личинок, планктон, даже мелких рыбешек. Да, это подлинный «микрокосм».
Мабрепоры и гиброзои поглощают пищу, чтобы сооружать башни и стены, среди которых мы идем на наших скутерах. Но в мире коралла идет еще один важнейший процесс— битва за место в море. Рифовые организмы непрерывно теснят и толкают друг друга, уступают и снова отвоевывают территорию, миллиметр здесь, миллиметр там в попытке занять все море. Битва, битва, в которой воплощены нужды и сила живой. материи, могучей и хрупкой одновременно.
В лучах наших светильников колышатся щупальца кораллов, вспыхивают ореолы вокруг морских вееров и пушистых ветвей мадрепоры. В сумраке вздуваются альционарии, увеличиваясь в объеме втрое, вчетверо, образуя какие-то древовидные вздутия — прозрачные, розовые, с отчетливо видимым ртом.
Чем глубже, тем более хрупки прикрепленные форумы. На глубине сорока метров рифообразующие кораллы кончаются, дальше идут куда более нежные существа — пальмовые ветви акропоры, листовидные диски коралла фунгия. Один и тот же вид коралла может выглядеть совсем иначе на разных глубинах, при разном течении. Он может быть ветвистым, вытянутый, шаровидным… Такая приспособляемость, хотя и прибавляет прелести миру кораллов, осложняет жизнь наблюдателю. Например, известно семь разных вариаций мадрепоры кладокора.
Ночные погружения в царство кораллов дают нам очень много, позволяя по-новому взглянуть на то, что мы наблюдаем днем. В ночных часах есть что-то магическое, подводная жизнь развертывается во всем Своем великолепий.
В таких случаях мы мобилизуем все свой ресурсы. Четырнадцать человек одновременно уходят под воду, шесть из них — в наших новейших гидрокостюмах с вмонтированными в шлемы фонарями. Фалько и Бонничи несут по светильнику мощностью в 1000 ватт. Морий Леандри, держась в сторонке, освещает место съемок двумя прожекторами. Доктор Леенхардт и Рене Ле Боско отвечают за провода и кабели. Раймон Коль и Раймон Аммадио сидят в лодке на поверхности и поддерживают связь с «Калипсо». Робер Жиль занимается режиссурой; Делуар вооружен 9-миллиметровой камерой и 350-ваттным светильником, Дюма — фотоаппаратом-широко-угольником, Лабан — фотоаппаратом. Впервые в этой экспедиции киногруппа работала на полную мощность, и разработанные нами схемы вполне выдержали испытание.
Двадцать девятого апреля наше судно бросило якорь у острова Пемба, вблизи Занзибара. С восемнадцатого марта мы хромали на одном моторе, скорость не превышала шести узлов, и мне хотелось проверить, не могут ли наши аквалангисты сами справиться с ремонтом. Конечно, нового требного вала не достать до самой Момбасы, но надо было заранее убедиться, сумеют ли аквалангисты удалить два куска сломавшегося вала, не вызвав при этом течи. Мы трудились целый день и выяснили, что им это не под силу. Однако день этот не был потрачен зря. Трудясь под корпусом, аквалангисты открыли подлинную сокровищницу морской фауны — рогатых рыб, редкий вид морской звезды, вооруженной шипами, которая выглядела так, словно ее вырезали из дерева и окрасили в серый и красный цвета. Они увидели также огромных голотурий и ракообразное длиной около пятнадцати сантиметров, зеленого цвета, очень похожее на богомола. Мало того, что у этой твари глаза делились на четыре доли — на голове еще были два ложных глаза! Омер доставил необычное создание на борт «Калипсо», и Барский снял его в аквариуме.
В этот же день на нашу долю выпал очередной из бесконечного ряда сюрпризов, которым море не устает поражать своих поклонников, — на нас обрушилось целое облако насекомых. Это были громадные, злые черные мухи. Наш врач был поражен. Он в жизни не видел и не слышал ничего подобного.
Пятого мая мы пришли в Момбасу. Близился сезон муссонов, и надо было поскорее уходить в Красное море. У меня были неприятные воспоминания о том, как ведет себя Индийский океан в это время года… Дважды — в 1954 году и в 1955 году — нас крепко помотало, когда мы замешкались у Сейшельских островов. Досталось тогда «Калипсо». А переход до мыса Гвардафуй выдался таким тяжелым, что я ничуть не мечтал снова пережить что-либо подобное.
