посмотрел на меня совершенно потухшим взглядом.
— Как же так, сталкер? Ведь они же наши… «свободовские»… я одного даже знаю. Почему?
— По кочану. Потом, понял? Давай поднимайся. Эй, Философ, куда пропал, собираемся. Ау!
И тут у меня перехватило дыхание. Парень лежал на боку, держась за живот, и я ужаснулся тому, как много было под ним крови. Я осторожно перевернул его.
— Вот… блин… — едва слышно прохрипел он синеющими губами. — Слышь… это хана мне… В общем… ты скажи. Скажи честно. Ведь люди на сорта… не делятся, да, сталкерок? Я же… это… не такой плохой был… всё-таки, а? Мог ведь… ты расскажи Сионисту, когда встретишь его. Расскажи, кто я. Не хочу, чтоб он плохо про меня… это…
Лицо Философа побелело и заострилось. Он так и не договорил.
— Не делятся, дружище. Ладно, брат. Скажу. Обещаю.
И, только когда закрыл я ему уже стекленеющие глаза, накатило чернотой. Совсем молодой парень. Совсем молодой. Ведь уже вывели из Зоны, ему бы только жить теперь.
Ненависть не давала заплакать. Суки… какие суки…
Фельдшер, почерневший лицом, долго стоял рядом с погибшим Философом, потом поднял его на руки и отнёс к машине. В этот момент из салона джипа послышалась трель телефона.
«Свободовец» приложил палец к губам и поднял трубку телефона с широким набалдашником спутниковой антенны.
— Ну, как прошло? — Связь была настолько качественной, хорошей, что я без труда признал голос Хоря.
— Да всё отлично, — с незнакомой хрипотцой, на низких нотах ответил Фельдшер. — Положили мы его.
— С ходоком должен быть сталкер и отмычка, они теперь ни к чему. Их убрали? — продолжал Хорь, но Фельдшер, хоть и страшно блеснул глазами, интонации не изменил.
— Они тоже готовы. Чё делать с этими?
— Прикопайте там же, в одной яме, да не светитесь особо. Да, и пошарьте по кармашкам, у сталкера вроде есть почки «пузыря» и деньги.
— Лады, — прохрипел «фримен».
— В общем, Костику я сообщу, что дело в шляпе. Молодцы, парни. Уходите оттуда. — И Хорь отключился. А Фельдшер щёлкнул маленькой кнопкой записи звука и положил телефон в карман.
— Пошли, — просто сказал «фримен», направляясь в сторону тоннеля. Я так и не смог уговорить его оставить мёртвого друга. Он нёс Философа несколько километров в подземельях, после чего, не выпуская его из рук, отдыхал, снова поднимался и упрямо шёл вперёд. За весь путь я не услышал от него ни слова.
Хорь понял всё.
Он даже не закричал, а просто смертельно побелел и отвернулся к стене, когда Фельдшер вынес из подземелья тело Философа и осторожно уложил на диван, а я, направив ствол «фени» торговцу в грудь, молча кивнул в угол.
Выстрел прозвучал в бетонном погребе неожиданно громко и резко. Хорь сполз по стене, оставляя на ней полосу крови. Охранники «свободовцы», прибежавшие на грохот, непонимающе посмотрели на Фельдшера, а тот, достав из кармана телефон, нажал кнопку воспроизведения.
Лица молодых «фрименов» менялись, а стволы двух АКСУ, направленные на нас, медленно опускались вниз. Костик… именно так за глаза звали нынешнего лидера «Свободы».
— Вы всё слышали, парни. Передайте это нашим, тем, кто ещё помнит, что такое настоящая «Свобода». Расскажите им. Я скоро приду.
— Мы расскажем, брат, — кивнул молодой парень в пятнистом камуфляжном комбинезоне. — Приходи.
Философа мы похоронили здесь же, в бывшей «Деревне новичков», на холме, где уже давно потемнели от непогоды несколько десятков грубо выструганных крестов. Я долго раздумывал, что вырезать на свежем кресте, сбитом, как и прочие, из досок от армейских ящиков, после чего вычертил «Философ. Вольный сталкер».
— Я ухожу, дружище. — Фельдшер положил мне руку на плечо, вздохнул. — Прости, но тебя не возьму с собой. «Свобода» заболела… и ей нужен врач. Лечение, боюсь, будет очень опасным. Приходи после, когда всё успокоится. А ещё лучше, вступай в нашу группировку. Она будет другой… тебе понравится.
— Зайду как-нибудь. Но уж извини, я всегда был одиночкой. Им и останусь. До свидания, брат. Загляну обязательно, как с делами закончу. Пока.
Фельдшер ушёл, не обернувшись.
А я, стоя на холме, среди могил погибших сталкеров, мысленно позвал Пенку. Она обещала провести меня туда, где наконец перестанут мерещиться тени мёртвых друзей, где я смогу сказать себе, что не зря прожил свою жизнь. Теперь он явится мне, тот громадный лазоревый камень, он не посмеет отказать мне на этот раз.
«Дождитесь меня, ребята. Я скоро».
И где-то в глубине души, там, где уже много лет не было ничего, кроме мрака, вдруг блеснул лучик надежды.
«Вы будете жить».
Я почти увидел их улыбки. Кивнул мне седой, как снег, сталкер, улыбнулась молодая русоволосая девушка, помахала рукой. Ничего. Теперь всё будет хорошо.
И так здорово, легко стало на душе, что я улыбнулся серому небу и сделал свой первый шаг на север. Первый шаг к Саркофагу.
И я знал, что дойду.
