бы оторваться от этих теплых, ласковых губ, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Тем не менее какое-то внутреннее чувство заставило ее поднять руку для сопротивления, но та лишь инстинктивно опустилась на его плечо. Саманта уже почти не помнила, когда последний раз ощущала мужское тело в своих объятиях. Но такого плеча, как это, ей не доводилось ощущать еще никогда. Ее пальцы скользили по твердым, крепким мускулам, как бы пытаясь зарыться в них.
Когда она обхватила его плечо, он прижался еще сильнее. Его большое, крепкое, тяжелое тело почти слилось с ней. Рука Саманты, соскользнув в вырез майки на спине, ощутила бугры мышц.
Ей показалось, что она сейчас растворится в его теле, из груди вырвался стон.
Обхватив своей большой рукой ее затылок, мужчина повернул ее голову к себе и начал страстно целовать. Она еще никогда в жизни не испытывала ничего подобного. Он целовал ее именно так, как она всегда мечтала, как бывает лишь в добрых сказках, как пишут в прекрасных книгах, как никто никогда ее раньше не целовал.
Руки Саманты крепко обняли его шею, она чувствовала между своих узких бедер его большое мускулистое бедро. И обнимала его все крепче.
Его губы мягко соскользнули на ее шею, затем начали целовать мочку уха, а руки двигались все ниже и ниже по спине. Захватив руками ее ягодицы, он перенес всю ее тяжесть на свое бедро, а его рука опустилась по ее ноге и подняла ее так, что лодыжка оказалась на уровне его пояса.
— Эй, Майк, ты собрал вокруг себя целую толпу людей!
Поначалу Саманта даже не услышала этого голоса. Она растворилась в чувствах.
Но мужчина услышал. Он вырвался из объятий Саманты, оторвал от нее губы и, поглаживая большим пальцем ее щеку, глядел ей в глаза и улыбался.
