— Сейчас!..
Он продолжал тянуть её за руку по переулку, потом во двор, окружённый когда-то со всех сторон большими домами, из которых невредимым оказался только один. Железная пожарная лестница уходила вверх на крышу пятого этажа.
— Теперь лезь за мной, она крепкая.
Он быстро стал взбираться по железным перекладинам, и Оля цепко, послушно полезла следом за ним. Железо холодило ладони, но ей не было страшно.
Володя остановился против окна третьего этажа и подождал, пока Оля его не догнала. Тогда он молча зажёг трофейный электрический фонарик и направил его луч в окно.
Две светящиеся точки мелькнули в мотнувшемся луче, напоминая что-то до невозможности знакомое, потом луч остановился, и прямо на Олю, проглядывая сквозь кудрявую шёрстку, уставились зелёные хитроватые глазки. Оля увидела тщедушное тельце и толстые лапки, круглые ушки и розовое пятнышко носа — словом, сам Тюфякин с бодро торчащим коротеньким хвостом сидел на подоконнике и смотрел в упор на неё через стекло…
Она заметила, что Володя схватил и крепко держит её под руку.
— Чего ты вцепился?
— Испугался, что ты вдруг свалишься. От неожиданности.
— Не свалюсь. Я не в обмороке.
Она спустилась вниз, Володя спокойно, как к себе домой, да это и был его дом — комната, куда можно было подниматься только по пожарной лестнице, так как обыкновенная обрушилась от взрыва, — влез в окно, вылез обратно и спустился, держась одной рукой.
— На, держи! — сказал он, осторожно передавая Тюфякина.
Оля бережно приняла его на руки, прижала к себе, погладила. Немного подумала и сказал:
— Спасибо.
— Это за что? — угрюмо отозвался Володя.
— За Тюфякина. За что же ещё? Спасибо.
— За это спасибо?.. Думаешь, я всё только ради тебя… Это я просто ради него… Что ж он там валялся зарытый… — отворачиваясь, бормотал Володя.
Оля вдруг тихонько неудержимо рассмеялась:
— Ты сам-то слышишь, что ты говоришь?
— Почём я знаю… Может быть, и не всё… А что я такого сказал?
— Ты всё ещё сердишься на меня… Так тебе грустно вспомнить, до чего я была хорошая и замечательная… тогда, а теперь… А вот теперь, фу, вот какая стала!.. Да?..
— Теперь? Ну, теперь… Что теперь! Конечно, ты теперь ещё лучше, сама знаешь. Даже в сто раз.
Они шли вдвоём, рядом, по еле освещённой улице, с Тюфякиным. Редкие прохожие удивлённо оборачивались на странную пару, стараясь разглядеть, кто это там едет у них на руках, насторожив ушки, и таращит зелёные глазки на свет.
— Я ведь тоже всё время ждала, — сказала Оля. — Ведь это же считается такое ребячество!.. Я боялась — мы теперь должны быть уже взрослые. И ты, наверное, всё позабыл.
— Нет, это я вот как боялся, что ты!.. А значит, всё-таки… У нас опять всё может быть, как было? Неужели правда?
Обращаясь к Тюфякину, потягивая его мягкое круглое ухо, Оля спросила:
— Всё правда?.. Что-что?.. Старичок говорит: правда! Тогда, значит, правда, Володя! Это уж точно!
