слышно ни жужжания динамо, ни стука поршней, ни визга ремней, ни тиканья стрелок измерителей. Самое большее, что послышится глубокий вздох одного из этих молчаливых зрителей, онемевших при виде собственного творения. Вон человек с головой Александра, которого Крафт назвал Аванти, словно пригвожденный к одной из стен, мечтательно устремил взгляд на чарующее зрелище. Сам великан, откинувшись спиной на конторку, смотрел вверх так, что его лицо было параллельно верхнему стеклу. Все остальные тоже почти не двигались. На полу, у своих ног, Эрколэ увидел лицо монгола, на котором сверкали большие круглые очки в роговой оправе.
Когда Эрколэ Сабенэ снова обратил свой взгляд туда, куда были устремлены взоры всех, его пронизала дрожь никогда неизведанного еще экстаза.
Ему почудилось, будто он и в самом деле видит большой участок земной поверхности. В поле его зрения находилась теперь вся Европа, от Скандинавского полуострова до мерцающего, врезывающегося своим языком в сушу Средиземного моря и белой равнины Сахары за прибрежными хребтами Северной Африки. Грандиозно! Скопировано до мельчайших подробностей, ничто не забыто, приняты во внимание все эффекты. Исключительное фантастическое зрелище!
Видно было даже, как обрывалась в середине Исландии мерцающая искристая линия солнечного света. По ту сторону меридиана была полная тьма. Отдельные искры, вспыхивавшие в потустороннем ночном мраке, были, очевидно, вершинами гор, тронутыми восходящим солнцем.
Эрколэ Сабенэ никогда не приходилось видеть более мастерской фильмы. Он готов был проглядеть на нее все глаза. И так долго и упорно вглядывался в нее, что ему, наконец, показалось, будто часть земной поверхности постепенно заволакивается мраком, а солнечный свет нащупывает все новые линии и пункты. Никогда, никогда не видел он ничего подобного!
На его плечо легла чья-то рука. Голос Аванти прозвучал у него над ухом:
— Не правда ли, непостижимо? Считали вы это возможным?
Оба они не отрывали взоров от купола. И Эрколэ с искренним восхищением ответил:
— Да! Это грандиозно! Примите мои комплименты! Мне и во сне не снилось ничего подобного. Изумительно хорошо задумано и великолепно, баснословно исполнено!
«Александр» искоса скользнул по его лицу взглядом, прислушиваясь к его словам с улыбкой, как бы позолоченной тем сиянием сверху.
— Исполнено?
— Я хочу сказать, что картина произведет фурор, — поправился Эрколэ Сабенэ. — Я, по крайней мере, никогда не видывал ничего подобного. Такой номер…
Он не договорил. — Аванти обеими руками обхватил его за шею, словно желая привести его в себя.
— Номер?. Вот чудак!
— Ну да, исключительный номер, до которого никто еще не додумался, — продолжал Эрколэ Сабенэ, опуская взгляд и встречая сияющие синие глаза Аванти. — Самая грандиозная фильма, какую я когда-либо видел. Астрономический кинематограф — нечто действительно новое.
И вдруг, все закружилось перед ним. Он чуть не опрокинулся; его качало, как тростинку, на крепко приставших к полу ногах. Аванти подхватил его и вывел из помещения.
Эрколэ Сабенэ закрыл глаза.
— Свет чересчур ярок, — пролепетал он, — это утомляет зрение. Вам следует смягчить освещение.
— Да, да. Вам это еще вредно. Я думаю, вам всего полезнее будет посидеть в одиночке, чтобы прийти в себя.
Эрколэ Сабенэ дал увести себя, как ребенок.
V
В одиночке
Эрколэ Сабенэ сидел в полном изнеможении. Впечатления были слишком сильны. Он сознавал только, что он один и что никогда еще в своей жизни не наслаждался столь абсолютной тишиной.
