зданием. Двое здоровенных шимпанзе, одетых по гангстерской моде тридцатых годов — двубортные пиджаки и черные шляпы-борсалино, — вышли на руках из ближайшего магазина, куря сигары и болтая по- итальянски. Хейден все это видел, но не придал значения. А все потому, что Дагдейл была близко.
Нагоняя ее, он по пути притрагивался к макушкам ее учеников. Несмотря на одержимость желанием нагнать свою старую учительницу, Хейден обратил внимание на то, какими горячими были детские головы под его ладонью. Точно маленькие кофейнички, источающие жар.
— Прошу прощения, миссис Дагдейл?
Она шла к нему спиной, но тут медленно обернулась. Увидев взрослого Саймона Хейдена, который стоял от нее в двух шагах, она не стала смотреть на него с недоумевающим вопросом во взгляде. Наоборот, в ее глазах явственно читалось: я знаю, кто ты такой, и что с того?
— Да, Саймон, что ты хочешь?
Аааах! Те же самые слова, которые она сказала ему на автостоянке у здания начальной школы тридцать лет назад. То же недоброжелательное выражение лица. Ничего не изменилось. Все осталось по- прежнему. Он почти полжизни прожил, а она все еще смотрит на него, как на гнилой фрукт на рынке.
Ну и черт с ней. Его время пришло. Настала пора действовать решительно. Настала пора сказать ей пару ласковых, чтобы она поняла, кто здесь босс.
Саймон был так шокирован словами миссис Дагдейл, что даже не заметил, как все ее ученики застыли на месте, глядя на него с напряженным вниманием. Не заметил он и того, что буквально весь мир вокруг него застыл на месте, желая увидеть, что же он будет делать дальше. Ну, то есть машины, конечно, ехали по улице, а мухи с жужжанием выписывали в воздухе безумные спирали. Но все — и мухи, и водители в машинах, и даже молекулы воздуха в их легких, — все и вся повернулось к Саймону Хейдену, чтобы стать свидетелями его поступка.
Он попытался заговорить. Надо отдать парню должное. Вдохновенные слова пришли ему на ум, самые подходящие для такого момента. Подходящие слова, идеальный тон. Он был готов. И уже начал говорить, но вдруг обнаружил, что у него нет рта.
Он подвигал вверх-вниз губами, точнее, не губами, а тем местом на лице, где они были раньше. Оно шевелилось и растягивалось, но лишь потому, что это была кожа, а он шевелил мускулами под ней. Мускулами, которые должны были управлять движениями губ, которых у Хейдена больше не было. На их месте была только кожа — ровная и гладкая, как продолжение щеки.
Он поднес обе ладони к лицу, но это лишь подтвердило его опасения — рта не было. Не веря себе, он продолжал ощупывать пальцами лицо, как будто искал в темноте выключатель.
Он поглядел на миссис Дагдейл. От выражения на ее лице этот ужасный миг показался ему еще хуже. Презрение. Ее лицо не выражало ничего, кроме презрения. Презрения к Хейдену, к его трусости, к тому, кем он был сейчас в ее глазах. Он заною пережил тридцатилетней давности момент истины, который она показала ему на школьной стоянке. И все же на этот раз он одержал бы над ней верх — если бы у него был рот.
Но рта не было. В панике он ударил ладонью по тому месту на лице, где полагалось быть рту. Одновременно он не сводил свирепого взгляда с женщины напротив — этой злодейки с африканской стрижкой, которая опять побеждала. Единственным оружием, которое у него теперь осталось, были глаза. Но они непригодны для такого рода военных действий. Яростный взгляд не имеет той убойной силы, того мегатоннажа, которым обладает хорошее, забористое словцо.
Каким-то уголком сознания Хейден помнил, что уже был здесь раньше, в этом самом моменте и в этой самой ситуации, без рта. Но его ярость и отчаяние, объединившись, отмели это дежавю прочь. Ну и что с того, что он уже был здесь, — ему надо найти выход сейчас. Ему надо найти способ одолеть Дагдейл, показать ей, что он не такой дурак, каким она его считает.
Со все возрастающим отчаянием он оглянулся вокруг, ища хоть какой-нибудь помощи. И тут его взгляд упал на маленькую девочку. Звали ее Нелли Уэстон, и она тоже училась у миссис Дагдейл. Ей то и дело доставалось от учительницы, которая считала ее медлительной и неряшливой недотепой.
