бросается на преследователей и первым попадает под пулю. Табун без вожака теряется, мечется, крутится из стороны в сторону. Охотники стреляют и ловят петлями жеребят».
…Вот жеребята, которых не перестреляли на шашлыки, пойманы, лежат на песке со связанными ногами. Теперь нужно довести их до верблюдов, а «те отстают верст за сотню от преследователей; потом надобно добраться до того места, где оставлена в запасе дойная матка. Этим дело еще не кончается. Немало хлопот приучить жеребенка к матке. Матка должна быть непременно мастью похожа на дикую лошадь: к гнедой, вороной или серой дикарь не подойдет. Немало хлопот с дикарями и при переправах через ручьи и реки — они боятся воды».
Ловля диких лошадей — нелегкое, как видно, дело. А сохранить едва живых от страха, загнанных в скачке пленников и довести их целыми и невредимыми до места — дело еще более трудное. На Всероссийской нижегородской выставке 1896 года устроители ее хотели показать шесть диких лошадей из Джунгарии. Специально посланные за ними в пустыни Центральной Азии отряды после изнурительных трудов и лишений их поймали, но сохранить живыми не смогли. Все лошади пали в пути. Только шкуры и кости попали на выставку, а оттуда в музей.
Так пишет князь Урусов в известной двухтомной монографии о лошадях. Но наши знатоки диких лошадей, профессор А. Г. Банников, Н. В. Лобанов и В. Д. Треус, в интересной статье «Лошадь Пржевальского и ее восстановление в СССР» говорят, что впервые диких жеребят поймали в Западной Гоби охотники купца Асанова — Власов и Захаров — весной 1898 года. Охотились они для Фридриха Фальц- Фейна, основателя Аскании-Нова, о котором подробнее будет рассказано в главе о тарпанах.
Итак, жеребят поймали, но «по недосмотру» напоили их не кобыльим, а овечьим молоком, и все четыре жеребенка пали.
Весной следующего года охотники купца Асанова добыли еще семь диких жеребят: шесть кобылок и одного жеребчика. Пятерых кобылок отправили в Бийск, а оттуда — в Асканию-Нова (по дороге одна маленькая лошадка умерла). Это и были первые лошади Пржевальского, доставленные в Европу.
В 1900 году Асанов снова привез в Бийск двух молодых диких лошадей, которых доставили в Царское Село. Кобылка там вскоре погибла, а жеребца Ваську через четыре года отправили в Асканию-Нова, «где к тому времени были одни только кобылы».
В самом начале нашего века все тот же Асанов, который стал, по-видимому, монополистом этого дела, привез еще несколько диких лошадей в Московский зоопарк и в Асканию-Нова.
А в 1901 году герцог Бедфорд уговорил Карла Гагенбека, известного ловца диких зверей, поймать джунгарских диких лошадей для знаменитого, основанного Бедфордом парка Веберн-Аббей, в котором жили уже многие редкостные животные (главным образом, олени и зубры), но не было еще диких лошадей. Гагенбек после некоторых раздумий согласился.
«Мы, — рассказывает Гагенбек, — тогда еще очень мало что знали про дикую лошадь и решительно ничего — о месте ее нахождения, ее привычках и способе ловли». Жила эта сказочная лошадь где-то, можно сказать, на краю света, во всяком случае, очень далеко от Германии, в безлюдных и бесплодных песках. Нелегкое дело поручил Гагенбек одному из лучших, как он говорит, своих сотрудников — Вильгельму Григеру.
«Сначала Григер, — продолжает Гагенбек, — отправился в Асканию-Нова к Фальц-Фейну в надежде получить от него сведения о том, где именно можно искать дикую лошадь.
Ревнивый к своим сокровищам любитель зверей в Крыму отказался дать нужные сведения, и только окольными путями удалось узнать, что дикая лошадь водится в окрестностях Кобдо, у северной подошвы Алтайских гор».
Это был длинный путь!
И вот в один из дней января 1900 года два человека сошли с транссибирского поезда, когда остановился он на полустанке за Обью. Погрузив свой громоздкий багаж на сани, они направились на юг — к Бийску.
