– Это Андрей. Он преподает в Институте Свободного Танца в Москве. До конца сентября он у нас в городе.
И, о чудо, этот удивительный человек, давний друг Басалаева, согласился ввести нас в суть Свободного Танца.
К чему и приступили на следующей неделе.
И началось. Андрею (я прозвал его Ушастым Самозванцем) было лет двадцать пять. После мастерства мы оставались еще на два часа в принудительном порядке и попадали прямиком в его липкие лапы.
Ушастый Самозванец надевал униформу свободного танцора: черные лосины, поверх черных лосин надевал спортивные шорты, еще растянутая футболка плюс счастливое лицо человека, который-ничего-к- чертям-не-слышит, и давал жару. Мы разбивались на пары и делали непристойные вещи. Моей дамой была симпатичная девочка Вика, поэтому у меня постоянно стоял. Например, такое упражнение: водит она меня по аудитории, у меня закрыты глаза, она держит меня за живот и за пояс – управляет мной. Ведет меня, предостерегает, чтобы я ни в кого не врезался, ведь все остальные сейчас тоже играют в эту игру. Не знаю, я тут же начинал чувствовать пульсацию крови во всем теле. Сам я мог спокойно ее водить, но стоило мне закрыть глаза, как становилось сложно терпеть прикосновение красивой девушки.
Еще было упражнение – «плавающая точка». Сначала Вика ложилась на пол, а я терся об нее. Якобы я должен был ИССЛЕДОВАТЬ ВСЕ ЕЕ ТЕЛО. Это заговор. Это выглядело так: Вика лежит на полу, а я кладу руку ей на живот. Сначала кисть, а потом веду руку, как бы пытаясь размазать Викин живот по всей своей руке, живот должен попасть мне на предплечье, на плечо. Потом спиной трусь об ее живот, чтобы живот попал и на спину. Потом я должен аккуратно перелезть через Вику – ни на миг не теряя точки соприкосновения, – и пошла вторая рука. И так пока все мое тело не ощутит Викиного живота. А потом мы меняемся.
Я ложился на пол, а Вика делала все то же самое. У меня в штанах был огромный сигнализирующий маяк. Вика это должна была заметить, и заметила, конечно, это я понял по тому, как смущенно она хихикнула. Мне казалось, что все на меня смотрят. Я закрыл глаза, чтобы спрятаться от позора.
Когда мы переодевались, ко мне подошел одногруппник Путилов и сообщил:
– Я видел, как ты лежал со своей трубой посреди аудитории.
– Все дело в семейных трусах, из-за них сложно скрыть, – объяснил я, – и еще в Вике.
Путилов кивнул своей похотливой рожей. Согласен он был насчет Вики, это уж точно.
После этих занятий, выбирая виртуальных любовниц для вечернего онанизма, я стал останавливать выбор на Вике. И вообще думать о ней, наделять ее положительными человеческими качествами. Правда, мозгов у нее было немного, но это ничего, думал я. Главное, чтобы человек был хороший.
Сама Вика была из области: город в семьдесят пять тысяч человек. У нее было место в общаге, но пока она жила у бабушки, за семью замками, скрытая от скользких похотливых рук, – но это тоже было недалеко от института. Пару остановок на автобусе, а можно было пройтись и пешком. Я даже напросился проводить ее после второго совместного занятия и поцеловал на прощанье. Она ответила мне, только так робко, что я определил в ней девственницу, и вообще решил, что она – луч света. Я ждал с нетерпением, когда же она переедет в общагу, чтобы я смог пробираться к ней через вахту, придумывая хитрые способы, лишь бы побыть с моей прекрасной Викой наедине.
Потом было воскресенье, и я поехал до спортивного магазина, купить теннисный мячик и скакалку. И еще нужно было зайти в парикмахерскую. Мячик и скакалка были нужны для занятий по сценической речи. Кидаешь партнеру мячик и произносишь скороговорку. Скачешь на скакалке и читаешь стихи. Учишься контролировать дыхание. И речь у тебя становится как у заправского оратора. Я зашел в спортивный магазин, купил мячик. Скакалку не нашел. Я подошел к парикмахерской «Тайга», но она была на ремонте. Я не припомнил, где еще поблизости есть парикмахерская. Неподалеку жил мой друг Игорь. Я решил заглянуть к нему в гости, может, вытянуть его прогуляться. Игорь сказал, что можно выпить чуть пива, поболтать, только недолго – через час ему нужно было на собеседование. Он искал работу. Мы выпили две полуторалитровые бутылки пива во дворе. Я вспомнил о городах и странах.
