виду.
25
Историю эту описывают Тацит и Светоний, однако в некоторой степени ее можно «восстановить», чтобы выяснить истину. Этот офицер имел приказ Августа, выданный им, чтобы в случае необходимости снять вину с этого офицера: в письме было сказано, что при попытке вызволить заключенного под стражу Агриппу тот должен быть умерщвлен. Офицер действовал в соответствии с этим приказом. Однако когда законопослушный Тиберий занялся этим вопросом, он увидел, что дело не отвечает требованиям закона. Приказ Августа мог создать весьма неловкий прецедент, если только он сам не утвердит его, но, поскольку Агриппа был заключен под надзор по постановлению сената, было сомнительно, что это утверждение сможет придать событию легитимность. Саллюстий отправился к Ливии и обратил внимание на то, что такая трактовка при рассмотрении этого дела обернется для них обоих полным поражением, поскольку их безнадежно свяжут с этим делом. Ливия, вероятно знавшая, кто был автором письма, пошла к Тиберию и потребовала, чтобы он одобрил этот поступок. Тиберий не желал брать на себя ответственность за то, чего не совершал, и не мог законным образом этого сделать; ему очень важно было не восстанавливать сенат против себя, поэтому, поскольку на аргументы Саллюстия не могло быть ответа, дело было просто оставлено, и истина так и не выяснилась. Это вполне соответствует описаниям и Тацита, и Светония.
26
Тацит сообщает, что, по свидетельству некоего источника, они прибыли от Аспрены (правителя провинции Африка), – что, разумеется, было инсинуацией в адрес Тиберия, который, получается, прятался за спину Аспрены. Однако вряд ли можно сомневаться в том, что любой оскорбленный муж не воспользовался бы случаем открыто оказаться в центре событий.
27
Читатель, видимо, оценит, что сообщение Тацита об этих дебатах в сенате представляет собой очень сжатый рассказ событий, которые на деле заняли немалое время. И все же это его собственная версия, а не придуманная каким-либо современным апологетом Тиберия.
28
Этот намек на возможное отречение не рассматривался (и восприятие его Тиберием не было поощряющим) как серьезное и вероятное.
29
То есть сын Юлии
30
Когда Тацит говорит (Анналы, I, 16), что не было особых причин для мятежа, кроме того, что смерть императора предоставила возможность для вольности, гражданской войны и всего, что могло их сопровождать, мы можем сделать вывод, что он очень хотел оправдать своих друзей.
31
Этот центурион был известен под кличкой «Следующий, быстро!» («Cedo alteram»). Все центурионы в качестве символа своей власти имели при себе деревянную палку. Этот Луцилий получил свое прозвище оттого, что имел привычку ломать свою палку о спины своих людей, при этом выкрикивая: «Следующий, быстро!»
32
Они хотели принять его как граждане и избиратели, а не как воины.
33
Самый тот факт, что Германик был законным наследником империи, давал ему достаточные основания не приветствовать неконституционные прецеденты такого рода. Однако весьма маловероятно, что Агриппина на его месте была бы шокирована таким предложением.
34
Сам Тиберий высказал свое отношение к правлению следующими словами: «Никто добровольно не желает, чтобы им управляли. Люди воспринимают это как нежелательную необходимость. Они находят удовольствие в том, чтобы уклоняться, и рады идти против правителей».
35
Памятник в знак победы.
36
В дальнейшем их назовут франками. Союз херусков, хотя и не идентичен позднейшей франкской лиге, имел схожие черты.
37
Есть предположение, что Катуалда был готом из Вистулы. Его имя, видимо, произносилось как «Кедвал» – его мы позднее встретим в королевской семье Уэссекса.
38
Рассказ Тацита о смерти Германика, включающий последние слова умирающего и патетический призыв к справедливости, не может убедить никого старше двенадцати лет. Тацит не присутствовал при этом событии. Все, что он рассказывает, он приписывает авторам, которые нам неизвестны и на сведения которых нельзя полагаться, мы можем судить обо всем лишь по косвенным свидетельствам. Судя по всему, его главы 70—72 списаны с какого-то политического памфлета весьма сомнительной природы, направленного против Тиберия. Подобный трактат, написанный в наши дни, привел бы автора на скамью подсудимых. В нем не содержится ни единого определенного утверждения или прямого факта, он сочинен целиком на пафосе и косвенных намеках, очевидно, для читателей, которым не нужны доказательства… Замечания в начале 73-й главы, сравнивающие Германика с Александром Великим (Македонским), – неприкрытое бесстыдство. Во второй половине текста Тацит возвращается к нормальному стилю, говоря о том, что труп не имел признаков отравления.
39
Кажется, Тиберий особенно почитал Диоскуров; так что рождение близнецов стало для него неким добрым знамением.
40
Тацит допускает, что Антония была запугана. Однако у Тиберия имелись причины быть благодарным Антонии за лояльность в обстоятельствах и более серьезных, чем эти.
41
Из этого и связанных с ним эпизодов создается впечатление, что Саллюстий был главой особой службы охраны.
42
Дион Кассий говорит, что он отправился в Галлию, где приобрел многих сторонников. Он пишет, что Климент отправился в Рим в качестве претендента на престол.
43
Это собственное утверждение Тацита.
44
Хотя Тацит говорит о нем очень взвешенно, чтобы минимизировать его значительность, Светоний допускает, что Либон был настоящим заговорщиком. Вполне возможно, что он путает его с консулом.
45
Его чувства показывает рассказ, приведенный Светонием. Депутация граждан из Трои довольно запоздало высказала свои соболезнования. Тиберий подчеркнул это, ответив, что он в свою очередь сожалеет об утрате их выдающегося соотечественника Гектора!
46
От этого зависит очень многое; письмо можно понимать как намек на то, что Агриппина и ее партия стоят на его пути. Следует помнить, что такой проницательный человек, как Тиберий, вряд ли поставил бы собственную жизнь в качестве преграды между Сеяном и империей.
47
Имея в виду положение заинтересованных лиц, кажется вероятным, что Латиарий и его компания не желали начинать процесс без определенных гарантий на будущее, эти гарантии
