слышал, перед тем, как меня выволокли из комнаты, это голос склонившегося над Профессором стража:
— Готов, он убил его, — при этих словах я улыбнулся, и улыбался, пока они избивали меня, волоча в подвал. Они скинули меня с лестницы, и я летел целый пролет. Потом взяли за ноги, и потащили вниз, голова при этом билась о ступеньки. К счастью, я потерял сознание практически сразу.
На следующий день стражник вместе с завтраком принес мне какой-то сверток. Кинув его на стол, он, по обыкновению молча, сменил бачок биотуалета и ушел. Лязгнул засов. Я встал со стола, развернул сверток, погладил блестящий шелк. Все понятно, Республики больше нет. Через несколько дней возобновились допросы. Какой-то внятной цели у них не было, думаю, Эрану просто не с кем было поговорить, поделиться своим триумфом.
— Ну и бардак вы развели, — Эран, заложив руки за спину, прогуливался по кабинету. За окном на флагштоке развевался бело-голубой флаг, — что ни дом, то крепость, и горы оружия в каждом доме. Ты стрельбу вчера слышал?
— Нет, — покачал я головой, и усмехнулся, — а что, кого-то из твоих ублюдков ухлопали? Давно пора.
— Шваль узкоглазая, из-за таких как ты, вооруженная до зубов, убивала наших, а ты и рад. — Эран вперил в меня горящий ненавистью взгляд. — Мы вчера как раз их квартал зачищали.
— И как успехи? Судя по тому, как ты бесишься, не очень, — хохотнул я.
— Успехи, да, не очень, кое-кто от нас ушел. Но ты не радуйся, мы извлекли из этого урок. Ты, небось, думаешь, что вот сейчас мы закрутим гайки, и народ против нас поднимется?
— Так и думаю, — не стал скрывать я.
— А вот хрен тебе! — Эран посмотрел в окно, и опять повернулся ко мне: — мы подождем. Год подождем, два подождем, если понадобится. И достанем всех по одному, когда люди уже привыкнут жить по-нашему. Главное, что нефтезавод у нас, и практически без крови, без потерь обошлись.
— Все еще впереди, — покачал я головой.
— А вот и нет, не восстанет никто. Мы вчера узкоглазых давили, и никто за них не встал, ни один. Даже твои друзья сидели по норам. И за тебя никто ни слова не скажет, вот увидишь.
— Думаешь, все так спокойно схавают твою версию? — разозлился я.
— Схавают, и облизнутся! Думаешь, у нас дураки сидят? Нет, мы вас просчитали, давно просчитали. Посмотри, как технично мы вас обыграли. Жаль, что ты убил Профессора, он был очень полезен. Именно он составил твой психологический портрет, а наши аналитики просчитали все возможные варианты твоих реакций. Все, что ты делал, было просчитано.
— Все равно вам никто не поверит.
— Поверят! У нас есть свидетель, который уже рассказал всем о деталях вашего заговора.
На следующий допрос Эран привел Мишку. Насчет Мишки я все понял, еще когда увидел удивленные глаза Стаса, так что сюрпризом его появление это не стало.
— Михаэль — подающий надежды молодой человек. Он сделает у нас большую карьеру, — улыбаясь, поведал Эран. Мишка заметно нервничал, ему было неловко, он переминался с ноги на ногу, и не хотел смотреть мне в глаза.
— Ну как, тридцать серебряников еще не прожгли карман? — спросил я, приподымаясь. На меня тут же навалились стражи. Ну, да что я мог сделать? Сковали по рукам и ногам, и к полу пристегнули.
— Михаэль настоящий патриот, он понимает, что у вашего образа жизни нет будущего. Будущее есть только у государств, а у вас не государство, у вас анархия, бардак. В вашем обществе у талантливых молодых людей не было никакой возможности сделать карьеру, — откинулся в кресле Эран, — или копаться в земле, или с железками возиться. Никаких управленческих должностей, как так можно жить? Никакой возможности разбогатеть, никакой возможности жить по-человечески. А у нас — широкие карьерные перспективы.
— Это вряд ли, — я посмотрел на Мишку, и повторил, — вряд ли ты карьеру сделаешь, сучонок. Предателей нигде не любят, так что быть тебе вечным «подай-принеси». И поделом тебе.
