Счастливецъ
(Разсказъ)
На краю села Ветелки стоялъ маленькій старый домикъ съ жел?зной, давно некрашенной, крышей. Домикъ покосился, одно крыльцо развалилось, и ступени его зам?няли большіе, проросшіе травой камни. Зд?сь жила мелкопом?стная дворянка, вдова капитана, Татьяна Алекс?евна Шишкина. У нея были сынъ и дочь; дочь Ольга, жила съ матерью въ Ветелкахъ, сынъ, Платонъ, кончалъ свое образованіе въ московскомъ университет?, часто писалъ матери и сестр?, но не видался съ ними даже во время л?тнихъ вакацій: онъ у?зжалъ на урокъ, стараясь заработать лишнюю коп?йку. Когда Платонъ кончилъ курсъ гимназіи — отецъ его былъ еще живъ; старикъ сочувственно отнесся къ желанію сына поступитъ на медицинскій факультетъ, помогалъ ему, какъ могъ, высылая кое-какія крохи, но когда старикъ умеръ, Татьяна Алекс?евна не только перестала высылать Платону денегъ, но начала настойчиво звать его къ себ? и просить, чтобы онъ бросилъ ученіе и помогъ ей управляться съ ея маленькимъ им?ніемъ. Она писала ему жалобныя письма и Платонъ жал?лъ мать; онъ отв?чалъ длинными посланіями, выяснялъ ей причины своего отказа, умолялъ обождать и дать ему возможность окончить курсъ; онъ писалъ много и уб?дительно, а Татьяна Алекс?евна сердилась. Проб?гая глазами горячія строки письма, она негодовала на упорство сына и за отказомъ его не хотела вид?ть ничего, кром? упрямства и своеволія. Письма Платона становились все длинн?е, но самъ онъ не высказывалъ ни мал?йшаго колебанія въ своемъ р?шеніи продолжать курсъ, Татьяна Алекс?евна поневол? свыклась съ своимъ новымъ положеніемъ и даже нашла въ немъ свои выгоды. Она стала ут?шаться т?мъ, что Платонъ непрем?нно будетъ хорошимъ докторомъ, что съ его упрямствомъ и силой воли ему легко будетъ пробить себ? дорогу, и тогда положеніе ихъ, Татьяны Алекс?енны и Ольги, сразу изм?нится: Платонъ будетъ зарабатывать большія деньги и вс? они будутъ жить въ довольств?, если не въ роскоши. Мысль о возможности такой перем?ны такъ по нравилась Татьян? Алекс?евн?, что она все чаще и чаще стала останавливаться на ней; мечты и предположенія незам?тно перешли въ ув?ренность и вся жизнь обитательницъ маленькаго домика перешла въ тревожное и нетерп?ливое ожиданіе. Мать не скрывала своихъ надеждъ, она подробно пов?ряла ихъ дочери, а та жадно ловила каждое ея слово, докторская карьера Платона, его усп?хи и денежныя выгоды ихъ являлись чуть не единственной темой разговора двухъ женщинъ. Об? он? часто сид?ли въ маленькомъ зальц?, за неопрятнымъ, нечищеннымъ самоваромъ и л?ниво пили одну чашку чаю за другой. Ольг? было уже за двадцать л?тъ; у нея было очень полное, безцв?тное лицо, щеки ея преждевременно обрюзгли, а глаза гляд?ли вяло и сонно. Она такъ не любила какое бы то ни было д?ло, что часто ц?лыми днями ходила непричесанная и неод?гая, въ одной юбк? и грязной б?лой кофточк? съ оборванными пуговицами.
— Ты бы хотя кофту чистую над?ла, — говорила ей иногда Татьяна Алекс?евна.
Ольга л?ниво оглядывалась.
— Н?тъ у меня чистой, — отв?чала она. — Наша Матрена такая л?нивая! никогда ничего не приготовитъ вовремя. Вотъ не могу добиться, чтобы она мн? пуговицу пришила.
— Я теб? дамъ пуговицу, пришей сама, — говорила мать.
— Стану я сама! — сердилась Ольга и надувала губы.
Татьяна Алекс?евна смотр?ла на дочь; она вспоминала свою собственную молодость, сравнивала свое, когда-то красивое, лицо съ пухлымъ безжизненнымъ лицомъ дочери, мысленно высчитывала число ея л?тъ и вздыхала. Ей становилось жаль Ольги и она ласково заговаривала съ ней.
— Вотъ подожди, Оленька, вернется братъ, — заживемъ по другому. Матрену прогонимъ; будутъ у насъ и кухарка, и горничная, не Матрен? чета.
Ольга оживала и поднимала свои маленькіе заспанные глаза.
— Да неужели же мы зд?сь жить останемся? — съ безпокойствомъ спрашивала она.
— Ну, зач?мъ же зд?сь? — улыбалась мать. — Разв? съ Платошинымъ образованіемъ сидятъ въ такой глуши? Да зд?сь и заработокъ-то на грошъ: кругомъ голь одна, мужичье.
— Прежде всего попрошу Платошу купить мн? такое пальто, какъ на городской попадь? было: съ отворотами, знаешь?
