Тогда мать Шелли хорошо знала, что значит быть изгнанницей. Именно это определило ход всей их жизни: темная, постыдная тайна, которую они старались глубоко прятать. Один Дрю знал обо всем, и Шелли навсегда запомнился тот день, когда она ему все рассказала.
Шелли сидела на невысоком заборчике, отделявшем их домишко от главной улицы, по которой приезжали в Милмут на лето дачники, и считала проезжающие машины.
Мимо просвистел красный автомобиль. Шелли старательно записала его номер в тетрадочку.
Дрю возвращался домой с лодочной станции, где работал летом, и пил колу из жестяной банки. Он оглянулся на Шелли через плечо и остановился.
— Что делаешь?
Шелли пожала плечами.
— Машины считаю.
Он засмеялся.
— Да? Любимое занятие, что ли?
— Это для математики, — объяснила Шелли. — Средние величины и вероятности.
Дрю подошел и примостился рядом.
— Кто выигрывает?
— Пока синие машины, — ответила она. — Всего одиннадцать.
— А. — Он протянул ей банку. — Хочешь глотнуть?
Шелли отрицательно помотала головой. С деньгами в семье Тернер было туго, и мама регулярно внушала ей: не бери ничего, за что не сможешь заплатить.
— Нет, спасибо.
Он взглянул на ее маленький серьезный профиль. И неожиданно спросил:
— Почему ты никогда не видела папу?
Шелли пожала плечами. Если бы этот вопрос задал кто-нибудь другой, она, наверное, предложила бы ему не совать нос куда не просят. Но Дрю — другое дело.
— Один раз я его видела. Когда была совсем маленькая.
— Только раз?
— Да. Мне было три недели.
— А он не хочет снова тебя увидеть?
Шелли отчаянно заморгала, не забыв записать в тетрадку очередную машину.
— Семь черных, — произнесла она, всхлипывая.
— Извини, — вдруг сказал он. — Я не хотел тебя обидеть.
Она покачала головой.
— Тебе-то хорошо. — Голос ее дрожал. — У тебя и мама есть, и папа, и две сестры!
Дрю иронически улыбнулся.
— Ну да, мне, конечно, хорошо! Мы впятером теснимся в доме, куда даже кошку пустить нельзя. И мои родители вечно спорят. А сестры — это нечто! Вот что я тебе скажу, Шелли. Иногда мне хочется в один прекрасный день смыться отсюда и никогда не возвращаться. — Его синие глаза горели. — Неужели ты считаешь, что у тебя одной жизнь не складывается?
Шелли удивленно вскинула голову. Вот, значит, каково Дрю на самом деле?
— Что ты, конечно, нет!
— Никогда больше не буду тебя спрашивать про твоего отца, — мягко пообещал он. — Ведь это неважно.
Но это было важно. Он подарил ей свое доверие, и ей уже хотелось ему рассказывать. Тайны иногда становятся невыносимым бременем, если ими не с кем поделиться.
— Мой папа был… нет, он — зубной врач. Мама работала с ним медсестрой. Знаешь, у них получился большой роман. Ну, в общем, мама думала, что это большой роман. — Шелли съежилась. — Она приехала из Шотландии и не знала как следует мужчин.
Дрю задумчиво кивнул, но ничего не сказал.
— Потом она узнала, что у нее будет ребенок, то есть я, и сказала ему… Она ему сказала… И он озверел. Стал говорить, что все это было ошибкой, мама не должна была вот так ловить его, потому что у него уже есть жена и дети, то есть его «настоящие» дети…
Дрю нахмурился.
— А твоя мама об этом не знала?
Шелли в ярости повернулась к нему.
— Конечно, не знала! Если б знала, то, во-первых, ничего бы ему не позволила! За кого, скажи на милость, ты ее принимаешь?
— Шелли, я вовсе не хотел оскорблять твою маму, — очень серьезно произнес Дрю. — Просто меня бесит, когда некоторые мужчины обращаются с женщинами подобным образом. — Он откинул со лба темную прядь. — И что дальше?
— Ну, он вернулся в Америку с женой и «настоящими» детьми, а мама привезла меня сюда. Перед отъездом она увидела его в последний раз.
— А почему именно в Милмут? — поинтересовался Дрю.
Шелли обрадовалась тому, что интуиция ее не обманула: Дрю не будет осуждать ни ее, ни маму.
— Ей нужно было найти место, где жизнь не очень дорогая, а возвращаться в Шотландию ей не хотелось, потому что у нее был ребенок без отца. И она любит море.
Дрю улыбнулся.
— Между прочим, я тоже. Не хочу жить далеко от него.
— И я, — тихо отозвалась она, улыбнулась и в это мгновение поняла, что нашла истинного героя своей жизни.
Впрочем, впоследствии виделись они редко: их жизненные пути разошлись, да и разница в возрасте в семь лет сыграла свою роль. Почти что разные поколения. Она знала, что он прекрасно сдал школьные экзамены и его учителя были разочарованы, узнав, что он пошел в подмастерья к плотнику. Все в городе полагали, что он уедет куда-нибудь и поступит в колледж.
— Дело в том, что у него золотые руки, — как-то раз сказала Шелли его мать, когда они вместе возвращались из магазина. — Чего он только не умеет! И ему нравится бывать на воздухе. Он говорит, не хочется ему запираться на целый день в конторе. Что до меня, то я ему желаю удачи.
Он закончил школу лучшим учеником своего выпуска; в тот день Шелли видела его, и ей понадобилось все ее мужество, чтобы подойти к нему и поздравить.
— Я слышала, ты хочешь стать плотником?
Он взглянул на нее с некоторым подозрением.
— Шелли, а что такого?
Она смущенно пожала плечами.
— Нет, я просто считала, что ты будешь…
— Летчиком? — Он усмехнулся. — Или врачом?
— Ну, наверное.
— Котенок, наш мир ненадежен, а дома людям всегда нужны.
Она покраснела от удовольствия — ведь он назвал ее «котенком».
Временами, когда Шелли читала у себя в спальне, ей являлся его образ: он возвращался домой обнаженный до пояса, мускулистый и бронзовый от загара, ее герой. И буквы, превратившись в иероглифы, начинали плясать перед ее глазами.
Ей было семнадцать, когда он уехал. Предполагалось, что на год, но стихия дальних странствий захватила его, и отсутствовал он намного дольше.
Шелли вспомнила, как встретила его однажды незадолго до его отъезда. Она загорала на берегу залива с парочкой школьных подруг. Скрытые (как они полагали) цепочкой скал, они освободились от верхней части купальников. Но Дрю в то время рыскал по пляжу и увидел их. Он устроил им взбучку, в особенности досталось Шелли, и впоследствии ее подруги подшучивали над ней: мол, он положил на нее глаз. А Шелли отвечала, что ничего между ними, конечно, нет. После того случая они едва разговаривали.
