Китченко торжествующе оглядел собеседников, будто бы он сам отличился.
— Этот Федор, оказывается, фельдшер. Работал в Бакшеевке, в совхозе на медпункте. Сидел по двести шестой, части первой. Подрался, кажется, с кем-то. Он вышел из купе покурить, а мимо девчонки- проводницы бегут и охают: женщина рожает. Он за ними. Все и сделал как положено. Благодарные пассажиры прислали кучу писем в «Понтийское знамя», просят разыскать героя. Ведь он никому не назвался, и если б его не сняли по дороге, никто бы и не узнал...
— Я видел, как его снимали. Он ни словом не возразил. Молчал все время, — вступил Леденев в беседу.
— Этот человек, Аркадий Маркович, ехал с Мироновым в одном купе, — сказал Нефедов. — Знакомьтесь. Юрий Алексеевич Леденев — мой старый сослуживец, можешь поспрашивать его. Но учти: он отдыхающий, так сказать, не у дел, не мучай его...
— Как можно, товарищ полковник, мы тут только и занимаемся тем, чтоб отдыхающим легко отдыхалось. Да и говорить особо не о чем. Если б товарищ Леденев знал что-либо конкретно, то и я бы это знал, а так... Вот допросил я десятка полтора людей из поездной бригады. А толку? Никакого. Не видели, не знаем...
— И все-таки: что вы думаете об этом деле, капитан? — спросил Леденев.
— Тут может быть три варианта. Первый: его сбросили с поезда. Судя по данным судебно-медицинской экспертизы, сбросили живым. Мотив? Грабеж или хулиганские побуждения. Второй вариант: самоубийство. Мотив? Тут надо поломать голову, изучить личность Миронова, его окружение, частную жизнь, положение на службе и прочее, словом, разработать его досконально. И третий вариант: нечто такое, о чем мы еще и не подозреваем, что находится за пределами нашего воображения. Надо искать любые следы. Поездную бригаду я опросил, работников ресторана тоже. В ресторане Миронов не появлялся, буфетчик говорит, что такой человек ничего не покупал. Значит, все произошло на пути между вагоном номер семь и рестораном. Мне переслали ваше свидетельство по поводу открытой двери, товарищ Леденев. Я его приобщил. Вот, пожалуй, все, чем я располагаю. Может быть, в Дресве нападу на что-нибудь. Кроме того, я поручил стажеру Воловику проверить пассажиров из седьмого, шестого и пятого вагонов. По приезде пройдемся широким бреднем, глядишь, чего и заловим...
— А что ты скажешь, Юрий Алексеевич?
— Что ж, капитан Китченко хорошо изложил суть дела, да и версии, предложенные им, любопытны. И с третьим вариантом неплохо придумано. Это значит, что он всегда готов допустить, что выбранная им версия несостоятельна. Только к первому варианту я добавил бы еще один мотив.
— Какой? — спросили одновременно Нефедов и Китченко.
— Месть.
— Но кто может так мстить Миронову? — сказал инспектор.
— Послушай, Иван Сергеевич, — решительно вмешался в разговор Леденев, — а что, если этим делом займусь и я? Не возражаешь?
Нефедов внимательно посмотрел на Леденева.
— Ты? — спросил он после некоторой паузы. — А на кой тебе это нужно?
— Я бы взял на себя отработку версии о самоубийстве или мести. Хочется мне разузнать, каким он был человеком. Сам понимаешь, какой мне теперь отдых...
— Понимаю, — сказал Нефедов. — Так тебя, что ж, в оперативную группу включить?
— Нет, не надо. Я схожу к Миронову домой, на службу, к соседям. Словом, разберусь в его жизни и поищу там зацепку. Конечно, буду держать вас в курсе. Годится?
— Что ж, давай попробуй. Правда, непосредственно дело на нашей шее не висит, но все равно окажешь по старой памяти помощь милиции. Как думаешь, Аркадий Маркович?
— Как можно сомневаться, товарищ полковник, это ж такие кадры, что нам и не снилось. Премного вам благодарны, товарищ майор.
Аркадий Китченко и не пытался скрыть усмешку, и Юрий Алексеевич хорошо понимал капитана милиции, которому совсем не улыбалось вмешательство в его дела этого «сыщика на отдыхе». Леденев поднялся, подошел к инспектору уголовного розыска и взял его за локоть.
