когда он сбросил свою алую мантию, все как с цепи сорвались. Полиция увела Фиону Грэхэм, а журналисты устроили сущую давку у телефонов. В другом конце зала потрясенные сторонники Кэнфилда поздравляли Пендла. Когда он собирал свои бумаги, его руки дрожали. Я знала, что он до смерти хочет закурить. Подняв глаза, он поймал мой взгляд и помахал мне рукой. Я показала ему два пальца в знак победы. Позже он пробормотал, что очень спешит, но заедет за мной домой к 8.30.
Я доехала на автобусе до Слоан Сквер, а оттуда пошла пешком. Мне нужно было немного свежего воздуха и времени, чтобы подумать. Женщины в твидовых юбках сгребали листья в садах Челси. Заходящее солнце окрасило розовым след самолета. В домах люди включали свет и зажигали камины. Дети кидали палки в пруд с золотыми рыбками, а черный спаниель с лаем носился вокруг. Но меня преследовало потрясенное лицо Рики Уэтерби. Он был так похож на бога и так уверен в себе еще сегодня утром. Я думала о Пендле, жестоком и беспощадном, как Торквемада[21], закручивавшем все сильнее и сильнее свой испанский сапог на Фионе Грэхэм. Странным образом, однако, весь день прошел очень эротично. Лихорадочное влечение Фионы к Кэнфилду было так неприятно похоже на мои собственные чувства к Пендлу. Если он в ближайшее время сам не проявит инициативы, я взорвусь. К тому же меня вывели из равновесия комментарии Джимми Бэттена. Может, Пендл действительно педик, тогда зачем с ним встречаться? Но сегодня я поняла, что завязла. Мне было неуютно, я стала нервной и ужасно чувственной. Прежде, чем ехать на свидание, мне, пожалуй, стоит принять холодную ванну.
Честно говоря, вечер прошел просто божественно; все мои страхи улетучились. Пендл повез меня к Паркесу, и мы сидели в укромном уголке, попивали шампанское, ели жареных в чесноке средиземноморских креветок и пожирали глазами вечерние газеты. Кэнфилда оправдывали весьма многословно, с самыми сенсационными заголовками.
— Как вам удалось раздобыть этот дневник? — спросила я, задумчиво протягивая пустой бокал. Пендл налил мне вина.
— Всю прошлую неделю я провел в попытках разговорить соседку Фионы.
— Она хорошенькая? — ощетинилась я.
— Нет, — Пендл шутливо потрепал меня по носу. — Она корова и к тому же сходит с ума от зависти к Фионе. Она попыталась сделать вид, что ей не очень-то по душе отдавать дневник. Но на самом деле она просто боялась, что Фиона догадается, что это она его свистнула.
— Когда же она отдала его вам?
— Сегодня во время перерыва на ланч. Я присвистнула.
— Должен признать, я проскочил едва-едва. Вот почему мне пришлось оставить тебя на милость Джимми. Ты его покорила.
— Правда? Как мило.
— Он позвонил, когда я вернулся в офис, якобы для того, чтобы поздравить, а на самом деле — чтобы пригласить нас на обед в пятницу.
— О, и мы можем пойти?
Минуту Пендл молчал, играя зажигалкой. Странно, я никогда раньше не видела, чтобы он что-нибудь вертел в руках. Потом он глубоко вздохнул.
— Я собирался на несколько дней съездить домой. И подумал, не захочешь ли ты поехать со мной.
В первый момент я не поверила своим ушам. Я была так ошарашена, что не могла произнести ни слова.
— С удовольствием, — наконец выдавила я. Он вздохнул с облегчением.
— Это далеко. Моя семья живет в Озерном крае, но по Престоновской дороге не так уж долго. Я бы хотел выехать вечером во вторник, а вернуться — в воскресенье. Ты сможешь отпроситься на работе?
— У меня еще осталось несколько дней от отпуска, — сказала я. — И я всегда могу шантажировать Родни, угрожая поведать Джейн что-нибудь ужасное о нем.
