Прыгая по лестнице через четыре ступеньки, мы очутились у телефона, и я снял трубку.
— Алло, алло! — сказал я сдавленным голосом. — У телефона отель Дарреги…
— Не кладите трубку, вас вызывают, — сухо перебил меня голос телефонистки.
— Алло, алло! — сказал далекий голос… — Алло, не разъединяйте. Алло, это отель?..
Остальное стерлось в потрескивании и шипении.
— Алло, алло! Да, да, вас слушает отель Дарреги…
— Господин Дюран здесь? Господин Эмиль Дюран. Попрошу вас позвать его к телефону.
На сей раз я прекрасно все слышал. Это был мужской голос, весьма энергичный мужской голос.
— Господина Дюрана нет, — ответил я со всей солидностью, на какую только был способен, выговаривая каждое слово самым тщательным образом.
На другом конце провода раздался возглас разочарования:
— Как! Он уехал? Однако…
— Он возвратится только к вечеру. Он ушел на прогулку.
— Ах, вот как! Можно вас попросить передать ему кое-что?
Феликс, который, не смущаясь, подслушивал разговор, делал безумные глаза и жестом показывал мне, что необходимо удвоить бдительность. «Кое-что»! Голос говорил о чем-то важном. Мы перехватим сообщение, предназначенное для господина Дюрана-Ошоа! Определенно судьба снова улыбнулась нам.
— Скажите, ему звонил господин Вальд…
— Простите? Господин?
— Вальдер. В, а, л, ь, д, е, р. Вальдер. Скажите, по поручению господина Вальдера. Он поймет.
— Господин Вальдер. Хорошо… Да, сударь.
Феликс толкнул меня локтем. Совершенно ясно, что дело осложняется. Человек не сказал «Вальдивиа», он сказал «Вальдер», но все равно — от Вальдера до Вальдивиа не очень далеко… Все ясно!
— Скажите ему, что я звонил по поводу клада…
— Простите? — Руки мои начали дрожать от волнения, и я все повторял «простите».
— По поводу клада майя. Он поймет. Скажите ему, что я согласен, если он поторопится.
Я все прекрасно понял, и мой друг Феликс тоже слышал странную фразу, не пропустив из нее ни одного слова.
Итак, некий господин Вальдер звонил нам, чтобы мы предупредили господина Дюрана, что ему надо поторапливаться. Поторапливаться по поводу клада майя! Невероятно!..
— Скажите ему еще, что господин Лопес в Люшоне. Господин Лопес на днях приедет к нему. Если вещь готова, он сможет взять ее с собой и передать мне.
— Хорошо, сударь, — покорно сказал я. — Мы ему скажем, что господин Лопес в Люшоне и что он приедет за вещью, чтобы отвезти ее вам.
— Отлично. Вы очень любезны. Благодарю вас. Скажите ему, чтобы он ждал письма.
— Да, сударь. Чтобы он ждал письма. Мы все передадим господину Ошоа.
— Что? Как вы сказали?
— Мы все скажем господину Дюрану.
— Прекрасно. Благодарю еще раз. До свиданья, сударь.
Господин Вальдер повесил трубку. Его далекий голос, доходивший до нас под аккомпанемент треска, умолк. Тишина вновь овладевала нашим домом. Я медленно положил трубку на рычаг.
Феликс, упершись руками в бока, несколько раз покачал головой:
— Ты отдаешь себе отчет? Нет, скажи только, ты отдаешь себе отчет?
Я был озадачен.
— Этот Вальдер, или Вальдивиа, показался мне очень вежливым.
— Даже слишком вежливым, — буркнул мой друг. — Теперь все ясно. Вальдивиа угрожает. За его любезными манерами видны клыки. Каков наглец! Он звонит по поводу клада, только и всего. И он предупреждает несчастного, что некий Лопес придет к нему за вещью!
— За вещью?
— Ну да, за планом храма, это совершенно ясно. Вальдивиа намеревается найти десять тысяч слитков золота. Он приказал Ошоа составить план. И Лопесу поручено этот план доставить ему. Все сходится. Но Ошоа колеблется. Он не хочет раскрыть тайну, которая принадлежит не ему одному. Это тайна — не забывай — также и твоего кузена, несчастного Жана. Тогда Вальдивиа начинает выходить из себя. Он угрожает. Да, он угрожает. Я его прекрасно понял. Ты слышал — он был раздражен? Он предоставляет Ошоа последнюю возможность. Если Лопес вернется с пустыми руками, тогда горе Ошоа. Или даже — как знать? — если Ошоа откажется вручить Лопесу план, Лопес будет знать, что ему делать дальше. В горах несчастные случаи — дело обычное! Только…
— Только?
— Только этот Вальдивиа упустил одну маленькую деталь. Мы-то здесь, а он об этом ничего не знает. И мы спасем Ошоа!
В этот момент открылась дверь, и вошла мама с разноцветными клубками шерсти в руках.
— Вы ещё здесь? Пора в школу. Я задержалась в лавке… Никто не приходил?
— Звонили господину Дюрану.
— Вот как! Кто-нибудь из его родных? Дурные вести?
— Не знаю. Господин Лопес должен приехать повидаться с ним, и господин Вальдер просит его поторопиться по поводу клада.
— Хорошо. Значит, народу у нас прибавится… Но как ты сказал? Поторопиться насчет клада? Какого клада?
— Не знаю, — ответил я, стараясь, чтобы голос мой звучал как можно безучастней. — Звонил какой- то господин и поручил нам это передать. Он сказал, что господин Дюран поймет.
— Странное поручение, — сказала мама. — Ну хорошо, сам ему и объяснишь. Надеюсь, что ты все правильно расслышал.
Прежде чем двинуться в путь, Феликс долгим взглядом окинул пустынную дорогу. Она, петляя, убегала в глубь долины. Пласты снега, покрывавшие ее, бледным светом искрились под серым небом. Быть может, по этой самой дороге придет Лопес, посланник Вальдивиа, чтобы в последний раз пригрозить Ошоа.
— Мне бы очень хотелось присутствовать при том, когда ты будешь передавать Ошоа поручение господина Вальдера, — сказал мне Феликс.
Вот почему, когда окончились вечерние занятия, мы оба насторожились, прислушиваясь к шумам площади. Мы ждали тонкого поскрипывания полозьев и звучного голоса господина Ляпюжада, подгонявшего упряжку волов.
Учитель распустил нас, а саней все еще не было видно. Снежные хлопья снова замелькали над деревней.
Мы решили отправиться навстречу нашим дровосекам.
— Живее! — скомандовал Феликс. — Ничего нельзя предугадать… Может быть, этот Лопес уже бродит где-нибудь в окрестностях…
Метрах в ста от деревни мы успокоились. Протяжное «Эй-эй!» известило нас о приближении саней. Тяжело ступая, волы двигались по снегу, пар вился над их мордами — с трудом тянули они сани, доверху груженные дубовыми и буковыми дровами.
В надвигающейся ночи, на фоне заснеженной лужайки, вырисовывались силуэты коренастых фигур Ляпюжада и моего отца. Рядом с ними браво шагал наш постоялец. Усталости не было заметно в его движениях. По-видимому, он затратил не много сил, ограничившись тем, что наблюдал за работой дровосеков. Его мягкая шляпа и пальто были густо усыпаны снежными хлопьями. Холод и ходьба по горам разрумянили его лицо. Он заметил нас издалека и приветливо помахал рукой.
— Дети мои, — весело крикнул он нам, — какая жалость, что вы не могли пойти с нами! Упустили