– Нужно отсюда сваливать, – сказал я Игорю, – я для себя все решил. Летом поеду поступать в Москву или Питер.
– Я с тобой, – тут же сказал он.
– Только не зассы, – говорю, – давай хоть в Литературный попробуем. Или уж не знаю куда.
Он сказал: конечно. Нужно сваливать. Этот город воняет хуже сортира.
Был еще запас времени, мы решили, что успеем выпить еще по пол-литра пива. Конечно, Игорь не поехал ни на какую встречу. Мы купили две бутылки водки и пошли к нему домой.
– Мальчики, зачем вам столько водки? – спросила мама Игоря. Она выпила за компанию рюмку, сказала мне, что я отличный человек и поэт отличный, с виду я такой же трагичный, как Маяковский, и оставила нас. У нее было хорошее настроение.
Мы выпили одну бутылку. Тогда я позвонил папе и сказал, чтобы дома не ждали меня ночевать. Отсюда и пойду на занятия.
– Ты сходил в парикмахерскую? – спросил он.
– Да, – соврал я.
– Ты купил мячик? – спросил он.
– Да, – сказал я, на этот раз правду.
Пятьдесят процентов правды и пятьдесят процентов лжи. Поэтому я положил на чашу весов еще один ломоть правды, чтобы частично очистить свою совесть:
– Только скакалку не купил, к сожалению. Но это ладно. Не к спеху.
– Много не пейте, – напутствовал мой папа.
Я положил трубку, и Игорь мне сказал:
– Таня придет с работы, и мы попросим, чтобы подстригла тебя.
Таня работала барменом в зале игровых автоматов в ночь.
– Это хорошо. Нужна любая стрижка, лишь бы походило на работу парикмахера, – говорю.
– Справится. Она меня раз стригла.
Мы принялись за вторую бутылку. Я опять не заметил, как Игорь выудил неизвестно откуда свою метафизическую машинку, с помощью которой он периодически вынимал мой мозг. В таких случаях я всегда терялся и просто тупо кивал.
– Она не понимает, что я такой, какой есть. Что она от меня хочет? Чтоб я много зарабатывал?
Я кивал.
– Если ты скажешь, что нуждаешься в поддержке, и мне придется выбирать между тобой и Таней, я выберу тебя. И также выберу Сашу Кулакова, потому что вы мои друзья. Таня должна это понимать.
Я кивал.
– Ведь это и есть моя жизнь. Я живу так. И я должен быть таким, какой я есть. Я живу этим, я просыпаюсь, чищу зубы, ем завтрак, и мне нужно вспомнить, как мы говорили с тобой. Как мы шутили с Сашей Кулаковым про говно. Тогда я счастлив.
Игорь поставил музыку, под музыку мы немного всплакнули, а когда я проснулся, он еще спал. Я лежал на его кровати, а он на полу. Я перешагнул через нежелание вставать, перешагнул через Игоря и вышел в коридор. Ведь я решил не прогуливать учебу, попробовать задать себе ритм, ходить на все пары, даже если похмелье. Мне достаточно было уже двух неудачных попыток учиться на филфаке, двух отчислений с первого курса, пора было взять себя в руки и попробовать задержаться в нынешнем институте. На кухне сидели мама Игоря и Таня. Я поприветствовал их из коридора своей виноватой улыбкой. Ответной улыбки не получив, сказал:
– Доброе утро, Ирина Витальевна. Доброе утро, Таня.
– Доброе утро, – сказала мама Игоря.
– Привет, – сказала Таня. Вид у нее был усталый, она только что пришла с работы.
У мамы Игоря было уже не такое хорошее настроение, горели синим пламенем моя трагичность и сходство с Маяковским. А Таня никогда меня особо не любила, понятия не имею, за что. Может, ревновала. Само собой, не было никакого смысла просить Таню подстричь меня. Даже Филечка, маленькая тупая собака Игоря полюбила меня, перестала на меня лаять, а Таня держалась.
– А можно мне супа, если есть? – спросил я.