Тишина не нарушалась ни единым звуком. Окружающий мир словно исчез. Эрколэ как-будто находился под гигантским стеклянным колпаком, из-под которого выкачали все звуки. Ни скрипа отдаленных шагов, ни собачьего лая, ни выстрела, ни шума взрывов. Сколько времени прошло с тех пор, как он жил в аду окопов? Он прислушался к самому себе, но и внутри себя не мог уловить кипения жизни. Пульс не бился. В крови произошло короткое замыкание.
Тогда он напряг зрение и словно увидел бесконечную тишину, царившую в окружающем мраке. Она лилась на него мощным водопадом и низвергалась в бездонное ничто…
Тьма окутывала его подобно свивальнику мумии. Но его расширенный взор вдруг словно пронизал ее насквозь, чтобы через эту длинную, зияющую, прореху во тьме вырваться на свободу, улететь за сотни миль. Там, в этой длинной прорехе, вдруг показались, закишели звезды — одна за другой, до бесконечности.
Он видел только лоскуток звездного неба, среди которого не умел ориентироваться: что знал он о звездах, кроме самых элементарных сведений? Эта прореха пересекала мир звезд, которые холодно и чуждо воззрились на Эрколэ. В них не было обычного сверкания, подобного сверканию алмазов, рассыпанных по черному бархату открытой шкатулки. Они не искрились и не мерцали, а неподвижно горели каплями застывшего пламени. Оли не способны были то излучать из себя, то вновь вбирать в себя свой свет, как настоящие звезды на настоящем небе.
Эрколэ Сабенэ стал понемногу приходить в себя и вновь обретать свое обычное снисходительное превосходство. Этот шедевр искусства и техники имел таки существенные и бросавшиеся в глаза недостатки! Режиссер, изобретатель этой астрономической косморамы, не сумел заставить свои звезды мигать. Хотя задача вовсе не представлялась неразрешимой. Любой сколько-нибудь искусный машинист может заставить свое театральное звездное небо мерцать, — создать более или менее сносную иллюзию; это ничуть не труднее, чем инсценировать плеск волн или серебристую лунную рябь на море.
У Эрколэ Сабенэ не осталось никаких сомнений в том, куда он попал. Очевидно, в крупный, очень дорого стоящий и блестяще оборудованный космотеатр, в программу которого входили астрономические сенсации. Для открытия, очевидно, будет дана грандиозная фильма с помпезным названием «Через всю вселенную» или что-нибудь в этом роде. Первая картина «Вид на Землю с Луны» была импозантна; эта вторая — значительно слабее: нельзя изображать звездное небо без звездного мерцания!
Вскоре он открыл еще один важный недостаток: этой вселенной недоставало вращения. Звезды не перемещались, но оставались неподвижными, как долго он ни наблюдал за ними; например, Большая Медведица, вдобавок, еще расположенная вверх ногами, не говоря уже о том, что Полярная Звезда вовсе отсутствовала! Это и кое-что еще следовало исправить. Нужно бы показать и северную и южную части звездного неба, притом заставить его вращаться, чтобы на протяжении получаса или целого часа можно было наблюдать все, включая движение планет, вписывающих свои орбиты между неподвижными звездами.
Несмотря на все это, он не мог не признать, что и в этом виде картина производила своеобразное, возвышающее душу впечатление. Особенно завораживала, полная тишина. Тот, кто придумал посадить зрителя как бы на веранде Бесконечности, предоставив ему созерцать бездонную мировую глубь, несомненно отличался недюжинным полетом фантазии. Идея была плодотворна. Из этого безусловно можно было создать благородную и стильную сенсационную фильму. Но непременно придать ей и вращение и мерцание.
Эрколэ Сабенэ различил возле себя какую-то фигуру, силуэт, обрамленный звездами, и по голосу узнал Аванти.
— Как поживаете, земляк? Устояли вы перед этим зрелищем?
Эрколэ Сабенэ встал:
— Да, теперь-то я удержусь на ногах. Но не обижайтесь на меня, если я скажу, что ваши эффекты
