Его поцелуй оказался жадным, страстным и все-таки невероятно нежным. Она открыла рот, стремясь ощутить его вкус, ласки его языка, проникшего к ней в рот. Ей хотелось, чтобы он вошел в ее тело, хотелось принять его, почувствовать, как закружится вокруг них вселенная. Только он один мог вызвать в ней такое чувство. Жар запылал в ее груди, а бедра инстинктивно тесно прижались к его бедрам. Она ощутила животом твердость его эрекции, и ее тело непроизвольно отозвалось на это нервным возбуждением.
Никто из них не произнес ни слова. Как будто слова могли разрушить чары их любовных ласк, заставить их здраво взглянуть на ситуацию, о которой они оба предпочитали не думать. Поцелуй обрел почти бешеную ярость, губы впились друг в друга, его язык вонзился глубоко в ее рот, требуя покорности. Когда его пальцы скользнули к ней под блузку, Линда не сопротивлялась, она выгнулась к нему навстречу еще до того, как он коснулся ее трепещущей в ожидании ласки груди. Она задрожала от наслаждения, когда его пальцы прошлись по ним.
За окном уже давно стемнело, и летняя гроза охладила воздух спальни. Линда не замечала прохлады, жаркая волна желания захлестнула ее тело, зажгла кожу и воспламенила кровь. Дыхание сделалось учащенным и неровным, кровь шумела в ушах, не давая расслышать раскаты грома и шум дождя.
Она едва помнила себя, когда Мэтт расстегнул ей блузку. Весь мир сосредоточился в кончиках его пальцев, ласкающих ее грудь, и прикосновении его губ, которые жадно терзали ее рот...
– Ах, Боже мой! Линди Бет! Что тут происходит?
На какую-то долю секунды она не восприняла звук голоса матери. Когда Мэтт внезапно оторвался от нее, Линда застонала и, не открывая глаз, вслепую снова потянулась к нему.
– Линди Бет! Как ты могла! Привести в свою спальню этого ужасного типа, когда в доме находятся невинные бедные детки, а на столе осталась неубранная посуда!
Мэтт все еще крепко держал ее, что оказалось весьма кстати, потому что Линда вовсе не была уверена, что сможет стоять сама, без поддержки. Даже не взглянув в сторону разъяренной Норы, он спокойно застегивал пуговки на блузке Линды.
– Теперь все в порядке, – пробормотал он, чмокнув ее в нос. – Если хочешь, можешь повернуться.
Она заморгала, отчаянно пытаясь прийти в себя. Разочарование, казалось, полностью лишило ее сил. Физическое разочарование, потому что тело все еще кричало и требовало ласки. А еще страх, поскольку Линда понимала, что отношения с родителями отныне будут окончательно испорчены.
– Линди Бет! – Голос матери обрушивался ей на голову, лишая возможности собраться с мыслями. – Линд и Бет, я требую объяснения. Я настаиваю на объяснении.
Линда посмотрела на Мэтта, инстинктивно обращаясь к нему за помощью. Невероятно, немыслимо! Она увидела, что он улыбается.
– Извините за грязную посуду, миссис Оуэн, – непринужденно сказал он. – Если бы мы знали, что вы так рано вернетесь домой, то непременно помыли бы ее прежде, чем подняться в спальню.
6
Ноздри Норы затрепетали от гнева.
– Ты прекрасно понимаешь, Мэтью Дейтон, что я спрашиваю не о том, почему грязная посуда все еще стоит на столе.
– Тогда какое же вы хотите услышать объяснение, миссис Оуэн? – Мэтт произнес это вежливым тоном, однако в его словах явно прозвучала стальная нотка, по крайней мере Линда ощутила ее.
– Не морочь мне голову, Мэтт! – взорвалась Нора. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Что вы с моей дочерью делали в ее спальне, когда я вошла? – гневно возопила она.
– Мы целовались, – вежливо объяснил Мэтт.
Щеки Норы раздулись, кровь прилила к лицу, и сама она, казалось, балансировала на грани апоплексического удара.
– Целовались, надо же! Вы называете весь этот разврат поцелуями? В моей молодости так никто не целовался, – прошипела Нора.
Мэтт сокрушенно покачал головой.
– Неужели? Я искренне вам сочувствую. Вы много потеряли.
– Я прямо заявляю тебе, Мэтью Дейтон, что не потерплю аморального поведения в своем доме!
Нора буквально кипела от гнева, и Линда непроизвольно попыталась выступить в своей обычной роли миротворца.
– Мама, пожалуйста, не волнуйся из-за пустяков. Ты ведь знаешь, что не уснешь всю ночь, если расстроишься.
– Я уже и так расстроена!
Мэтт выпрямился, и его ленивое добродушие улетучилось, когда стало ясно, что от Норы не удастся отделаться шутками.
– А я заявляю вам прямо, миссис Оуэн, что Линде двадцать пять лет, что она свободная женщина и взрослый человек, имеющий право выбора, даже если вам он и не по душе. А некоторые естественные вещи аморальны только на взгляд ханжи.
– Может быть, и так. Может, и не стоит поднимать шум из-за одного поцелуя. Но что бы ты сделал с нашей бедной Линди Бет, если бы мы не пришли домой раньше? Вот что меня беспокоит больше всего!
– Сделал с ней? – повторил Мэтт, недовольно скривив губы. – Что бы ни случилось в этой спальне, если бы вы не ворвались в нее, миссис Оуэн, могу вас заверить, что Линда была бы моей партнершей, а не жертвой.
В глазах у Норы появились слезы, а в голосе зазвучали признаки близкой истерики.
– Она не хочет иметь с тобой ничего общего! Ты не пара для моей малышки, и нечего крутиться вокруг