Григер купил жеребят в Бийске у Асанова. Пятнадцать жеребчиков и тринадцать кобылок: одна лошадь пала в дороге, двадцать семь привезли в Гамбург, двенадцать продали в Англию, других — во Францию, Голландию, США и в зоопарки Германии. Через год люди Гагенбека снова поехали к Асанову (на этот раз в Кобдо) и купили еще одиннадцать жеребят.
Ни Асанов, ни его охотники не знали, конечно, что спасли от вымирания род диких коней, что лошади, пойманные ими, будут, по существу, последними, которых людям удастся привезти в Европу из Монголии. От них (но не от всех, а только от трех пар) произошли те лошади Пржевальского, которые живут сейчас в зоопарках, всего мира. На воле, в Центральной Азии, возможно, и не осталось уже диких лошадей.
Профессор А. Г. Банников в монографии о зверях Монголии говорит, что дикие лошади встречались только к северу от хребтов Байтаг-Богдо и Тахиин-Шарануру. Зимой 1959/60 года там жило еще два небольших табуна — в обоих было около двадцати лошадей.
А теперь… а теперь нет у нас уверенности, что дикие лошади еще живут на воле в Монголии. Если и осталось их там с десяток или два, они все обречены, пишет профессор В. Г. Гептнер, «на скорую гибель».
В конце прошлого и в начале нашего века в Европу переселили пятьдесят две чистокровные лошади Пржевальского, из них первые одиннадцать — в Асканию-Нова. Но только три (две кобылы и жеребец Васька) дожили здесь до того возраста, когда у лошадей могут родиться жеребята. Больше диких лошадей в Асканию-Нова не привозили. Но от тех, что были здесь, наши зоотехники получили 37 чистокровных потомков и больше тридцати гибридов.
Потом началась война. Немцы, оккупировав Украину, вывезли в Германию двух лошадей Пржевальского. Остальные погибли. К концу войны в нашей стране не осталось ни одной дикой лошади. Но после войны из Праги и из Германии доставили в Асканию-Нова двух чистокровных лошадей Пржевальского и одну кобылу из Монголии — Орлицу III. И к началу 1964 года в просторных загонах в украинской степи паслось уже семь диких лошадей.
Лошади Пржевальского живут и в зарубежных зоопарках: в Праге, Мюнхене, Англии, США и других странах. Ряды лошадей, носящих имя нашего знаменитого соотечественника, прибывают.
Бок о бок с домашними в Европе долго еще жили дикие лошади. Римлянин Варрон (II в. до н. э.) и грек Страбон (он жил на сто лет позже Варрона) пишут, что они водились даже в Испании и Альпах. Древнегерманские и скандинавские героические сказания содержат немало драматических эпизодов, в которых действуют дикие лошади. Зигфрид из «Песни о Нибелунгах», например, убивает дикого коня скельха, а морской исполин Изе охотится на берегу на серых в яблоках коней (такая масть не свойственна диким лошадям, говорит профессор Е. А. Богданов, известный знаток домашних животных, но это, по- видимому позднейшее добавление к старой легенде).
В средние века население многих стран Европы с упоением поедало на праздничных обедах непарнокопытную дичь — мясо дикого коня. Похоже, монахи особенно увлекались кониной.
«Ты позволил некоторым есть мясо диких лошадей, а большинству и мясо от домашних, — писал в VIII веке папа Григорий III св. Бонифацию. — Отныне же, святейший брат, отнюдь не дозволяй этого».
Но гурманы-иноки игнорировали запрещение святого отца. Долго еще в монастырях мясо дикого коня слыло деликатесом. Эккегард, настоятель Сен-Галленского монастыря в Швейцарии, в книге-сборнике застольных молитв среди других рекомендует и следующую: «Да будет вкусно нам мясо дикого коня под знаменем креста!»
До начала XVII века некоторые города Европы содержали отряды стрелков, которые охотились на диких лошадей, опустошавших поля. А в лесах Восточной Германии и, по-видимому, Польши еще лет сто пятьдесят назад можно было встретить дикую лошадь. (Или одичавшую? Вопрос этот теперь уже, наверное, никогда не будет решен.)
В 1814 году в Пруссии несколько тысяч загонщиков окружили в Дуйсбургском лесу последние табуны лесных лошадей и истребили их. Всего было убито двести шестьдесят животных.
