шагов и поплыл. Чем дальше он отдалялся от берега, тем вода становилась холоднее. Кристофер поплыл энергичнее, чтобы не замерзнуть. В метрах пяти от себя он различил светлую купальную шапочку: плавала женщина. Подумал; одна? в такое время? Хотел окликнуть, но почему-то не стал. Нырнул, немного проплыл под водой в сторону берега. На берегу надел джинсы и пошел босиком, держа в руках рубашку и туфли.
3
В комнате матери света не было. Кристофер поднялся к себе, лег, укрылся одеялом и уснул… Во сне понял, почему не окликнул ту женщину: ему показалось, что это Кора Фрейзер. Если бы не вино, пожертвованное Стивом, то сообразил бы, что это не могла быть она. А если она?.. Но он уже ведь осознал глупость своего поведения. Почему же проснулся среди ночи с бьющимся сердцем?..
Заснуть Кристофер уже не мог. Пошел в кухню. Достал из холодильника пиво, но пить не стал — пиво было очень холодным — и вернулся в комнату.
Утром Кристофер спустился в сад. Еще в детстве он облюбовал старую сосну: ствол ее в полуметре от земли расходился на три, получалось что-то вроде кресла. Он называл его троном. Просиживал на нем часами, читая фантастику и детективы…
Трон был занят. На нем сидела девочка, та самая, что мыла его машину. Это была их первая встреча после знакомства на дороге. Она узнала его, но не слезала.
— Ты что здесь делаешь? — спросил Кристофер.
Вопрос был глупым, но девочка ответила:
— Сижу. А что?
— Больше не моешь машины?
— Дождя нет.
— Понятно: нет дождя, нет и грязи.
— Вам жалко?
— Грязи?
— Денег!
— С чего ты взяла?
— Не жалели бы, не вспоминали.
— Жалею, что вы с братом обманываете.
— Взрослые тоже обманывают.
На это нечего было возразить, и Кристофер спросил, как ее зовут.
— Нэнси.
— Тебе скучно?
Нэнси посмотрела с сожалением. Ей никогда не было скучно. Они с Риком всегда что-нибудь придумывают.
Кто бы сомневался, подумал Кристофер, услышав ответ. Значит, мальчишку зовут Рик.
— А где он?
— На пляже. — Нэнси объяснила: брат, если кому нужно, отнесет и принесет что попросят.
Кристофер поинтересовался, знает ли Нэнси, на чем она сидит.
— На троне.
Он никому не открывал своей детской тайны, кроме Дэвида Йоркина. Но это было в детстве. Не Дэвид же ей сказал!
— Тебе кто-то сказал, что это трон? — спросил Кристофер.
— Нет. Я сама придумала.
Кристофер признался, что в детстве тоже называл эту сосну троном. На лице Нэнси отразилось сомнение, она не верила в его творческие способности.
Мать позвала ее, и Нэнси с видимым облегчением убежала. Кристофер тоже вернулся в дом. Он слышал, как Лиз выговаривает дочери:
— Тебе нечего там делать! Я предупреждала — не надоедай!
— Он сам.
— Что «сам»?.. — Лиз краем глаза заметила подходившего Кристофера, быстро взглянула на него и отослала дочь.
Завтрак она подавала молча. Была в ее поведении скованность, будто не дочери, а себе она приказывала «не надоедать». Кристофер понимал, что до его приезда Лиз было здесь неплохо, наверное, болтала по вечерам с его матерью. Его матери нравятся ее дети, хотя «они не святые». Да уж, лучше непосредственность девчонки, чем траурное настроение Лиз. Он жалел эту женщину и злился оттого, что рушилась надежда на спокойный отдых.
— Миссис Холден спрашивала, что вы хотите на обед…
— Все равно, — ответил он. — Передайте — я пошел на пляж.
Через сад Кристофер спустился к океану. Шел вдоль кромки — эта часть берега принадлежала местным рыбакам. Здесь сушились их лодки, лежали старые моторы, корзины. Мальчишки голышом шлепали по воде, бросали друг в друга гальку.
Кристофер миновал длинный ряд деревянных лотков с остатками рыбы, над которыми с резкими криками кружили чайки, и вступил на пляж, расцвеченный пестрыми тентами и зонтами. В плетеных креслах, на циновках и топчанах лежали и сидели оголенные женщины и мужчины. Черные, рыжие и белые головы колыхались на волнах, словно поплавки, временами уходя под воду и снова выныривая. Проносилась моторка, увлекая бронзового любителя водных лыж…
Пробравшись между распластанными телами, Кристофер нашел островок песка, который не успели застолбить сброшенными джинсами или кроссовками, разделся, лег на спину и закрыл глаза. Мимо кто-то проходил, кто-то задел его ноги. Совсем близко, с берега и с океана доносились смех и обрывки фраз. Все сливалось в многослойный сплошной гул. Чья-то тень накрыла его лицо. Женский голос удивленно произнес:
— Кристи?..
Десять лет он не слышал этот голос. И десять лет вызывал его в памяти. Но сейчас Кристофер не был готов не только к разговору — не мог заставить себя открыть глаза и убедиться, что не ошибся.
Кора опустилась на песок рядом с ним. Кристофер почувствовал ее дыхание, запах ее тела. Она сказала с печальной иронией:
— Ты не хочешь даже посмотреть на меня?
Он открыл глаза. На его лице отразилась растерянность. Так же печально Кора спросила:
— Что, изменилась?
«Изменилась»?! Он не знал эту женщину с поредевшими волосами, с мощными бедрами, худыми плечами и с выпирающими ключицами. Ничего прежнего, кроме голоса! Попытался вызвать в памяти — тонкую, стремительную, с непокорными вьющимися волосами. А кожа… Воспоминание на мгновение стало осязаемым. Кристофер ощутил прохладное, нежное прикосновение и непроизвольно встряхнул головой. Глухо сказал:
— Я не знал, что ты здесь.
— Я приехала вчера. Папа очень болен…
Надо было продолжать разговор, а он не знал, о чем говорить. Кора спросила:
— Ты давно здесь?
— Я тоже приехал вчера. У меня отпуск.
Помолчали.
— Знаешь, я давно хотела тебе сказать…
— Не надо! — И пожалел, что перебил: не следовало так резко.
Она сказала спокойно:
— Не надо, так не надо.
— Понимаешь, — проговорил Кристофер, — все равно ничего не изменишь.
