— О, да! — Он кивнул.
Он боялся. За две недели пребывания на поверхности можно умереть спинной мозг прекратит производить красные кровяные тела. Да и за одну неделю там можно запросто подцепить мешочную чуму или вонючую усушку, а то и сырую лапу-клешню, а он и так чувствовал себя зараженным. И всего лишь несколько минут назад его трясло от страха заболеть, что случалось, впрочем, с каждым обитателем убежища. Хотя в действительности в «Том Микс» никто еще не стал жертвой этих страшных заразных болезней.
— Вы можете, — сказала Кэрол, — созвать совещание тех… ну, вы понимаете, тех, кому доверяете. И, может быть, кто-нибудь добровольно решится выйти на поверхность.
— Разрази меня гром, если кто-нибудь на это пойдет, уж лучше я сам.
На самом деле Николас не хотел, чтобы кто-нибудь поднимался наверх, потому что знал, что там происходит. Возвратиться назад не удастся, потому что если не трибунал, так гомотропное оружие не даст смельчаку уйти безнаказанно и будет мучить его до самой смерти. А она наступит, вероятно, через несколько минут.
Гомотропное оружие ужасно, от него не спастись.
Кэрол сказала:
— Я знаю, что ты всем сердцем хочешь спасти старого Соузу.
— Я привязался к нему, — ответил он. — И это не имеет никакого отношения к нашим цехам, планам и всему прочему. Разве он хоть когда-то, за все это время, что мы сидим здесь взаперти, отказался кому- нибудь помочь? В любое время, даже глубокой ночью, если выключалось электричество или засорялась система подачи протеина, он всегда являлся на вызов сам и клепал, латал, сшивал, исправлял поломку.
Хотя Соуза, официально являясь главным механиком, мог бы послать одного из своих пятидесяти подчиненных, а сам продолжал бы дремать в своем кресле. Николас научился у этого старика той простой истине, что работу нужно выполнять самому, а не сваливать ее на подчиненных.
Николас подумал о том, что приходится все больше работать на оборону.
Собирать все больше металлических солдат восьми основных типов и других подобных машин для правительства Ист-Парка, чиновников Зап-Дема и лично Броза. И все это под их неусыпным надзором.
И словно его слова, как по мановению волшебной палочки, вызвали дотоле скрытые темные силы, — серая, тусклая фигура рысью пересекла холл и заспешила изо всех сил к нему и Кэрол. А, да это комиссар Дэйл Нюнс, энергичный, деловой, несущийся на всех парах по делам службы.
— Ник! — Задыхаясь от волнения, Нюнс прочитал ему записку:
— «Через десять минут вы услышите важное выступление. Включите покомнатную систему оповещения и соберите всех в Колесном Зале». Мы выслушаем речь собравшись все вместе, потому что в конце будут задаваться вопросы. Это весьма важно.
— Его быстрые птичьи глазки задергались от страха. — Насколько я понял, Ник, это все из-за Детройта, они прорвались сквозь последнее кольцо.
— О Господи! — вырвалось у Николаса. Лихорадочно размышляя, он направился к ближайшему передатчику радиосети, динамики которой находились на каждом этаже и в каждой комнате «Том Микс». — Но уже поздно, время спать. Многие уже переоделись в пижамы или легли. Может быть, они выслушают речь по индивидуальным приемникам?
— Но ведь будут задаваться вопросы! — взволнованно ответил Нюнс. Из-за ситуации в Детройте они повысят план, а именно этого я и боюсь. И если так и произойдет, я хочу, чтобы все знали о причинах.
Похоже было, что он очень расстроен.
Николас сказал ему:
— Послушай, Дэйл, ты же знаешь наше положение, мы не можем даже…
— Просто собери всех в Колесном Зале. С тобой мы обсудим это позже.
Взяв в руки микрофон, Николас сказал, обращаясь к каждому обитателю убежища:
— Ребята, к вам обращается Президент Сент-Джеймс. Я приношу извинения, но через десять минут все должны собраться в Колесном Зале.
