— Это мой сын от короля Людовика Четырнадцатого, его у меня украли, когда мальчику было всего два года. Десять лет о нем не было никаких вестей, иногда я думала, что его уже нет в живых. Но оказалось, что они
— Нужно найти иное решение.
— Я не разделяю вашего оптимизма, отец Кастильо.
— Вы спрашивали моего мнения. Так вот, я не думаю, что Бог требует от вас убить сына. Я думаю, это некий ключ, и здесь нужно найти иное решение.
Адриана пожала плечами:
— А знаете ли вы, отец Кастильо, что мне сказал о Боге некий ангел?
— Интересно, что же?
— Для того чтобы создать этот мир, Бог должен был его покинуть, только так Он мог создать мир конечным.
От удивления брови отца Кастильо дернулись вверх.
— Ересь, известная с древних времен, — пробормотал он. — Гностическая ересь. Утверждалось, что Бог Ветхого Завета на самом деле Сатана, надевший личину Бога.
— Все именно так. Не имея возможности присутствовать в созданном Им мире, Бог посылает сюда ангелов для исполнения Его воли. Но однажды ангелы вышли из-под Его подчинения и начали вытворять все, что им вздумается.
— И это вам сказал ангел?
— Ангел он был или нет, но одно из эфирных существ, которые выдают себя за ангелов.
— А по опыту, они всегда говорят правду?
Адриана горько рассмеялась:
— По моему опыту — очень редко.
Отец Кастильо на минуту задумался.
— Не вижу здесь противоречия, — возобновил разговор иезуит. — Бог может не присутствовать в этом мире, но присутствовать в наших сердцах. В нас должна быть Его искра, иначе наше существование было бы невозможно.
— Но если этот мир извечно был миром падших ангелов, мы не можем ждать от них ни честности, ни справедливости. И тогда получается, что убить моего сына — единственно правильное решение.
— Я не верю в это, — спокойно сказал отец Кастильо. — Но, если хотите, я над этим поразмыслю.
— Я буду вам признательна, отец Кастильо. — Адриана посмотрела вниз: корабль разворачивался.
— Мы возвращаемся? — спросил иезуит.
— Собрать трофеи. Мясо и шкуры могут нам пригодиться.
— Как скоро мы можем добраться до вашего сына?
— Думаю, меньше чем за месяц.
Погрузив на борт убитых бизонов, корабли продолжили полет. Лишь с наступлением глубоких сумерек в небольшой рощице у какой-то речушки они приземлились впервые после того, как перелетели горы. Солдаты просто чудом где-то нарубили достаточно сухих деревьев для костров, и скоро над лагерем поплыл запах жареного мяса. Для Адрианы разбили палатку, поставили стол и стулья с высокими спинками, так что она со своими офицерами могла приступить к трапезе в весьма цивилизованных условиях. Подали вино и водку.
Эркюль д'Аргенсон, главнокомандующий военных сил Адрианы, наполнил бокал.
— За удачную охоту, — провозгласил он, указав на стоящее перед ним мясо. — Такое впечатление, что в Америке не только расстояния огромны, но даже быки невероятных размеров.
— На мой вкус, у мяса не очень приятный аромат, — заметила Креси, подняв бокал. — Но надо отдать должное этому славному парню, он погиб, чтобы своей плотью наполнить наши желудки. — В свете костра ее глаза загадочно поблескивали, а рыжие волосы и вино в бокале были одинакового рубинового цвета.
— И за новые чудеса, что ждут нас впереди, — сказал Эркюль и сделал следующий глоток.
Было приятно видеть Эркюля в приподнятом настроении. Он улыбался, улыбка делала его моложе, и Адриана вспомнила, как впервые встретила его двенадцать лет назад в диких окрестностях Лоррейна. Тогда он всегда был веселым, раскованным и полным жизни, был добрым и любил шутить. В нынешнем Эркюле мало, что осталось от того, прежнего. И Адриана знала, что сыграла в этой перемене большую роль.
Может ли она что-то исправить? Так многое в ее жизни нуждалось в исправлении.
Адриана наполнила свой бокал:
— За вас, господин д'Аргенсон. Вы душа нашей экспедиции, столько трудностей мы преодолели благодаря вам. И за то, что вы всегда были мне преданным другом.
Речь Адрианы заставила всех сидящих за столом ошеломленно замолчать. Неужели она так давно не говорила подобных слов?
Очевидно. Эркюль даже покраснел.
Конечно, ничего нельзя изменить одним тостом, но это может стать хорошим началом.
Бокалы, встретившись, звякнули, Эркюль до дна осушил свой бокал. А мог бы привычно цедить его целый час.
— Водки! — потребовала Креси.
Сергеич, артиллерийский капитан, рассмеялся:
— Этот русский напиток может быть слишком крепким для французского желудка.
— Неужели? А может, все дело в том, что я женщина? — саркастически заметила Креси.
— Не надо обижаться. Вы у меня числитесь в мужских списках. Вы и одеваетесь по-мужски, и сражаетесь, и в седле сидите, как настоящий мужчина. Но что касается водки, вы здесь любой русской женщине уступите. Они купают в водке своих новорожденных младенцев.
— А не хотите ли проверить, сударь? — спросила Креси. — Спорим, я вас перепью. Если я первой отдамся во власть Морфея, то вы получите возможность убедиться, что я все-таки не мужчина. Ну а если вы первым свалитесь, то подарите мне свою венгерскую саблю, ту самую, которой вы так гордитесь.
— По рукам, Бог свидетель.
— Я с вами! — выкрикнула Елизавета. — Хочу показать, на что способна русская женщина.
— Нужен четвертый для полноты пари, — услышала Адриана собственный голос.
— Вы к нам присоединяетесь, мадемуазель? — Елизавета не могла скрыть удивления.
— Конечно. — И уже громко Адриана крикнула: — Водку на стол. Две, нет, три бутылки!
Креси наклонилась к Адриане так близко, что почти коснулась губами ее уха.
— Что за бес в вас вселился, дорогая? — прошептала она.
— Не гаси моего порыва, — тихо попросила Адриана, — пожалуйста.
— Никаких секретов! — потребовала Елизавета. — И никаких магических трюков!
— Разумеется! — пообещала Креси. — Нам не нужна магия, когда мы имеем дело с такими людьми. Начнем. — И она осушила свой бокал.
Вскоре в пари участвовали все сидевшие за столом, и уже через час суть его была забыта. Креси и Сергеич сидели, обнявшись и, фальшивя, пели какую-то русскую песню, которой Сергеич пытался обучить всех присутствовавших. Эркюль тихо похрапывал, запрокинув назад голову.
Чувствуя приятную расслабленность во всем теле, Адриана решила, что пора возвращаться в каюту, пока она не наделала еще больших глупостей.
По дороге она столкнулась с троицей своих учеников, они тоже не совсем твердо держались на ногах.
— Мадемуазель! — воскликнул высокий юноша, Михайло Ломоносов. — Мы так рады вас видеть!