— Прекрасно. Тогда мы постараемся успеть к позднему обеду.
— Какое счастье выбраться из Лондона, — сказала я.
Он грустно улыбнулся.
— Надеюсь, тебе там понравится. Они все замечательные, особенно — мама.
Я с гиканьем ввалилась в квартиру и, горя желанием рассказать Джейн обо всем, влетела в гостиную. В неясном свете я смогла различить две обнявшиеся фигуры на диване.
— Катись отсюда! — крикнула Джейн. Она, должно быть, кого-то подобрала на вечеринке. Какие грубые нравы, подумала я высокомерно, заваривая кофе. Насколько достойнее ведем себя мы с Пендлом. Я, похоже, испортила им весь кайф, потому что через несколько минут услышала голоса и хлопанье дверей. Джейн вошла на кухню в растрепанных чувствах.
— Ты выглядишь жутко самодовольной, —
раздраженно заметила она. — Он что, сделал тебе предложение?
— Не совсем, — ликовала я, прижимая к себе счастье, как бутылку с горячей водой, — но он пригласил меня погостить у его родных на следующей неделе.
Она совсем загрустила. Как ни любишь свою подругу, а все-таки трудно перенести, когда ее личная жизнь идет очень уж хорошо, но в глубине души Джейн — хороший человек, и почти сразу она улыбнулась.
— Пру, это же замечательно! Когда? Надолго? Что он тебе сказал? Расскажи мне все. У него, должно быть, серьезные намерения, раз он хочет познакомить тебя со своей матерью.
Я пробормотала что-то о цыплятах, которых считают по осени. Но следующие несколько дней мне было очень трудно сдерживать растущее возбуждение, и в своей записной книжке я писала «Пруденс Малхолланд».
Глава четвертая
Джейн стала давать мне советы.
— Если Пендл говорит, что его мама замечательная, она вполне может оказаться адским отродьем. Она, наверняка, станет копаться в твоих вещах, пока вы с Пендлом будете вышагивать по пустошам, чтобы узнать, не неряха ли ты. Купи-ка лучше новое белье, я насчитала две английские булавки в твоем лифчике и новую ночную рубашку на случай, если Пендл придет к тебе, крадучись по темным коридорам, когда все уснут.
— Ты шутишь, — сказала я, с трудом сдерживая возбужденную дрожь.
В итоге она собрала мои вещи вместо меня.
— Шелковое белье всегда производит впечатление, — заметила она. — А свитера разложи в полиэтиленовые пакеты.
Она потребовала, чтобы я купила пару ботинок со шнуровкой.
— Но у меня уже есть прекрасные ботинки, — попыталась возразить я.
— Слишком пижонские, — вынесла Джейн свой приговор. Она одолжила мне свое шелковое платье, но категорически отказалась позволить взять еще какие-нибудь выпендрежные вещи.
— Ты просто хочешь носить их в мое отсутствие, — проворчала я. — Я выгляжу как старая карга. Пендл меня не узнает.
Когда Джейн отвернулась, мне все-таки удалось засунуть в чемодан зеленое облегающее платье.
— Теперь запомни, — предупреждала она, — делай что-нибудь по дому, мой ванну, не стирай макияж полотенцем и, Бога ради, не кури в постели. Эти старые дома так легко загораются. И возьми с собой вязание.
— Но я не умею вязать, — запротестовала я.
— Это не важно, просто доставай его из сумки время от времени и подсчитывай петли. Это производит должное впечатление.
— Ты, похоже, собаку на этом съела, — сказала я злобно. — И что тебе это дало?
— Матери меня обожали, — весело ответила она, — а вот сыновья сбегали.
Пендл заехал за мной на работу около пяти. На нем был темно-серый свитер, еще больше подчеркивавший его бледность.
— Если не попадем в какую-нибудь пробку, — сказал он, складывая мои вещи в багажник, — то к девяти будем на месте.
Он непрерывно курил и был весь на нервах. Мы мало разговаривали, но тут мой желудок заурчал. Я с
