– По вице-бургомистру от каждой партии. Партия мелких хозяев, соцдемы, крестьянская – каждая потребовала себе этот пост, когда бургомистром стал коммунист.
– Вот это уж мне совершенно непонятно! В нашем городе!.. Да ведь здесь никогда не было коммунистов!
– А на кирпичном…
– Ну, разве что на кирпичном… А где еще?
– В сорок пятом, понимаешь ли, обстановка резко изменилась. Всюду были только они, только они и действовали. Остальные партии… – Он махнул рукой. – Не говоря уж о нас. Но теперь ты непременно вступишь в нашу партию, правда? И тогда у нас тоже будет представитель в городской управе…
Хотя Альбин Штюмер был занят слоеным пирогом, этот разговор он не пропустил мимо ушей.
– Нет уж! Не выйдет! Место Йожи – у нас. И только у нас!
– Что ты мелешь! С каких это пор Йожи стал мелким хозяином? Может, ты считаешь хозяйством его два хольда виноградника?
– Партия мелких сельских хозяев, сельхозрабочих и буржуа, дружище! Бур-жу-а!
– А мы – буржуазно-демократическая партия, без всяких там мелких сельских хозяев и сельхозрабочих!
– Чего вы шумите! Никуда я не вступлю. Не хочу ни с кем из вас ссориться.
Теперь они начали атаковывать его сразу с двух сторон.
Сирмаи повысил голос:
– Проклятая привычка венгерских господ! Вместо того чтобы быть вместе, в одной связке, как хворостины в венике… Нет уж, увольте меня!
Фери Капринаи с другого конца стола заметил:
– Вот, вот! Верно говорит дядюшка Йожи! Именно – проклятая привычка венгерских господ!
– А ты-то что?! Ты же сам в нашей партии! – оборвал его Штюмер.
– Потому и вступил, что сейчас нужно усилить именно эту партию.
– Об этом и речь идет!
Но Сирмаи не сдавался.
– Не хочу ни с кем из вас ссориться. Не для того я вернулся, чтобы распылять наши силы. Наоборот, их надо сплачивать, надо объединять вокруг себя всех, кого только возможно… А те, кто теперь разбрелись по партиям…
Фери Капринаи снова шепнул Гитте:
– Но вам, очевидно, было очень неловко? Интересно, заметили те офицеры, что они имеют дело со светской дамой, хотя она и служит горничной?
Гитта махнула рукой.
– Ах, да что там! Оставим это!.. – Но, встретившись с вопрошающим взглядом молодого человека, добавила: – Там все больше французы были! Конечно, вам этого не понять. Американцы – совсем другое. У них деньги. А иметь дело с французским офицером… – и презрительная улыбка скользнула по ее лицу. Она рассмеялась.
Фери Капринаи слегка присвистнул.
– Ну и классная же девочка получилась из вас, Гитта! Честное слово, эта прогулочка пошла вам на пользу. Серьезно, я еще сегодня после обеда хотел сказать вам об этом. Ваши движения, голос – все изменилось!
– Что, подурнела?
– Что вы! Наоборот!..
Хозяйка дома поднялась из-за стола и пригласила гостей в соседнюю комнату. Мужчины, столпившись у двери, вежливо уступали друг другу дорогу. Альбин Штюмер с Гутхабером и главным прокурором, перебивая один другого, рассказывали Сирмаи городские новости.
– Соцдемы сначала хотели заполучить себе место главного прокурора и готовили на эту роль адвоката Марковича…
– Марковича? А как же ты, Кальман Халас?
Главный прокурор рассмеялся.
– Я всего лишь месяц как снова у дел. В августе прошлого года комиссия по чистке и проверке вынесла решение лишить меня места. Ты еще не знаешь, что здесь творилось. Однако народный суд отменил это решение.
– Понимаю.
– Семь месяцев в городе вообще не было главного прокурора.
– Точно так же, как и главного санинспектора. Его функции выполнял заместитель. В общем, о чем говорить! До сих пор только тридцать семь решений комиссии по чистке и проверке были отменены народным судом. Теперь ты представляешь, что здесь было!
Сирмаи покачал головой.