Сегодня Вика чувствует себя одинокой.
– А у меня с утра болит… рука. Я упала на диван, – грустно сказала Вика, на ее лице выражение «учись переносить удары судьбы достойно, как я».
Откуда она упала на диван, с потолка?
– Знаешь что? Звони этому человеку, пусть отвезет меня в эту красивую клинику на Невском, заодно в Пассаж зайду… Звони! Скажи, что я сломала руку.
– Не верю, – сказала я.
Все знают фразу Станиславского «не верю!», многие слышали слова «сквозное действие» и «сверхзадача» – это «система Станиславского». Но обычные люди, не режиссеры и актеры, по-настоящему не знают, что это такое.
Вот, к примеру, Вика произносит слова своей роли: «болит рука». Можно просто произнести эти слова – испуганно, капризно или сварливо. Но – чего на самом деле хочет Вика? Ее цель на протяжении всей пьесы – быть в центре внимания, это и есть сквозное действие. Больная рука может быть и притворство, и правда. Когда ей одиноко, она может и руку сломать по велению подсознания.
Во время репетиции Санечка обычно не отвечает на звонки, но сейчас ответил.
– Вика сломала руку.
– Кому? – рассеянно спросил Санечка.
– Упала на диван, – объяснила я, – хочет в красивую клинику на Невском.
– У меня репетиция! Пусть идет к черту! Или нет, спроси, минут десять она может подождать? Нет, не спрашивай! Я уже лечу! – крикнул Санечка мне, а актерам «продолжайте репетицию без меня, шаг в сторону – убью!..»
Не прошло и десяти минут, как Санечка стоял на пороге.
…Клиника похожа на пятизвездочный отель, мы в таком были летом, – мраморные колонны, цветы в огромных вазах, фонтан с ангелами.
– Что вас беспокоит? – спросил врач, ощупывая Викину руку.
– Меня беспокоит этот человек, – Вика кивнула на Санечку, – я бы к вам не приехала, но он прожужжал мне все уши, что у меня открытый перелом со смещением.
Никакого перелома нет.
В кабинете врача Санечке попало за то, что он не может отличить сломанную руку от целой, подлинные страдания от мнимых. За то, что он бросил все по первому зову, и за то, что недостаточно резво примчался.
– А если бы это был открытый перелом?! – шипела Вика. – У тебя что, совсем нет воображения?! Тоже мне, режиссер… Нет, ну а если бы?..
В этой сцене у Вики главная роль, у Санечки роль без слов, он только вздыхает и виновато поглядывает на врача. Он статист, бессловесная овечка.
Но и овечка борется за себя как может и при случае может отомстить.
– Ты креветка, – мимоходом бросил мне Санечка. Я тут же прилегла на кушетку, распустилась, опала и отупела лицом.
– Теперь схвати себя за нос и кричи «хи-хи-хи», – велел Санечка.
Я высунула язык, схватила себя за нос и заверещала «хи-хи-хи» с серьезным лицом, как будто выполняю важное поручение – тут главное соблюдать серьезность, это же работа, а не розыгрыш или глупая шутка.
– Этот человек тебя погубит, – привычно отметила Вика, – немедленно прекрати быть креветкой!
– Объяснись врачу в любви, – прошептал мне Санечка.
Объясниться в любви? Я люблю его, этого доктора! Я люблю его с детства, я любила его всю юность, моя любовь так велика, что мне не стыдно, что моя любовь безответная. Он женат, и я все не могла решиться сказать ему о своей любви и вот, наконец; решилась. Почему? Потому что… пусть он хотя бы знает, что я его люблю.
Я подошла к врачу и тихо сказала: «Мне ничего от вас не нужно, я просто хочу, чтобы вы знали – я люблю вас…»
Врач растерянно кивнул, начал озираться вокруг. Наверное, хочет прибегнуть к помощи персонала, ищет тревожную кнопку. Но мы уже сами гуськом двинулись к выходу.
– Брекс! – сказала я, и Санечка, не оборачиваясь, высоко подпрыгнул в дверях, успев в прыжке сделать доктору извиняющуюся гримасу и виновато развести руками.
