был готов перечеркнуть любые достигнутые договоренности и организовать крупномасштабную авантюру со штурмом и непредсказуемыми последствиями.
Следующий день – тягучие переговоры по освобождению заложников. То нет автобусов, то никак не могут подобрать тех, кто согласится ехать вместе с басаевцами, гарантируя их безопасность. ФСБ требует от заложников подписать издевательскую бумагу о том, что они присоединяются к банде Шамиля Басаева добровольно и полностью отдают себе отчет в последствиях такого решения. К вечеру напряжение ощутимо нарастает.
В двенадцать ночи опять звонок Ковалева. Его только что обманом выманили с территории больницы и не пускают обратно. Он опасается, что именно в ближайшие часы будет предпринята попытка силовой акции. Тогда страшные жертвы, а за ними весьма вероятна кровавая круговерть в других регионах России. Просит сделать все возможное для того, чтобы предотвратить такое развитие событий. В полпервого ночи связываюсь с Черномырдиным. Делюсь с ним информацией, говорю, что если я хоть что-нибудь понимаю в логике наших силовиков, то именно сейчас, ночью, они могут учинить черт знает что, а ответственность за последствия в полной мере ляжет на него. Виктор Степанович отвечает, что этого ни в коем случае не допустит, в убедительных русских выражениях говорит, что он сделает с каждым, кто попытается начать какую-нибудь авантюру.
По информации, которой имею все основания доверять, тогда ночью действительно было принято решение о штурме, и только предельно энергичное вмешательство Черномырдина позволило спасти людей. Я думаю, не только у меня есть основания испытывать благодарность Виктору Степановичу за его действия во время буденновского кризиса.
В результате парадокс: страшный, варварский, кровавый террористический акт действительно послужил импульсом к мирным переговорам. Знаю людей, которые именно поэтому оправдывают Басаева. Сам категорически не принадлежу к их числу. Хорошо представляя себе расклад сил в российских верхах этого времени, убежден: то, что удалось спасти жизнь подавляющего большинства заложников, проложить дорогу мирным переговорам, – редчайшее стечение обстоятельств, примерно как если бы вы подбросили вверх монетку, а она возьми да и опустись на ребро. Думаю, буденновский кризис – один из тех ключевых моментов, когда угроза нависла не только над жизнью сотен людей, но и над самой российской демократией.
Через два дня после разрешения кризиса в Буденновске, уже во время мирных переговоров, мы с легким сердцем проголосовали против вотума недоверия правительству Черномырдина, но за резолюцию с требованием отставки руководства силовых министерств. Тем не менее широкой коалиции – от коммунистов до 'ЯБЛока' – хватило голосов, чтобы провести вотум недоверия. Формально выступая против войны в Чечне, думское большинство проголосовало за отставку человека, усилиями которого трудный поворот к миру только что стал возможным. По действующей Конституции, лишь после второго вотума недоверия президент обязан выбрать, что он сделает: отправит в отставку правительство или распустит Думу. Между тем, через три месяца наступает срок, в течение которого, в период перед выборами, Дума не может быть распущена, а значит, при следующем голосовании отставка правительства Черномырдина предрешена. До этого правительство, которому уже вынесен вотум недоверия, существует полулегитимно. Эта его слабость устраивала и большинство Думы, и значительную часть президентского окружения.
Правительство решило повторить наш маневр апреля 1992 года, пойти на обострение, и тут же внесло на рассмотрение Думы проект Закона о доверии себе, тем самым поставив и парламент, и президента перед необходимостью быстрого и жесткого выбора. Если резолюция о доверии не проходит, тогда немедленное решение об отставке правительства или досрочных выборах Думы.
Этот неожиданный поворот событий поверг лидеров оппозиции в состояние, близкое к панике. Только что проголосовав за недоверие правительству, тут же радикально поменять свое решение и через неделю проголосовать за вотум доверия ему – страшный удар по собственной репутации. Пойти же на продолжение конфронтации опасно – а вдруг президент поддержит премьера и распустит Думу, что же тогда, остаться без своих депутатских привилегий, без мощной базы в Думе, которую коммунисты впоследствии столь эффективно использовали в ходе избирательной кампании?