В два дня нам сменили правый вал. Мы воспользовались задержкой, чтобы посетить один из кенийских заповедников. А затем подняли якорь и взяли курс на Красное море, радуясь тому, что снова можем развивать нормальный ход — десять с половиной узлов. И только теперь, буквально накануне муссонов, мы наконец увидели китов. Фалько удалось пометить одного из них, и мы целый день шли за ним, записывая сигналы, которыми кит обменивался со своими сородичами. Потом он освободился от гарпуна, и мы потеряли его.
В той же области нам удалось заснять китовую акулу — очень редкую представительницу акул; до тех пор я видел ее только два раза. Китовая акула — самая крупная изо всех рыб, она достигает в длину около двадцати метров, весит до двадцати тонн. У нее такие же круглые, неподвижные глаза, как у других акул, типичный спинной плавник. В книге «Акула — блистательный варвар морей» мой сын Филипп подробно описал эту встречу; я здесь отмечу только, что при всей грозной внешности этого чудовища оно сравнительно миролюбиво, кормится только планктоном, мелкой рыбешкой и кальмарами. Этакая гора мяса, приводимая в движение таинственными, загадочными импульсами… Несмотря на внушительный вид, китовая акула вела себя вполне дружелюбно, даже позволила Раймону Колю покататься верхом на ее хвосте.
Как ни интересны были эти встречи, из-за них муссон чуть не накрыл нас. Индийский океан стал свинцовым, серые валы тяжело перекатывались под низко нависшими тучами, когда мы вошли в Аденский залив. И увидели еще одно стадо китов.
Но и в заливе погода нам не улыбалась. Зато стоило нам через Баб-эль-Мандебский пролив войти в Красное море, как море кругом снова стало ярко-синим, хотя в небе по-прежнему плыли зловещие желтые тучи. На весь сезон муссонов нам предстояло быть узниками Красного моря. И целый месяц нас здесь терзал хамсин — египетский ветер с песком, который проникает всюду, и ни механизмам, ни человеку нет от него спасения.
Коралловые западни в Красном море
Двадцать шестого мая 1967 года мы вышли из Джибути и, следуя вдоль аравийских берегов, достигли островов Фарасан, которые по обилию морской фауны, наверно, стоят на первом месте во всем мире. Мне хотелось еще раз посетить район Фарасанов, чтобы убедиться, коснулся ли здешних кораллов тот же процесс упадка, какой мы наблюдали на рифах Индийского, океана. Хоть бы не увидеть и здесь кладбища мертвых кораллов, поразившего нас на Мальдивских островах: пустынный грунт, серый песок, над которым тут и там торчат безжизненные ветви мабрепор— словно опустошенный ураганом лес без птиц. Для того, кто любит море, нет более кошмарного зрелища.
Кораллы Красного моря сильно отличаются от формаций Индийского океана. В районах Космоледо, Мальдивских и Сейшельских островов рифы образуют атоллы, острова, архипелаги. В Красном море мабрепоры выступают в другой роли, они встречаются не изолированными блоками, а в виде сложного комплекса, простирающегося вдоль побережья: с севера на юг много километров. Такие образования называют окаймляющим рифом. В Красном море параллельно ему невдалеке тянется еще и барьерный риф.
Ни один нормальный капитан по доброй воле не пойдет между этими двумя коралловыми стенами. Но наша работа в этом и заключается: делать то, чего другие делать не станут. Чтобы исследовать царство кораллов, надо было идти на риск. В данном случае — следовать между коралловыми формациями, способными в любую минуту пропороть борта «Калипсо». Не буду, однако, сгущать краски. Как-никак, за плечами у меня был шестнадцатилетний опыт навигации в таких условиях.
Больше того, мне нравится водить «Калипсо» в лабиринте коралловых коридоров и тупиков. Нравится испытывать себя и маневренность «Калипсо». К сожалению, морские карты тут бесполезны. Белые пятна только внушают тревогу; малейшая ошибка — и «Калипсо» врежется в кораллы. Конечно, наше суденышко крепкое, и все-таки…
Я задумал начало пребывания в Красном море посвятить осмотру затонувших судов. В моем запаснике их много, и мне они никогда не надоедают. Некоторые даже помечены на картах. Для меня самое интересное в них то, что затонувшие суда быстро становятся средоточием морской фауны, в них находят