– Режисс-сер! – прошипела Вика, и мы покинули кабинет.
Викино главное ругательство – режиссер. Вот так, со свистом, выражающим максимальное презрение, – режисс-сер. Вика любит театр, для нее, как и для меня, во всем, что связано с театром, есть тайна, притяжение, трепет. Если бы Санечка был ученым, она бы шипела – уч-ченый, если бы Санечка был слесарем, шипела бы слес-сарь.
Санечка режиссер. Режиссер – это не просто поставить спектакль, это определенный тип личности. Режиссер всегда немного фюрер, он главный, умный, знает, как надо, умеет принимать решения и выстроить интригу. Люди с другим набором личностных качеств, мягкие, не умеющие управлять, в эту профессию не идут. Санечка примчался по первому зову потому, что репетиция не шла. Если бы репетиция была хорошая, то он вообще не ответил бы на звонок.
Санечка немного фюрер, Вика много фюрер… Как два фюрера могут общаться? Поссориться и не разговаривать всю жизнь, как Станиславский и Немирович-Данченко? У них в одном театре у каждого была своя труппа свои авторы, свои администраторы. Есть знаменитый театральный рассказ: после многих лет ссоры их уговорили помириться. Примирение было обставлено очень торжественно, на глазах у всех они должны были выйти на сцену, пойти друг навстречу другу и пожать друг другу руки. И что получилось? Они вышли с разных сторон сцены, но Станиславский пришел к центру сцены быстрее, а Немирович-Данченко замешкался, и по дороге споткнулся и упал – упал прямо к ногам Станиславского. Станиславский усмехнулся и сказал: «Ну что вы, не надо уж так-то»… Не надо так униженно просить прощения, припадать к ногам. После этого они не разговаривали до конца жизни.
А у нас иначе – один фюрер капитулировал с размаха, как подкошенный упал к ногам другого и не поднялся. Вика тиранит Санечку, рычит, кусается, царапается, Санечка послушно подставляет шею для укуса, руку для царапин, бросается к ней по первому зову, слушается беспрекословно. А ведь Вика Санечке всего-то «ТЕЩЩА», никто.
Но знаете что? Все это театр. Игра.
Вика очень хитро запрещает Санечке только то, чего он сам не хочет. Например, не разрешает ему оставлять его подруг ночевать: «Сколько, по-твоему, женщин должна насчитать девочка в твоей постели за эти годы, двадцать, тридцать? Я сказала «нет», значит «нет»!» Санечка слушается, – он сам не хочет, чтобы они у нас ночевали! Вика хочет тиранить Санечку, а Санечка хочет, чтобы Вика им руководила, чтобы его жизнь была разделена на две части – работа и мы, и чтобы эти части подчинялись разным законам. Зачем Санечке это нужно, я не знаю. Мужчину нельзя понять до конца.
На самом деле у Санечки и Вики любовь. Любовь, страсть, близость. Конечно, духовная любовь, страсть, близость. Они жить друг без друга не могут.
Между прочим, в нормальной семье положено, что отец и бабушка ребенка любят друг друга, потому что их объединяет ребенок.
…Вика цепко схватила Санечку под руку:
– Так, внимание. Сейчас мы едем покупать тебе матрас «Волшебные сны». Я видела рекламу. Интересно, какие они, волшебные сны?.. Хочу купить сразу три, тебе, мне и ребенку. Как это не сейчас?! Нет, либо сейчас, с тобой, либо я вообще отказываюсь покупать матрас! Ну и что, что репетиция?..
Иногда Санечкина улыбка означает «да», иногда «нет, но все-таки да», иногда «ни за что!». Вика понимает все его улыбки.
– Нет, вы подумайте! У человека репетиция, актеры ждут, а он хочет ехать покупать матрас! Удивительно, что у тебя нет никакой ответственности! Я же сказала – сегодня никакого матраса! Ты уйдешь, наконец, на репетицию или так и будешь мне надоедать?!