— Не злитесь, капитан. Мешать вам не буду... Только стоять в стороне от этого дела тоже не могу. Бывает же...
— Да я что, — уже дружелюбнее заговорил Китченко, — я не против...
— Вот и хорошо, — оживился Нефедов. — Значит, оформляй бумаги и кати в Дресву. Не забудь про Елену Федоровну.
Когда Китченко вышел, полковник сказал:
— Ежели какая будет накладка, сразу звони мне. А вечером мы с женой даем в твою честь ужин. Впрочем, сейчас я закончу кое-что по службе, ты поскучай немного, и поедем ко мне.
Через сутки Юрий Алексеевич уже многое знал а Сергее Николаевиче Миронове, но сведения эти носили в основном анкетный характер. Леденев побывал в отделе кадров Управления тралового флота, беседовал с главным инженером, которому непосредственно подчинялся погибший, со старшим инженером-наставником отдела техники безопасности Нестеренко, замещавшим Миронова, с секретарем парткома тралфлота Дашковым.
Понтийский тралфлот был одной из самых крупных организаций города, испокон веков населенного рыбаками. Большинство жителей так или иначе было связано с морем и рыбой. Два года назад реконструировали рыбный порт, построили новые холодильники, промысловый флот постоянно оснащался новыми кораблями, среди которых основное место занимали большие морозильные рыболовные траулеры Николаевского судостроительного завода и траулеры-морозильщики, поставляемые из Германской Демократической Республики. Такие же суда были и в Поморском траловом флоте, потому Юрий Алексеевич без труда ориентировался в сложном хозяйстве Понтийского рыбопромыслового управления.
Из личного дела Миронова Леденев узнал, что Сергей Николаевич родился 29 марта 1917 года в селе Рыжики, на Смоленщине, в семье сельского учителя. В 1936-м поступил в Московский университет, на физико-математический факультет. В 1938 году был призван в ряды Красной Армии и направлен в артиллерийское училище, которое окончил в канун войны и начал службу в одной из артиллерийских частей Западного округа.
«Летом сорок первого года, — писал в автобиографии Сергей Николаевич, — наш артиллерийский полк попал в окружение, но после тяжелых боев, ценою больших потерь пробился через линию фронта и вышел к своим...»
В 1942 году старший лейтенант Миронов был откомандирован в распоряжение Центрального штаба партизанского движения и до конца войны выполнял различные задания, о которых в анкетах отдела кадров не пишут. Сразу по окончании войны он женился на Елене Федоровне Синицкой. В 1946 году у них родилось двое детей: Игорь и Марфа. В рыбной промышленности Миронов стал работать с организации разрушенного войной хозяйства тралового флота, когда на старых, чудом уцелевших сейнерах понтийские рыбаки принялись ловить в едва очищенном от мин море хамсу, скумбрию и ставриду.
Сергей Николаевич занимал в управлении разные должности, но последние десять лет постоянно «сидел» на технике безопасности.
— Думающий был мужик, — сказал о нем главный инженер, — и строгий. Капитаны и старшие механики прятались, едва вахтенный штурман сообщал, что идет с осмотром Миронов. Зато у нас и травматизм наименьший по министерству, охрану труда Сергей Николаевич поднял высоко. На две недели послали на ВДНХ обмениваться опытом. Послали на свою голову... Что там произошло? Не выяснили еще?
— Идет следствие, — ответил Юрий Алексеевич. — По его окончании вас известят, конечно.
У преемника Сергея Николаевича, угрюмого высокого мужчины лет сорока, обладавшего крючковатым носом и обвисшими усами пшеничного цвета, узнать что-либо обстоятельное было трудно.
Нестеренко отвечал односложно, неопределенно хмыкал, и самая длинная фраза, которую Леденев выжал из него, состояла из трех слов: «Справедливый был человек...»
Более обстоятельный разговор состоялся у Юрия Алексеевича с секретарем парткома Дашковым.
Едва этот разговор начался, машинистка принесла секретарю отпечатанный текст.
— Вот, — сказал Дашков, протягивая Юрию Алексеевичу листок бумаги. — Завтра будет в бассейновой
