рискованных побегов, принял самое активное участие в работе съезда. А 16 октября 1917 года на расширенном заседании ЦК партии он был избран в Военно-революционный центр ЦК, тот самый, который должен был руководить восстанием.
Так Дзержинский из юного, несколько романтически настроенного борца за справедливость постепенно превратился в Железного Феликса – одного из непосредственных организаторов и руководителей Октябрьского переворота, а в дальнейшем – грозного главу «карающего меча революции» – ЧК.
Тернистый путь к свободе
Как и для других революционеров, посвятивших свою жизнь пламенной борьбе, серьезным испытанием для Льва Троцкого явился первый арест и первый побег. Хотя сам Лев Давидович утверждал: «В конце концов, я не могу жаловаться на свои тюрьмы. Они были для меня хорошей школой». Только так, в вечных муках, борьбе, горении, бегах и страданиях, закалялся дух истинного борца за светлое будущее, ради которого никакие жертвы не казались чересчур суровыми и жестокими.
Будущий «демон революции» учился в реальном училище и университете. Он серьезно увлекался живописью, писал неплохие стихи и обладал прочими талантами, обещавшими блестящее будущее студенту-математику, пока юноша не увлекся радикальными идеями того времени. Из материалов, составленных помощником начальника Херсонского губернского жандармского управления в Херсонском уезде ротмистром Дремлюгой по донесению секретного агента о тайных рабочих сходках, следует: «8 сего ноября 1897 года в 10 часов явился ко мне, в квартиру мою, находящуюся в городе Николаеве по Артиллерийской улице в д. 6, крестьянин Новгородки Ананий Нестеренко и заявил: Львов (Лев Давидович, молодой человек лет 22, еврей) обратился к собравшимся со словами: „Господа, много лет прошло, как ярмо деспотизма трет наши шеи, пора нам остановиться и сказать: „Довольно!“ Затем эта речь была наполнена порицанием против священной особы государя императора, против правительства, религии, священнослужителей, порядка государственного управления и т. д.“
Безусловно, что ротмистр Дремлюга должен был предпринять серьезные меры по отношению к подобного рода выступлениям. Кроме того, в Николаеве, где тогда проживал Троцкий (в то время Бронштейн), появилась нелегальная газета «Наше дело» и был образован некий Южнорусский рабочий союз, по своим задачам повторяющий петербургские союзы во главе с Лениным и Мартовым. В результате в декабре 1897 года были арестованы все руководители и участники этой организации – всего 250 человек, среди которых был и Бронштейн, тогда двадцатилетний выпускник Николаевского Александровского реального училища.
Ему было выдвинуто обвинение в революционной пропаганде, но Лев Давидович все отрицал: «Виновным себя в принадлежности к противозаконным и противоправительственным сообществам, каким- либо кружкам, а равно в организовывании таковых кружков, в составлении, гектографировании и распространении недозволенных изданий среди рабочих или иного слоя лиц не признаю», – именно так он заявил на своем первом допросе, состоявшемся 23 января 1898 года.
По этому же делу вместе с Бронштейном проходила и Александра Львовна Соколовская, будущая жена Льва Давидовича. Именно эта революционерка, по мнению матери Бронштейна, и сыграла роковую роль в его жизни. Сохранилось прошение Анеты Бронштейн к прокурору Одесской судебной палаты, где она не столько оправдывает своего сына, сколько просит уберечь его от брака с этой «неприятной особой»: «… ввиду громадной разницы в летах (ему двадцать лет, а ей двадцать восемь)… Близкое знакомство сына с этим семейством имело своим последствием нынешнее его положение, вследствие, очевидно, дурного направления и наклонностей этой семьи, а посему брак с такой особой может окончательно погубить его. Не могу при этом не прибавить и того, что родители Соколовской – люди бедные и что брак этот рассчитан скорее на то, чтобы этим путем заставить меня и мужа тратиться и на них». Итак, первый брак Бронштейна был заключен против воли родителей и потому навсегда развел Льва Давидовича с его семьей.
Но вначале было следствие, в ходе которого революционера перевезли из Николаева в Херсон, потом в Одессу. Впервые он постиг все тяготы арестантской жизни и обучился тем хитростям, которые привносили немного радости в унылое существование заключенного. Так, по его воспоминаниям, здесь он освоил науку пересылок тайных посланий из камеры в камеру, вырывая для этой цели последние белые листы из книг.
