– Миша, не сердитесь, но все вы, как сказано в священной книге, слепые, поводыри слепых.
– Александр Петрович, – заглянул в комнату Мартынов, – можно вас на минутку. В кабинете Мартынов запер дверь. И сказал тихо: – Уходить вам надо, Александр Петрович. – Куда?
– Скройтесь на время, против вас Заварзин дело шьет. Я всем скажу, что вы остатки архива методом личного сыска ищете. Пять дней хватит? – Вполне. – А приедет Дзержинский, мы с ним разберемся.
– Спасибо, Федор Яковлевич, – Бахтин пожал Мартынову руку, – хороший вы человек. Трудно вам будет работать в этом гадюшнике.
– Ничего. Сдюжим. И знайте, вашего соседа Кузьмина Заварзин арестовал. В Бутырке он. Хотят из него показания на вас выбить. – Так…
Ах, Митя, Митя. Дорогой наш агент Сибиряк, ты теперь мне за все заплатишь.
– Прощайте, Федор Яковлевич, дай вам Бог выжить в это страшное время.
Бахтин шел по заснеженному Кузнецкому и думал о том, что порядочные люди будут всегда. В любое время и при любой власти. Он был благодарен Мартынову. Этот веселый, отважный, красивый человек сегодня спас ему жизнь. Возможно, если бы его арестовали, то Манцев с Мартыновым сумели бы доказать его невиновность. Но, зная Заварзина, Бахтин понимал, что живым бы его не оставили. Да и сам бы он не дался чекистам без боя.
Ну все. Вчера Фролов дал ему адрес Рубина. И его люди караулят Лимона. Значит, нынче он закончит свои московские счеты. А предъявить ему есть что. Поруганную Лену Глебову, погибшего Литвина, свою разбитую и растоптанную жизнь.
Бахтин остановился и закурил. Внезапно из облаков вырвалась огромная, тревожно-желтая луна. Она словно осветила город магическим светом. Это было преддверие ночи. Страшной ночи, когда слабому нечего делать на этой земле.
Заварзин приехал домой в десять. Квартира стала для него островком покоя в бушующем море войны и разрухи.
Сегодня днем ему удалось попасть в кремлевский кооператив «Коммунист», где он купил десять плиток любимого шоколада «Эйнем», два круга хорошей колбасы и три фунта телятины. Жаль, что не удалось купить фруктов, но ничего. Другим разом. Сегодня у него был длинный и весьма приятный разговор с зампредом ВЧК Петерсом, который прямо сказал, что ему надо собираться на работу в полпредство РСФСР в Стокгольме. Необходимо наладить в Европе дееспособную агентурную сеть. И ему, Заварзину, как человеку с богатым опытом политэмиграции эта работа по силам. Пока все шло нормально. Бахтин, отпущенный из тюрьмы, ловил своих уголовников и не лез никуда. Правда, ему не доверяли, и Заварзин нашел себе союзника, политсыскную амазонку Рослеву. Ему легко удалось убедить ее, что если бывший полицейский сегодня не опасен революции, то завтра он непременно станет врагом. А к врагам, даже потенциальным, эта фанатичка была непримирима.
Иногда по ночам Заварзин просыпался, сидел на кровати и перелистывал страницы прожитой жизни. Но думая о прошедшем, он не корил себя и не раскаивался. Он находил оправдание всему. Предательству, подлости, жестокости. Он давно уже разделил бытие на две части. В одной жил он, а в другой все остальные. И поступки свои сверял только с собственным мироощущением.
И вернувшись сегодня домой, он не думал о сидящем в тюрьме Кузьмине, из которого завтра он будет выбивать признание о том страшном, что ожидает его бывшего друга. Ему это было совершенно безразлично. Эти две судьбы стали каплей в море крови, которую лили он и его сослуживцы. В коридоре зазвонил телефон. – Заварзин.
– Товарищ комиссар, это дежурный Лукин. К вам отправлен посыльный с секретным пакетом. – Спасибо.
Заварзин положил трубку, крутанул рычажок отбоя. Ну что за служба поганая, даже дома покоя нет. Заварзин только заварил чай, как в дверь позвонили. – Кто? – Товарищ комиссар, посыльный.
Заварзин открыл дверь и отлетел на середину прихожей, отброшенный мощным ударом.
В квартиру вошел Бахтин с наганом в руке и человек в офицерской бекеше.
– Ну что, Сибиряк, – Бахтин пнул его ногой, – вставай.
Но Заварзин не мог встать, ужас словно сковал его. Значит, Бахтин все знает.
– Вставай, вставай. – Бахтин поднял его и кинул на стул. – Что тебе надо? – прохрипел Заварзин.
– Немного. – Бахтин достал из внутреннего кармана сложенную пополам папку. – Ты мне Кузьмина, я тебе папку. – Сейчас я позвоню, поезжай и забери его.
– Слышишь, Василий Борисович, – засмеялся Бахтин, – мой однокашник меня за фраера держит. Нет, Митя, ты сейчас позвонишь, вызовешь свой мотор. Только прикажи его заправить, и бидон с газолином чтобы был про запас. Потом мы поедем с тобой в Бутырку и заберем Кузьмина. Телефонируй.
Минут через сорок в конце Остоженки появился свет фар.
– Ну вот и машина, – Бахтин отошел от окна, снял с Заварзина наручники, – шофера отпустишь, скажешь, сам поведешь. Одевайся, Митя. Через несколько минут они спустились на улицу. – Гусев, отправляйся домой, я поведу сам.
– Спасибо, товарищ комиссар, – радостно поблагодарил шофер.
Когда шофер скрылся за углом, Бахтин сел за руль.
У входа в комендатуру Бутырки машина остановилась. Мимо часового Заварзин и Бахтин прошли в комнату коменданта. Тот, увидев Заварзина, почтительно вскочил: – Здравствуйте, товарищ комиссар.
– Губанов, – медленно сказал Заварзин, – из пятой Кузьмина приведите, я его забираю. – Документик надо. – Сейчас напишу. Ведите.
Бахтин смотрел на своего бывшего друга и пытался вспомнить что-то хорошее и доброе. Пытался и не мог. Слишком много горя принес ему этот человек. Женя Кузьмин вошел в кабинет, увидел Бахтина и ни один мускул не дрогнул на его лице. – Вот расписка, – сказал Заварзин, – пошли. В машине Бахтин протянул