— Много енужно, многое, — грустно улыбалась Татьяна Алекс?евна:- и платья, и б?лья… Намъ съ тобой и въ люди показаться не въ чемъ, не въ ситчик? же щеголять!
И мать съ дочерью вновь принимались мечтать о томъ, какъ и на что употребятъ он? деньги, заработанныя Платономъ. Когда самоваръ остывалъ, а чай уже не шелъ въ горло, Татьяна Алекс?евна звала Матрену.
— Возьми самоваръ, — говорила она, — да если ты еще посм?ешь подать его такимъ грязнымъ, — я его со стола швырну.
— Когда же мн? самоваръ чистить? — визгливо завопила Матрена, — Я и комнаты прибери, я и об?дъ сготовь, я и б?лье выстирай, и за коровой уходи. Я себ? минуты спокою не вижу!
— Молчи, дармо?дка! — кричала Ольга. — Думаешь, лучше тебя не найдется? Вотъ, подожди, прі?детъ Платонъ Михайловичъ, увидишь тогда! увидишь, какъ л?ниться!..
— Каторжная я! чисто каторжная! — взвизгивала Матрена.
Она сморкалась въ фартукъ, брала самоваръ и уходила съ нимъ въ кухню. Татьяна Алекс?евна и Ольга оставались съ глазу на глазъ. Мать принималась за вязаніе, а дочь, з?вая, раскрывала книгу. Если ей случалось напасть на интересную страницу, гд? разсказывалась любовная исторія, она читала съ удовольствіемъ; въ большинств? же случаевъ книга не занимала ее, она потягивалась, з?вала и, наконецъ, тоже уходила въ кухню, привязывалась изъ-за чего-нибудь къ Матрен?, об? поднимали такой крикъ и гвалтъ, что Татьяна Алекс?евна должна была отложить свое вязаніе и идти разбирать ссору.
По праздникамъ и воскресеньямъ мать и дочь над?вали свои лучшія платья и ?хали въ церковь. Эти по?здки служили имъ развлеченіемъ; но весел?е всего проводили он? время тогда, когда въ гости къ нимъ приходила сестра дьяконицы, изв?стная за свой злой языкъ и любовь къ сплетнямъ. Тотчасъ же отдавалось приказаніе Матрен? ставить самоваръ, Ольга доставала банку варенья, и бес?да завязывалась горячо и велась неумолкаемо. Говорили про сос?днихъ пом?щиковъ, о семь? священника, перемывали косточки вс?мъ, кто только подвертывался подъ языкъ. Ольга оживлялась; глазки ея разгорались, она громко см?ялась разсказамъ гостьи. По временамъ Татьяна Алекс?евна или Ольга пользовались случаемъ повернуть разговоръ на излюбленную тему.
— Когда кончитъ Платонъ, — говорила мать, — онъ, конечно, будетъ получать не меньше какого- нибудь Крымова (фамилія сос?да) и тогда увидимъ, кто передъ к?мъ задеретъ носъ.
— Когда братъ будетъ докторомъ, — говорила Ольга, — онъ ужъ, конечно, не пожал?етъ денегъ на мой туалетъ и тогда я еще покажу этой противной исправничих?, какъ надо од?ваться. Нарядилась въ какія-то пестрыя лохмотья и важничаетъ! Вы знаете, Глафира Осиповна, доктора могутъ зарабатывать такъ много, такъ много, что не исправнику какому-нибудь чета.
Татьяна Алекс?евна мечтательно улыбалась, а Глафира Осиповна д?лала видъ, что нисколько не сомн?вается въ будущихъ богатствахъ семьи Шишкиныхъ. Она сочувственно вздыхала и выпытывала у разболтавшихся женщинъ вс? ихъ предположенія и планы на близкое счастливое будущее.
Наконецъ настало время, когда мечты должны были стать д?йствительностью: Платонъ кончилъ курсъ и написалъ матери, что ?детъ въ Ветелки. Разомъ оживился домикъ Татьяны Алекс?евны; испуганная Матрена металась изъ угла въ уголъ, стараясь угодить господамъ, а т? на перебой давали ей одно приказаніе за другимъ: надо было вымыть полы, перетереть окна, починить, погладить… Татьяна Алекс?евна и Ольга, об? принаряженныя, какъ въ праздникъ, только ходили по комнатамъ, отрывали Матрену отъ одного д?ла, чтобы дать ей другое и поминутно подб?гали къ окну, прислушиваясь къ шуму всякой про?зжающей тел?ги. Платонъ не назначилъ дня своего прі?зда, его можно было ждать всякую минуту, и Глафира Осиповна ц?лыми днями не выходила изъ дома Шишкиныхъ: ей хот?лось первой увидать прі?зжаго, чтобы потомъ разсказывать свои впечатл?нія по селу.
— А что, Глафира Осиповна, — безпокоилась Татьяна Алекс?евна, — какъ вы думаете, достанетъ ли Платоша на станціи какой-нибудь экипажъ? Не въ тел?г? же ему трястись пятнадцать верстъ!
