И, обернувшись к начштаба, комбриг приказал:
— Остаешься тут, на хозяйстве. Наверх можешь докладывать что хочешь, а я с первым батальоном. Не имею права? Там наших ребят убивают. Мне в такой ситуации никакие инструкции и приказы не нужны. Бывай, подполковник.
Разведвзвод попал под обстрел, не доехав примерно полкилометра до подсобного хозяйства. Когда идущий первым БТР-60ПБ свернул в поворот, по следующей за ним «шишиге» из кустов ударил залп. Странный такой залп, как-то отстраненно подумал Патрик, ударяя по педали тормоза. Полное впечатление, что стреляют охотничьи ружья, причем патроны снаряжены «Оленем»… Однако стреляют очень часто и точно, «шестьдесят шестой» вон, уже горит. Сзади ойкнул ткнувшийся мордой в рацию от резкого торможения связист.
— Из машины! — рявкнул ему сержант, сам вываливаясь из «газика» в пыль дороги. И вовремя — в серый ящик рации, стоящий как раз за спиной водителя, ударила пуля. В рации зашкворчало, сквозь жалюзи повалил дымок.
— Ах так, значит, — пробормотал Патрик, судорожно соображая, что же теперь делать. И тут он увидел, как выскочивший из кузова грузовика Коля Прокопец вдруг, как будто после хорошего удара, отлетел на пару шагов, причем он — отдельно, а его рука с автоматом — отдельно…
Дальнейшее Патрикеев помнил плохо. Вот он рванул вниз переводчик огня своего акаэмэса, прицелился чуть ниже дыма из кустов и дал короткую, как на стрельбище, очередь на три патрона. Еще дым, еще очередь… Потом сильный удар в живот, отбросивший его от машины, и темнота.
Пятнадцать секунд, на которые Патрик отвлек внимание противника от горящей «шишиги», позволили старшине Малому пресечь панику, возникшую в кузове после первых выстрелов из засады. Брезент на противоположной от засады стороне кузова был взрезан, и разведчики быстро попрыгали в придорожную канаву.
— По дымам! По дымам бей, а потом на полпальца ниже! — орал старшина, когда из-за поворота показался пятящийся задом БТР. Его пулеметная башенка уже смотрела вбок, и наконец загрохотал КПВТ.
— Стрелять, если только кто высунется! — отдал новую команду старшина. Но стрелять не пришлось, огонь из кустов прекратился, и никто оттуда не высовывался. Так, кажется, пора…
— Слон, Колумб, за мной! — крикнул Малой, и, в два прыжка преодолев дорогу, залег в кювете на той стороне. Рядом плюхнулся ефрейтор Солоников по кличке Слон, получивший ее из-за роста метр шестьдесят пять при весе пятьдесят восемь. Причем он не прибавлял его даже после года службы, но бойцом был отменным. Рядовой Прилуцкий, имевший привычку к месту и не месту вставлять «тоже мне, открыл Америку!», вошкался около придорожного куста, зацепившись за него ремнем автомата. Вот же чмо болотное, подумал старшина. Или просто очко играет идти под пули? Так его и там сейчас в момент положат, если будет кому!
Но, похоже, огонь тяжелого пулемета сделал свое дело, да и старшина был уверен, что уж он-то точно разок попал, а скорее всего и не один.
— Ну, Слоняра, не забздишь, как этот? — бросил Малой ефрейтору и, не оборачиваясь, короткими перебежками, от дерева к дереву, бросился вперед. Слон не отставал. Вот и место, откуда вела огонь засада… Бывшая засада, уточнил про себя старшина, глядя на семь валяющихся в молодой траве трупов. Так, этого из автомата положили, этого тоже. Или он вроде жив? Ладно, старшой разберется. А остальных — из КПВТ.
— Агония, — сказал подошедший командир разведвзвода старший лейтенант Мартынов. Из всего разведвзвода только он имел настоящий боевой опыт, полученный еще солдатом, восемь лет назад, на острове Даманском. Старшина тоже участвовал в одном из периодически возникавших на советско- китайской границе инцидентов, но то была просто перестрелка без прямого столкновения с противником.
