О Милтоне Эриксоне

Следуя традиции, психотерапевты не концентрировались на проблеме клиента. Они считали, что проблема — это только симптом, проявление чего-то более глубокого. Внимание следо­вало сосредоточить на глубинных корнях проблемы, а не на ней самой. Терапевты полагали, что симптомы не следует облег­ чать, так как они являются проявлением некоторого скрытого процесса, над которым как раз и нужно работать. Часто после лечения симптом оставался, но считалось, что он уже не дос­тавляет клиенту такого беспокойства, как раньше.

Эриксон работал с наблюдаемой проблемой. Однажды он сказал: “Симптом — это как ручка сковородки. Если как следу­ет взяться за ручку, со сковородкой можно сделать многое”. Он был уверен, что клиенты легче сотрудничают с терапевтом, ко­торый работает над тем, за что они платят деньги — над избав­лением от проблемы. Сегодня психотерапия стремится концент­рироваться на проблеме клиента. Современные терапевты учат­ся исследовать симптом и изменять его, а не искать, что же за ним скрывается. Для проведения краткосрочной терапии тера­певт должен как мо

жн

о быстрее добиться улучшения в состоя­нии клиента. Время неторопливых рассуждений ушло. Однако и по сей день Эриксон остается главным источником знаний о том, как излечить симптом в кратчайшие сроки.

Должны ли мы быть нейтральными?

Ортодоксальные психотерапевты были нейтральны. Они из­бегали оказывать личное влияние на клиента или лично участво­вать в процессе излечения. Стремясь быть “экраном”, на кото­рый клиент мог проецировать свой инсайт, они считали личную вовлеченность терапевта признаком психопатологии. С непрони­цаемым видом они сидели вне поля зрения пациента и вещали монотонным голосом, тем самым оберегая его от своего влия­ния. Когда Гарри Стак Салливан выдвинул предположение, что в терапии участвуют два человека и каждый реагирует на слова собеседника, он был с позором изгнан “из конюшни”.

Эриксон использовал самого себя как инструмент воздей­ствия на клиента. Он убеждал, упрашивал, шутил, требовал, угрожал, звонил по телефону — то есть делал все что угодно, л

ишь

бы добиться цели лечения. Он утверждал, что личная за­интересованность и участие — главные двигатели процесса изле­чения, и его диагнозы были всегда связаны с реальными людь­ми в реальном мире, а не с их психотерапевтическими проекци­ями. Сегодня терапевты пытаются определить меру личностного участия в лечении и приходят к пониманию того, что краткос­рочная терапия, ориентированная на решение проблемы, не может быть нейтральной и отстраненной.

Прошлое или настоящее?

В традиционной психотерапии вплоть до пятидесятых годов основное внимание уделялось прошлому клиента. Подразумева­лось, что человек приобретает проблему из-за программирова­ния в прошлом. Фобия была результатом прошлой травмы. Приступы тревоги подчинялись прошлому опыту. Считалось, что симптом — это неадаптивное поведение, образовавшееся на основе прошлого опыта. Ситуация в настоящем, как правило, к делу не относилась. Например, жена чувствовала себя несчас­тной в семейной жизни, так как проецировала на мужа свой прошлый опыт. Поэтому терапевт не стремился понять, что же, собственно, происходит в настоящий момент у нее в семье. Он никогда не говорил с ее родственниками по телефону и еще реже приглашал их к себе для беседы.

Эриксон, разумеется, учитывал прошлый опыт клиента, особенно когда применял гипноз для облегчения или изменения травматического опыта. Но помимо этого он считал, что каж­дый симптом имеет функцию в настоящем, и поэтому для изме­нения проблемы стремился воздействовать на текущую систему взаимоотношений клиента. Он всегда был готов встретиться с родственниками, с супругами или со всей семьей, если чув­ствовал, что для пользы дела это необходимо.