Вместе с Соколовской Лев Бронштейн отправился в свою первую четырехлетнюю ссылку в Восточную Сибирь. К этому моменту они уже обвенчались в Московской пересыльной тюрьме. Молодая семья прибыла в село Усть-Кут Иркутской губернии, которое и стало их местом жительства на два года. Здесь Лев Давидович впервые встретился с Дзержинским, Урицким и многими другими революционерами, которые, впрочем, в будущем стали его врагами, но пока все они были товарищами.
В ссылке родились две дочери-погодки Бронштейна и Соколовской, однако прибавление в семье не могло оторвать борца за справедливость от более важных дел. Вскоре, в 1902 году, у неутомимого революционера появился план побега. Работая волостным писарем, Бронштейн умудрился утаить один бланк паспорта. Позже он не без иронии вписал в этот паспорт фамилию старшего надзирателя Одесской тюрьмы Николая Троцкого. Эта фамилия осталась за Бронштейном на все последующие годы революционной деятельности, превратившись в легендарный псевдоним.
В августе 1902 года наконец-то состоялся первый долгожданный побег с фальшивым паспортом Николая Троцкого. Жена осталась в ссылке вместе с дочерьми, причем младшей тогда не было и четырех месяцев. Так Троцкий расстался со своей первой семьей, в дальнейшем поддерживая отношения с бывшей женой как товарищ по борьбе и друг. Позже эта семья, вероятно без сожаления покинутая Троцким, будет полностью истреблена по приказу Сталина в 1930-х годах, как, впрочем, и все остальные родственники Троцкого.
Пробираясь через всю Россию, минуя Харьков, Полтаву, Киев, он практически беспрепятственно по фальшивому паспорту достиг границы. Благодаря конспиративным каналам социал-демократов Троцкий покинул Российское государство и, проехав через Вену, Цюрих и Париж, осенью 1902 года до брался до Лондона. Здесь он немедленно примкнул к стройным революционным рядам эмигрантов, оказавшись в лагере социал-демократов, а затем начал свою деятельность в редакции ленинской «Искры». Сначала он просто печатался, пока на его блестящий дар журналиста не обратил внимание сам Ленин. В марте 1903 года он предложил Плеханову кооптировать Троцкого в члены редакции своей газеты. Ленин был просто в восторге от его талантов, но вскоре это обожание перешло в открытую ненависть: на II съезде РСДРП Троцкий посмел резко выступить против его формулировки членства в партии. Ленин никогда не прощал инакомыслия, так Троцкий превратился в «иудушку» и «политическую проститутку».
Во время своего пребывания в Париже Троцкий познакомился с Натальей Седовой, ставшей его второй и последней женой. В этом счастливом браке родились два сына: Лев (1906) и Сергей (1908).
К концу 1904 года Троцкий считался «внефракционным» социал-демократом, как и прежде, он доказывал свою особую позицию, которая до конца так и не соответствовала ни одной из существующих тогда группировок. Находясь в Женеве, он узнал о жестоком расстреле демонстрации 9 января 1905 года и принял решение немедленно вернуться в Россию. В феврале этого же года Троцкий перебрался сначала в Киев, а затем в Петербург. На время политические разногласия большевиков и Троцкого были отодвинуты на второй план, ведь перед революционерами стояла единая задача – свержение царизма, все прочее пока не имело значения. В соавторстве с известным германским социал-демократом Парвусом (А. Л. Гельфанд) Троцкий разработал теорию «перманентной революции», пропагандой которой и занимался все время, выступая и в качестве оратора, и в качестве публициста. Затем последовал его вторичный арест.
Следствие продолжалось около пятнадцати месяцев, и Троцкий кочевал из одной столичной тюрьмы в другую. «Каждая из тюрем, – писал Троцкий в своей книге, – представляла свои особенности, к которым нужно было приспособиться. Но рассказывать об этом было бы слишком утомительно, ибо при всем своем разнообразии все тюрьмы похожи друг на друга. Снова наступило время систематической научной и литературной работы. Я занимался теорией земельной ренты и историей социальных отношений России». Адвокаты, получившие доступ к заключенным, выносили в своих портфелях его рукописи, которые затем немедленно публиковались.
Д. Сверчков, находившийся в это время вместе с Троцким в заключении, позже написал в своей книге «На заре революции»: «Л. Д. Троцкий залпом писал и передавал по частям для напечатания свою книгу „Россия и революция“, в которой он впервые высказал с определенностью мысль о том, что революция, начавшаяся в России, не может закончиться до тех пор, пока не будет достигнут социалистический строй. Его теория „перманентной революции“ – как называли эту мысль – не разделялась тогда почти никем,