Старший лейтенант внимательно осмотрел трупы. Черт возьми, такое впечатление, что это вообще не люди! Или, точнее, люди, но какой-то до сих пор неизвестной расы. Черты лиц — европейские, пожалуй, в них при желании можно увидеть что-то семитское. Кожа смуглая, необычного серовато-желтого оттенка. И уши, большие, заостренные вверху и почти лишенные мочек.
Нападавшие были в каких-то странных маскхалатах, больше всего похожих на плащи, обшитые листьями. Под ними — не менее необычная одежда, при взгляде на которую старшему лейтенанту припомнилось слово «кафтан». В общем, что-то чуть ли не дореволюционное. И оружие…
Мартынов поднял нечто, напоминающее мосинскую винтовку, но калибром миллиметров двенадцать и с большим квадратным магазином. Надо же, как аккуратно сделано… так, ствол нарезной… затвор, как у «моси», передергиваем. Ну и патрон! Гильза длиной почти семьдесят миллиметров при диаметре около двадцати, конусности нет, пуля экспансивная оболочечная, судя по надрезам. Понятно, почему поначалу их приняли за разрывные! Порох — явно дымный, и нагар, и запах ни с чем не спутаешь. Магазин неотъемный, заряжается из обоймы, судя по длине — патронов на семь. Да что же это за басмачи такие ископаемые?
— Трое ушли, — доложил Слон, закончивший беглый осмотр следов на месте засады. — Один серьезно ранен, его тащили с двух сторон, но ногами он перебирал сам. Похоже, что тот, который тащил справа, тоже подранок.
Слону можно было верить, он призывался из сибирской деревни и происходил из семьи потомственных охотников.
Лейтенант посчитал винтовки. Девять, значит, если у каждого было по одной, у убежавших один ствол на троих.
— Значит, так, — принял решение лейтенант, — никуда они из этой рощицы не денутся, тут — дорога, там болото, а впереди только что вскопанные огороды. Продолжаем двигаться к подсобному хозяйству. Я на бэтээре, взвод под твоей, старшина, командой бегом за ним.
— А как… начал было старшина.
— Патрикеев? Жив, хотя такая пуля в живот… Его и еще двоих раненых отправили на «газике» в госпиталь. Ну, если Айболит там опять пьяный, лично потом башку оторву! Хотя откуда ему в шестом часу утра пьяным быть, с похмелюги небось, алкаш херов…
— Это хорошо, что раненых увезли, но рожки их где? У меня один уже почти пустой.
— Здесь, возьмешь у Кузьмина. Все, двигаем.
— Слон, если что, ты за меня, — на бегу сообщил ефрейтору старшина.
— А как же сержант…
— Слоняра, мля, трындеть на гражданке будешь! Сказал — ты, значит ты.
До подсобного хозяйства взвод добежал минуты за четыре и без проблем. Там его встретил заведующий этим подразделением прапорщик, бледный, небритый, трясущийся, без ремня и фуражки.
— Инопланетяне, товарищ старший лейтенант! — рыдающим голосом, но с соблюдением субординации доложил он. То есть поначалу он вовсе не мог ничего говорить, но, получив две увесистые пощечины, частично пришел в себя и обрел дар слова. — Чем угодно клянусь — они! Представляете, вышел я до ветра, и вдруг вон там какое-то голубое свечение. А потом как вспыхнет, как хлопнет! Бац — и вдруг посреди огородов квадрат, а на нем эти черти… Сразу стрелять начали, Миньке, вон, в голову попало…
Тут прапорщика вырвало, потому как рядом действительно лежал труп, причем головы у него, можно сказать, и не было.
— Дальше что?! — рявкнул старший лейтенант, примериваясь — как бы, не испачкавшись, влепить прапору еще разок, пока тот совсем не скис.
— Не бейте, товарищ старший лейтенант! Не знаю, не видел, что дальше было, я сховался! Слышал только, что бабы деповские голосили, да так истошно… Потом стрельнуло несколько раз, и тишина.
Подсобное хозяйство бригады располагалось рядом с таковым же от вагоноремонтного депо, сажало ту же картошку и растило тех же свиней. Вся разница состояла в том, что на бригадном участке работали солдаты, а на деповском женщины из поселка.
— Да сами посмотрите, товарищ старший, — продолжал тем временем прапорщик, — вот же он, этот