Никогда не любил ходить в здание на Охотном ряду. Там тяжелая атмосфера, воздух буквально пропитан ненавистью. И вдруг на несколько дней эта атмосфера исчезла, я вдруг оказался популярен среди народных избранников. Эмиссары от оппозиции, особенно от колеблющихся популистских групп, один за другим подходят с просьбой помочь найти хоть какой-нибудь выход из сложившегося положения.
Честно говоря, желание наказать политиканов и мелких трусишек было. Но я понимал – поддаваться ему нельзя. Ведь до сих пор ни один парламент после краха социализма в России недорабатывал положенного срока. И это стало дурной традицией. Допустить такое еще раз было бы просто опасно. Выборы должны состояться точно в намеченные сроки.
Позвонил Виктору Степановичу, Борису Николаевичу, договорился о встрече – впервые после начала чеченской войны. Предложил формулу компромиссного решения: Дума еще раз ставит на голосование вопрос о вотуме недоверия, не набирает необходимого количества голосов. Правительство удовлетворяется этим, считает инцидент исчерпанным и не настаивает на повторном голосовании вотума доверия. В результате парламентское большинство оказывается как бы выпоротым, но не слишком больно. И Ельцин, и Черномырдин согласились с этим предложением.
На следующий день решение было принципиально согласовано на встрече Ельцина с руководством фракций и депутатских групп. Дума с огромным облегчением провалила повторный вотум недоверия. А через несколько дней, придя в Думу, я вновь почувствовал привычную атмосферу ненависти.
Маленькая победа в Думе не могла заслонить больших забот о предстоящих перспективах с парламентскими выборами. А ситуация для демократов была очень сложная, если не сказать почти безнадежная. То, что декабрьские выборы будут для 'ДВР' тяжелыми, стало очевидным еще после начала чеченских событий. Помимо этой непопулярной самой по себе войны, действовали и другие негативные факторы. Раскол в самой партии на либералов и сторонников власти; образование движения 'Наш дом – Россия', неизбежно отнимающего у нас часть наших же голосов; неудача попыток выстроить единую демократическую коалицию; появление десятков махоньких демократических групп, не имевших ни малейшего шанса преодолеть пятипроцентный барьер, но тоже растаскивавших голоса демократических избирателей… Все это, вместе взятое, низводило 'ДВР' в предвыборном раскладе, по данным социологических опросов, в зону риска. Все решало то, куда качнется колеблющийся демократический избиратель, что перевесит – риск потерять свой голос, если 'ДВР' барьер не преодолеет, или надежда иметь последовательно либеральную политическую силу, представленную в Думе.
Утром 21 декабря позвонил Черномырдин, поздравил: пятипроцентный барьер нами преодолен. За ним поздравил Георгий Сатаров, помощник президента, занимавшийся выборами. Та же информация – по радио, телевидению. Многочисленные звонки от сторонников, тех, кто нас поддерживал, голосовал за нас. Буквально часа два спустя – волна тревоги, потом разочарование: у Рябова в Центризбиркоме другие данные. Наша партия по-прежнему сохранила сильное положение в столицах – в Москве, в Питере, провела 9 депутатов по одномандатным округам, но проходного барьера не преодолела.
Из-за контраста с предшествующими известиями настроение особенно мерзкое. К тому же удручают общие результаты выборов. Убедительная победа коммунистов, у них явно будет большинство в парламенте, за ними на втором месте Жириновский, 'НДР' получил меньше 10 процентов голосов, 'ЯБЛоко' – меньше 7 процентов. Максимум, что смогут сделать в Думе демократы и умеренные, – это не дать коммунистам конституционного большинства. А ведь у нас впереди, через полгода – президентские выборы. Если умеренные и демократы подойдут к ним столь же раздробленными, вполне может сложиться ситуация, при которой победа коммунистов станет неотвратимой.
Природа постсоциалистического политического цикла довольно ясна. Социализм, как правило, оставляет в наследство финансовую разруху тяжелейшие бюджетные проблемы, крупный и трудноуправляемый внешний долг. Все это вместе с отсутствием традиций уважения к частной собственности, контрактному праву ставит непростые задачи перед правительствами, приходящими ему на смену.
Реформы неизбежно несут с собой радикальные изменения стиля жизни, соотношения доходов, социальных статусов. Общество с трудом адаптируется к подобного рода переменам, даже когда они исторически неизбежны и оправданны. Да, конечно, это хорошо, когда не надо больше стоять в очередях