Сегодня терапевты, особенно сторонники краткосрочных ме­тодов, фокусируют внимание преимущественно на настоящем, а не на прошлом. Фактически специалисты по фобиям даже не расспрашивают пациента о прошлом и не выясняют его старые травмы. Основное положение семейной терапии сегодня сво­дится к следующему: симптом несет функцию адаптации челове­ка к текущей социальной ситуации, и для устранения симптома изменена должна быть именно ситуация. Наследие Эриксона — первоисточник для терапевтов, которые ищут способы измене­ния отношений в настоящем.

'Хорошее' и 'плохое' подсознание

Ортодоксальная психотерапия считала, что мотивация че­ловека основана на подсознательных побуждениях. Подсозна­ние понималось как некая реальность, наполненная отрица­тельными стремлениями и идеями и глубоко погребенными враждебными импульсами. Считалось, что мотивация клиен­та — это борьба между сознательным контролем и подсозна­тельной агрессивностью, стремящейся вырваться на свободу. Диагностическое интервью было направлено на изучение не­гативных сторон личности пациента, на обнаружение подсоз­нательных импульсов, требующих освобождения. Основным инструментом терапевта была интерпретация, необходимая для выявления мыслей и чувств клиента, слишком пугающих, чтобы помнить о них.

Эриксон предложил взглянуть на подсознание как на пози­тивную силу. Следуя за этой силой, человек выигрывает. Эрик­сон часто приводил пример с сороконожкой, которая неосоз­нанно прекрасно пользовалась своими сорока ножками, но по­пала в беду, пытаясь сознательно последить за процессом ходь­бы. Эриксон подчеркивал, что нужно доверять своей интуиции и не бояться следовать подсознательным побуждениям. Напри­мер, если он что-то терял, то считал это “делом рук” своего подсознания — и действительно, вещь находилась, как только становилась нужна для чего-то важного. С этой позиции целью диагностического интервью становилось исследование позитив­ных аспектов бессознательного. Клиента вдохновляли продол­жать делать то, что он уже делал для решения проблемы, ибо освобожденное подсознание будет вести его в нужном направле­нии. Эриксон не интерпретировал проявления бессознательно­го. Напротив, он порой внушал клиенту амнезию — чтобы тот мог забыть болезненные переживания или же помнить их в контролируемой, не пугающей форме.

Заключение

Для каждой проблемы традиционной психотерапии Эриксон предлагал решение, противоположное общепринятому в то вре­мя. Он использовал гипноз тогда, когда этого никто не делал; работал методами короткой терапии, когда единственной тера­пией была длительная; давал директивные указания, когда мод­ной была недирективная терапия. Он работал с проблемой, тогда как другие — только с тем, что скрыто за ней; он был не нейтральным наблюдателем, а участником жизни пациентов; он опирался на настоящее больше, чем на прошлое; он рассматри­вал бессознательное как позитивную силу, импульсы которой необходимо поощрять. Все эти положения сейчас не только признаны, но и широко используются в лечебной практике. Из оригинала и аутсайдера Милтон Эриксон стал центральной фи­гурой в психотерапии.

1. Милтон Г. Эриксон: краткая биография (1967)

Милтон Г. Эриксон, доктор медицины, известен во всем мире как ведущий практик медицинского гипноза. Его ориги­нальные разработки техники наведения транса, исследования возможностей и ограничений гипнотического опыта, равно как и работы по изучению природы взаимодействия между гипноте­рапевтом и клиентом значительно обогатили психотерапию.

Вероятно, менее известен тот факт, что доктор Эриксон рас­сматривает пути терапевтического воздействия с принципиально новых позиций. На протяжении многих лет он развивает эффек­тные и одновременно несложные методы лечения, не всегда включающие в себя формальное наведение транса. А как удиви­лись бы те, кто считает Эриксона в первую очередь гипнотера­певтом, если бы узнали, что он включил себя в телефонный справочник как психиатра и семейного консультанта!

Доктор Эриксон — психолог и психиатр, принимает участие в работе Американской ассоциации психологов и Американской ассоциации психиатров. Наряду с этим он является членом Американской ассоциации психопатологии и почетным членом многих сообществ медицинского гипноза Европы, Азии и Ла­ тинской Америки. Его деятельность на посту президента-учре- дителя Американского общества клинического гипноза включала также и учреждение и издание профессионального журнала это­го общества. Большая