Хейден взял Нелли на руки, и его ладонь скользнула за ворот ее спортивного свитера. Это произошло так быстро, что она и пикнуть не успела. Но стоило его ладони прикоснуться к ее голой спине, и девочка сразу поняла, чего он хочет, и улыбнулась так, как не улыбалась еще ни разу в жизни в присутствии учительницы.
Нелли поглядела на миссис Дагдейл, и рот ее распахнулся широко, как у куклы чревовещателя, которой она только что стала. Но она не возражала, зная, что сейчас будет. Из ее маленького девчачьего рта вырвался мужской бас, низкий и грозный, — голос Саймона Хейдена.
— Старая злая ведьма! Совсем не изменилась за тридцать лет. Наверняка так же мучаешь учеников, когда никто не видит. За закрытой дверью, когда тебе кажется, что никто не узнает. Клиффорда Шнацке помнишь, а? Помнишь, что ты с ним сделала, а? Ну так вот тебе сюрприз! Кое-кто видел и кое-кто знает, что ты ему сделала, хамка. Говнючка.
Нелли передала его слова в точности. Она чувствовала ладонь Хейдена у себя на спине, чувствовала, как он управляет ею, хотя это было и не нужно, ведь они были заодно. То, что хотел сказать он, хотела сказать и она, и она это сделала.
Когда Хейден кончил и с победоносным видом уставился на потрясенную Дагдейл, какой-то голос поблизости едва слышно произнес:
— Ну что ж, время пришло. Браво.
Он повернул голову вбок, потом посмотрел вниз и, к своему большому удивлению, увидел там щеголеватого коротышку Броксимона, руки в боки, улыбка от уха до уха. А он-то как здесь оказался?
Миллионы и миллиарды синапсов, соединений или что там еще есть внезапно замкнулись у Хейдена в мозгу. Что-то большое зрело в его голове, что-то прояснялось. Он вдруг поглядел на жизнь вокруг себя. На улицу, машины, людей, небо, на весь мир. А потом, мгновение спустя, Саймон Хейден
Он судорожно схватил воздух ртом, который снова появился на его лице в тот самый миг, когда он сделал свое открытие. И опустил Нелли Уэстон на землю.
Этот город, эта планета, эта жизнь вокруг были его собственным изобретением. Это все создал он. Теперь он это знал. Где он их создал? В своих снах, которые снились ему каждую ночь.
Он посмотрел на миссис Дагдейл и удивился не меньше прежнего, увидев, что она кивает ему и улыбается. И Броксимон тоже. И все вокруг. Маленькая собачка на поводке тоже смотрела на него и улыбалась. Он знал имя этого пса — его звали Кевин. Он знал это, потому что сам создал его однажды ночью. Он сам создал весь этот мир.
Саймон Хейден наконец осознал, что его окружает город, мир, жизнь, которую он постепенно, ночь за ночью, создавал в своих снах. Все здесь было либо сформировано им самим, либо взято из его сознательной жизни и перенесено в мир его снов, где он мог играть, сражаться или пытаться разрешить дневные конфликты по собственным правилам.
За сорок лет жизни Саймон Хейден пересмотрел более четырнадцати тысяч снов. Такого количества материала хватит на целый мир.
— Я умер.
Это было утверждение, а не вопрос. Он посмотрел на Броксимона. Теперь человечек не только улыбался, но и кивал.
— Так вот что такое смерть — каждый сочиняет свою еще при жизни. И вот зачем нам снятся сны. Когда мы умираем, они соединяются, и из них получается какое-то место, страна. Туда мы и отправляемся, когда умираем, так?
На этот раз он посмотрел на свою старую школьную учительницу, ожидая подтверждения от нее, и она тоже кивнула.
— А потом ты живешь в этом мире, пока не догадаешься, что он такое, Саймон. — Она произнесла это бодрым голосом и таким тоном, каким обычно заявляют, что сегодня чудесный денек.
Мысли, образы и особенно воспоминания метались в мозгу Хейдена, как трассирующие пули в ночной перестрелке. Водители-осьминоги, летающие автомобили, слепые красавицы…
— Та слепая женщина… Теперь я ее вспомнил. Я вспомнил тот сон, в котором она была. Она все повторяла и повторяла одно и то же, это сводило меня с ума. Я видел этот сон сразу после женитьбы. Мне