Мишкины глаза забегали, бледное лицо пошло пятнами, он переводил растерянный взгляд с меня на Эрана.
— Не обращай внимания, Михаэль, это он от бессилия, зубами щелкает, как пойманная крыса, — со смехом прокомментировал Эран мои слова. Смех его прозвучал натянуто, вымученно, и я понял, что попал в десятку, никакой карьеры у Мишки не будет.
— А ведь тебе с этим жить, Мишка, живи долго, со временем ты поймешь, что совершил, еще локти себе сгрызешь. Тебе с этим жить, слышишь! — кричал я уже в спину выскочившему из комнаты багровому Мишке.
Лежа на кровати в своей камере, я много думал. Рассматривал отдельные факты и фактики, крутил их таки этак, потом укладывал в общую головоломку. Понемногу, картина происшедшего прояснялась, часть прояснили слова Эрана, часть я домыслил сам.
Нас действительно обыграли, обыграли вчистую, как взрослый дядька обыгрывает сопляков. Не знаю, как они нашли подходы к Мишке, что ему пообещали, но это было неважно, главное, что нашли, соблазнили, и превратили в своего агента. Остальное уже было делом техники: Мишка все время крутился рядом, его никто не замечал, и ничего от него не секретил. О каждом нашем шаге тут же узнавали враги, это тут же свело к нулю нашу операцию с узкоглазыми, зная, что те работают на нас, Эран мог сливать нам дезу. Плюс Профессор, которого и вербовать-то не надо было, до того он нас ненавидел. В результате, мы видели и слышали то, что хотел Эран. Не знаю, кому из них пришла в голову идея подложить бомбу, но решение пощадить меня было простым, как все гениальное. Я, поневоле, восхищался изяществом этого хода. Они нашли единственно возможный вариант. Взорви они нас всех, и вставшее на дыбы население Республики тут же выбрало бы новый Комитет, не хуже нашего. Пойди они на нас войной, результат был бы тем же — сплоченный единый фронт. Они подложили бомбу, пощадили меня, а затем свалили на меня и взрыв, и убийство несчастного Стаса со всеми его домочадцами. Зная о моей репутации безбашенного отморозка, в это легко было поверить. В результате, дезориентированный народ сидит по домам, не зная, кому верить, а они преспокойно захватывают власть, укрепляя свои позиции не по дням, а по часам. И все это без кровопролития и усилий. Оставалась только одна неясность: что произошло с Вайнштейном. Эран молчал, обходил эту тему, а я не спрашивал. Во мне теплилась надежда, что Вайнштейн, умная голова, понял все, и сумел сбежать.
Допросы прекратились на целую неделю, видимо, Эран был занят, потом пришел ко мне в подвал, пододвинул себе стул, сел.
— У меня к тебе есть предложение, Коцюба, — начал он, — сделай две вещи, и я тебя отпущу.
— Не отпустишь, — покачал я головой, — ты же знаешь, что я за тобой приду.
— Две вещи, — Эран сделал вид, что не слышал, — первое: ты объяснишь мне, как пройти к индиго. И второе: сделаешь признание по всем правилам, на камеру. Я тебя отпущу, дам машину с полным баком, оружие. Могу яхту дать, если хочешь. Дай слово, что не вернешься, ведь ты всегда свое слово держишь, и можешь ехать…
— Что, не получается взять индиго под контроль? — усмехнулся я. — Что вы за народ, не можете жить спокойно, до всего вам есть дело, все хотите своими жадными лапами загрести…
— Так поможешь, или нет?
— Нет, — растянул я губы в глумливой ухмылке, — сами решайте свои проблемы. Вы же такие всемогущие, всезнающие.
— Ладно, решим, тебе же хуже. Сдохнешь, как крыса, — Эран встал, и пошел к двери подвала, его подручные за ним.
— Погоди, — бросил я ему, когда он уже переступал порог. Он остановился, повернул голову, я продолжил: — Знаешь, почему тебе не достать индиго? Тебе нечего им предложить, Эран. Нечего! — я раскатисто захохотал. Эран с перекошенным лицом вышел из подвала, с грохотом захлопнув дверь. Это был последний допрос, больше он не приходил.