Приходите в пижамах и не обращайте на это внимания. У нас плохие новости.
Нюнс пробормотал:
— Выступать будет Йенси. Я точно знаю. Они мне сказали.
— Наш Заступник, — объявил Николас в микрофон и услышал, как загрохотал его голос, заполнив не только пустынный больничный коридор, но и все подземное убежище, где нашли себе пристанище полторы тысячи человек, — собирается, насколько я понимаю, обратиться к вам с речью. Будут также заданы вопросы.
Он выключил микрофон, почувствовав смертельную усталость. Совершенно неподходящее время для плохих новостей, учитывая ситуацию, в которой находится Соуза, трудности с выполнением плана и предстоящую ревизию.
— Я не могу оставить своего пациента одного, — сказала Кэрол.
— Но мне поручено собрать абсолютно всех, — встрепенулся Нюнс.
— Тогда, — парировала Кэрол с той дьявольской изобретательностью, которая одновременно и восхищала и пугала Николаса, — господин Соуза должен встать и отправиться в зал, если это распоряжение выполнять должны все без исключения.
До Нюнса наконец дошло, и он, несмотря на свои бюрократические замашки, свою почти болезненную решимость скрупулезно выполнять каждый полученный от начальства приказ, согласно кивнул:
— Ну хорошо, оставайтесь здесь.
Николасу он бросил:
— Пойдем же!
И засеменил по коридору, сутулясь под бременем ответственности: он был политическим комиссаром и отвечал за лояльность обитателей убежища и их умонастроения.
Уже через пять минут Николас Сент-Джеймс замер на своем председательском кресле с каменным выражением лица, как и полагается человеку, облеченному властью. Его кресло стояло на небольшом возвышении в первом ряду Колесного Зала, за его спиной собрались все жители убежища, неожиданно выхваченные из привычного ритма жизни, обеспокоенные, разговаривающие шепотом; все они, да и он вместе с ними, не отрывали взгляда от огромного видеоэкрана, занимавшего все пространство стены — от пола до потолка. Он являлся для них окном, единственным окном в тот мир, который находился на поверхности. И они весьма серьезно относились к информации, появлявшейся на гигантском экране.
Николас не был уверен в том, что Рита услышала объявление, и опасался, что она, ни о чем не подозревая, замешкалась в ванной и время от времени что-то покрикивает из нее, обращаясь к нему.
— Ну как старикан Соуза? Не полегчало ему? — прошептал Нюнс на ухо Николасу.
— Полегчало? При панкреатите? — Нет, комиссар просто идиот!
— Я написал пятнадцать докладных высшему начальству, проинформировал его Нюнс.
— Но ни одного запроса о предоставлении искусственной поджелудочной железы, которую Кэрол могла бы пересадить ему при операции.
— Я попросил о том, чтобы они отложили ревизию, — примирительно ответил Нюнс. — Понимаешь ли, Николас, политик должен быть реалистом. Мы, вероятно, добьемся отсрочки, но искусственную поджелудочную железу нам получить не удастся. На складе их вообще нет. Нам придется распрощаться с Соузой и повысить в должности одного из младших механиков, Уитона, например, или Бобби, или…
Неожиданно огромный экран из пепельно-серого стал белоснежным. Оттуда раздался голос:
— Добрый вечер.
Полторы тысячи собравшихся в Колесном Зале людей пробормотали в ответ: «Добрый вечер». Впрочем, это была чистейшая, хотя и обязательная, формальность, поскольку ни один аудиоприемник не передавал то, что происходило в зале, линии связи передавали информацию только по одному направлению — вниз. Сверху вниз.
Обзор новостей, сообщил голос диктора. На экране появилось изображение здания, запечатленного в момент полураспада. И вот экран ожил.
И они увидели здания, которые под отвратительный рокот далеких вражеских тамтамов превращались в пыль и растекались потоками грязи; пыль поднималась столбом на месте стоявших тут некогда жилых
